Лорд Дансени «Пегана»

Фэнтези в его современном понимании – жанр молодой. Ему едва ли исполнилось сто лет. В порубежный период конца 19 – начала 20 века то, что сейчас принято понимать под таким литературным направлением скорее проходило по разряду сказок и мистических историй, тем более работавшие в тот период авторы воспринимали свою прозу точно так же.

Устойчивый тренд на выделение из подобных сочинений отдельного корпуса литературы, сосредоточенной на магической стороне реальности с описыванием особых миров, задал ирландский писатель Лорд Дасейни, создавший целый цикл о вымышленной волшебной стране под названием Пегана. В цикл вошли два полновесных сборника «Боги Пеганы», «Время и боги» и еще несколько отдельных рассказов.

Цикл рассказов о Пегане коренным образом отличался от других подобных историй по нескольким важным признакам.

Во-первых, базой для рассказов послужили реальные древнегреческие мифы. Дансейни знал и любил античность, он прекрасно прочувствовал дух Эллады и понял этот прекрасный древний мир, стоявший у истоков современности. Вероятно, жажда творчества и влияние мифологии смешались в нем в единый поток, который и дал начало историям про Пегану и ее богов и героев. Действительно, для хорошей мистической или сказочной истории не обязательно разрабатывать что-то фундаментальное в плане идей. Достаточно ограничиться хорошим сюжетом, коллизией, сильной темой и интересными героями. Но если вы создаете целый цикл о новом мире, этого будет мало. Вам понадобится прочный фундамент, придающий миру определенную атмосферу и свою философию. Дансейни это понял, он понял, что в основе выдуманной вселенной должны лежать фундаментальные идеи, концепции и архетипы, и для европейской фантастической в широком смысле литературы, каковую он писал, вполне естественным стало обращение к древнегреческим истокам. Почему не римским? Очевидно, что римские мифы вторичны по отношению к греческим. И действительно, в каждом рассказе ощущается эта средиземноморская атмосфера, эта знакомая свежесть, и почти родные пейзажи той самой «милой сердцу Аркадии». Именно поэтому читая истории из Пеганского цикла читатель как бы прогуливается по знакомым местам.

Примечательно, что хотя Пегана многое унаследовала от античности, но не похожа на нее в точности. В этом мире можно проследить и черты других мифологий, легенд и сказаний. В некоторых рассказах бросается в глаза отчетливый арабский след, эхо Сказок тысячи и одной ночи.

Во-вторых, Пегана представляет собой не просто набор эпизодических сцен, а продуманный отдельный волшебный мир, действующий по своим законам. Это тоже важный признак фэнтези как жанра фантастики – выстраивание особого пространства, где не действуют обычные законы, либо необычного по иному принципу, но главное Иного мира, «иноземья», не-реальности. Дансейни впервые создал такой полностью волшебный мир, продуманный достаточно детально, чтобы в нем уместилось много отдельных завершенных историй с разными героями. Если раньше действие мистической истории происходило в реальности, в других мирах, но незавершенных, а лишь обрисованных, то у Дансейни получилось построить особую вселенную Пеганы, цельную и самодостаточную, то есть фэнтезийный мир, в который хочется попасть и испытать вместе с его обитателями все выпавшие на их долю приключения.

В-третьих, в цикле рассказов об этом мире обязательно присутствие волшебства, магии, что является непременным атрибутом фэнтези. Магия, то есть некая сакральная необъяснимая, сверхъестественная сила – важнейший атрибут фэнтези. Но если в мистике она может выступать основой сюжета, триггером, поворотным моментом, загадкой и так далее, то в мирах фэнтези магия – это топливо, на котором работает все. То есть та самая энергия, что придает вселенной жизнь. В Пегане магия настолько естественна, что является физическим законом мироздания. Применение волшебства не редкость, а необходимость, а чудеса и необычное – данность, вроде восхода и захода солнца.

Пегана – красивый мир. Кажется, что она очень хрупкая и заключена в хрустальный шар, который очень легко разбить одним неловким движением. Поэтому мир Пеганы чрезвычайно уязвим и требует защиты. Вместе с тем этот мир герметичен, он лучится внутренней силой. Он хранит секреты: там, на просторах Пеганы сокрыты древние тайны и мудрость. Но парадокс в том, что вместе с дряхлой стариной в Пегане соседствует и озорная юность, и даже божественная глупость: подобно олимпийским богам, божествам Пеганы не чуждо все человеческое – они любят и ненавидят, обожают загадки и падкие до лести. Словом, все обитатели мира Пеганы – живые. Потому что мир этот живой, наполненный витальной энергией, что вложил в свой хрупкий хрустальный шар его демиург-мечтатель, его первое и главное божество – замечательный писатель Лорд Дансейни.

«Пегана» – первый полноценный фэнтези-цикл с проработанным миром, и написанными о нем историями, невероятно поэтичными и исчезающе красивыми, как сон. Первое слово в истории жанра.

«И они создали Землю, ту, что восхищает...»

«Боги Пеганы» и «Время и боги» — это части фэнтезийного цикла «Пегана», состоящего из рассказов. Цикл сам по себе уникален, ведь это так называемое «дотолкиновское» фэнтези, замешанное на мифологии. Если внимательно присмотреться к рассказам, понимаешь, что это попытка лорда Дансейни создать собственную космогонию и мифологию для маленького выдуманного мира, причем выстроенное по классической схеме – от описания сотворения мира и рассказов о богах, до рассказов о героях и простых смертных, глазами которых нам дают возможность опять же взглянуть на богов.

Мир грез Дансейни причудлив и хрупок, здесь сосуществуют различные демиурги,мелкие божества и люди. Несмотря на то, что каждый рассказ повествует о событиях, происходящих в разных уголках Пеганы, и автор явно смешал элементы множества верований, все же мне кажется, что Дансейни опирался в основном на мифологию Востока, Древней Греции и куда меньше позаимствовал в мифологиях Северной и Западной Европы.

Сборник полон аллегорий, снимешь одну шелковую накидку с рассказа, а под ней еще десяток наслоений-«паутинок», и добраться до нижнего слоя практически невозможно. Слог красив, витиеват, порой возникает ощущение, что читаешь стихотворения, замаскированные под прозу. Своеобразная проза, однозначно стоящая прочтения, однако она будет, скорее всего, интересна только тем читателям, кто интересуется историей литературы, в частности историей фантастики начала 20 века. Да и читать сборник стоит неспешно, маленькими дозами, иначе может произойти перенасыщение и отторжение, слишком уж он непрост.

Когда-то давно лорд Дансени открыл для своего читателя чудесный мир, населенный различными богами и магическими существами. Он назвал этот мир Пегана. С тех пор, любой путник, истосковавшийся по волшебным историям, мог прийти в Пегану и отдохнуть душой от суеты дней.

Лорд Дансени не просто рассказал о новом мире всему свету, он смог передать все мифы и легенды этого мира, начиная от его рассвета, и заканчивая закатом. Самое интересное, что Дансени работал очень скрупулезно, а значит, его истории, как и настоящие мифы, могут противоречить друг другу, могут быть туманными и слегка запутанными, и при этом, они неизменно чудесные и своеобразно поэтичные.

Множество путников заходили в Пегану, и еще множество зайдут. Некоторые ищут там покоя, некоторые вдохновения, кое-кто затем пишет собственные истории, не хуже Дансени и не лучше, а другие и о другом. Есть и те, кто приходить в Пегану полным надежд, но уходит из нее разочарованным. Этот мир полон чудес, но он очень хрупок. Стоит подступиться к нему с неверным настроением или пробежаться вскользь по избранным историям, и волшебство исчезнет. Магия прячется на глубине.

Только для любителей легенд, по форме и по содержанию. Всем остальным подходить очень осторожно.

На прочтение сподвиг титул данного произведения как «дотолкиновское фэнтези», было безумно интересно узнать а как же было вначале до эльфов, гномов, орков и т.д.? Разве может существовать мир фэнтези не наделенный этими существами? В итоге был сильно разочарован и причиной были вещи которые я не ожидал увидеть. Очень сложный язык повествования в первой части Боги Пеганы, во второй части чуть легче, но не вытягивает до хорошей оценки. Помимо самого языка, также сложно уловить смысл и сквозной сюжет отдельных произведений, некоторые микрорассказы настолько обделены каким либо логичным сюжетом, что становится непонятно зачем вообще они были написаны. Лишь 3 рассказа получили от меня 7 баллов, которые были хорошо написаны и их было интересно читать, остальные все получили оценку ниже.

Безумец тот, кто сомневается в реальности снов… Следовало бы сомневаться в подлинности просыпания.

Миллионы жизней против одной, тысячи эпох против сотни лет, россыпь миров против четырех стен, долгий, как судьба, караван, нагруженный жемчужинами воображения, шелком историй, нефритом чудес и янтарем поэзии, против испуганного ишака, уже увязшего копытами в болоте серости, скуки и забвения, — да разве есть у нас выбор?

«Из той же мы материи, что сны», вещал древний мудрец; «одни лишь грёзы истинно существуют», вторит ему наш Автор.

Грезить — такого права не дала нам природа, озабоченная выживанием, но мы сами отвоевали его, и эта борьба сделала нас теми, кто мы есть.

Не в рассудительном труде, не в сплоченном коллективизме пробуждалось сознание перволюдей, но в муках грозящих видений, в кошмарах галлюцинаций, в сполохах фантазмов и спасительном забытьи снов — таким было зарево грядущей ясности и величия духа; родившееся во тьме пещер, от первой мучительной черты углем по стене, от первого фантомного проблеска, увидевшего — разглядевшего! — в метнувшейся тени призрака, в катящемся камне живого бога, оно вышло на залитую солнцем равнину поэтического творчества, забурлило дунаями песен и сказаний, возвысилось до олимпийской вершины мифа — чтобы никогда уже оттуда не сходить; ио, Пан, ио! — творцом стал человек, и так стал человеком.

Скажите, где широкий парус Вавилона? где трирема Рима? где серебряный галеон Вест-Индии? где фрегаты и линкоры колониальных империй? — на дне моря, именуемого Историей, и рыбы пасутся в пустых глазницах царей и министров, и песок затирает последние законы с полуистлевших бортов, и наши имена прибой забормотал до неразличимого шептания — «а плотик, что сделал Гомер для Елены, плывет».

Бессмертна лишь песня, бесценна лишь мечта, безгранично лишь чудо.

Лучшие Поэты блюдут сию заповедь, и наш Автор среди них.

И как один шествует обручь с Уризеном и Ринтрой, как другой ведет беседы на квенья с Илуватаром, так и наш Автор окружен божественным сонмом — Кибом и Сишем, Слидом и Руном, Асгулом и Ругом, сладкоголосым Лимпанг-Тангом и самым правдивым из них — Йохарнет-Лехеем, повелителем сновидений и фантазий.

И есть под тем небом короли и пророки, пастухи и воители, реки и пустыни, грёзы и битвы, баньши и фейри, смерть и любовь, благородство и подлость, улыбки и слезы, маки и лютни, пляски девушек и драгоценные каменья, и превращения в гусей, и даже псы с тросточкой — словом, всё, кроме самой малости, о которой вы, пожалуй, и не вспомните, если вам не подскажут: а именно — курсов валют, ежедневных новостей, предвыборной демагогии, бизнес-планов, чартерных рейсов, электронных блогов, автомобильных пробок, равно как и самих автомобилей, электричества и водопровода — вкупе с счетами на них, а еще проблемы перенаселения, национального вопроса, загрязнения среды, политических санкций, стратегий личностного роста и советов «как заработать миллион».

Вижу, потянулись руки за кошельками, требуя билета, — о этот век-Мидас, превращающий всё, чего ни коснется, в рекламу, и в повод для рекламы, и в рекламу повода!

Но путь туда не оплатить даже оболом Харона.

И вот он каков: с раннего детства жадно внимать сказкам; в юности чтить героические сказания; в зрелости вдохновляться стариной; во всякое время дышать лесом и лугом; ни на миг не забывать, что всё прейдет, оттого преисполняться щемящей грустью и светлой иронией; быть равнодушным к тревогам и соблазнам мира сего, но использовать любую возможность, дабы унестись мыслью к Водопаду древних песен, и к Равнине летучих снов, и к Бездне, полной звездной пыли, — а вернувшись, осторожно стряхнуть ту пыль на чистые листы бумаги; и сочинять, грезя, и грезить, читая; и так до скончания лет своих, не исчисляя их и не жалея.

Долог тот путь, а всё ж не напрасен; и смерть на нем — лишь остановка.

«Кто умер, тот никогда не жил».

А потому оставим сетовать малодушных и злободневных, печалиться об уделе трусливых и скаредных, отправимся же вслед за любезным Автором в дивную страну Пегану — любоваться мраморными террасами Сардатриона, восхищаться неколебимым пиком Тинтаггона, считать идолов Млидина (берегитесь, если их сто!), слушать песни о Ханазаре, вернувшем прошлое, печалиться над гибелью долины Сидифь и радоваться милости Сарнидака — хромоногого мальчугана, сохранившего для людей лунный свет, и тишину рассветного часа, и воспоминание о заросшем тростником озере, без которых и мир не мир, и мы не мы, и даже боги не боги.

И когда от нас не останется ничего: ни разума, ни чувств, ни памяти, ни имени, ни наследия и наследников, останется еще Южный Ветер, неутомимо странствующий, плачущий и не дающий никому покоя; и поверьте, это немало, ибо «настанет день, когда он одолеет горы и осушит ледяные моря, доберется до полюса» и сметет шахматные фигуры с доски Вечности, чтобы началось всё заново и снова жили мы.

И какие бы эоны времен ни минули до того дня, они продлятся не дольше взмаха крыльев бабочки, ибо жизнь поистине вечна, а небытия нет.

«Мы лишь на миг закрыли глаза», скажут тогда люди, удивленно оглядывая незнакомый мир; и лишь Поэт будет знать правду, но какое дело людям до Поэта? — они вновь не поверят ему.

Что ж, Поэты и не строят ковчегов; им достаточно малого плотика — неброской фиолетовой книжицы, и одинокого читателя, прильнувшего к ней посреди гудящего техникой мира.

И это всё, что имеет значение.