Юрий Горбачёв «Крутой»

«Фантазия-реферат» «Крутой» Юрия Юлова представляет собой самое объемное и, пожалуй, самое интересное произведение первого тома «мужских интеллектуальных фантазий».

Автор отправляет двух героев в прошлое – в 1986 из 2000 года, чтобы исследовать, как они себя поведут в знакомой вроде бы обстановке, но с опытом прожитого.

«Кто из нас, ветеранов перестройки, время от времени ностальгически не вспоминает застойные годы? Более двух десятилетий нас несет по быстрой и мутной реке жизни как муравьев на щепке: даже скорость оценить трудно – берег далеко. И кажется, что вот там-то, на берегу, все было просто и красиво…» -- так начинает свою традиционную преамбулу к фантазии автор.

Повесть разбита на короткие главы с названиями. Например, в первой главе -- «Старший научный сотрудник» -- идет создание психологического портрета Олега Сенницкого. Поскольку повесть достаточно объемна (около 70 книжных страниц), то Юрий Юлов не жалеет красок. Мы же в состоянии привести только некоторые выдержки из его текста: «Вечер тянулся в обычной вялой унылости. Или в усталом безразличии. С.н.с. лаборатории релятивистской механики института физики хмуро жевал батон, запивая его жидковатым полусладким чаем. Нет, сахар был, хватало сахара. Но Олег Сенницкий, мучимый догмой, что жить надо по средствам, неосмотрительно данной родителями, считал, что не вправе роскошествовать. Низкая зарплата научного работника со всеми надбавками с успехом перекрывала несколько дебильных «минимальных», но, безнадежно отставая от инфляции, не достигала реального прожиточного минимума». Этим, по-моему, сказано многое. Выводится этакий затрапезный интеллигент, вряд ли удовлетворенный реальностью. Или вот: «Жена Маринка, более преуспевшая в плавании по житейским волнам и нырянии в рыночные омуты, несколько стеснялась его примитивно-серого вида. Олег и сам чувствовал, что не дотягивает».

Следующая короткая глава называется «Игорь Камышов», где описывается второй персонаж, которого вскоре отправит автор в прошлое. «Фарца». Так называли Игоря, когда хотели обидеть. Но он не обижался и не допускал, чтобы на него обижались. Злиться – пожалуйста, сколько угодно. «Злись – я тебя успокою». Игорь запросто раскидывал неграм-студентам стольники, удваивая или утраивая их стипендию, брал у них джинсы и шел на Муховской рынок (…) У него две дочки-гимназистки. Правда, от разных жен и в разных гимназиях. Сам он теперь с третьей – такой же ясноглазой и броской, как и прежние. «Чтобы быть молодым душой, нужно чтобы жена была молода телом!» -- посмеивался Игорь (…) Камышов, несмотря на общую недоученность, еще в универе общался с осциллографом, как с мамой родной. Зная, что за ошибки не накажут, а за инициативу похвалят». Тоже довольно выразительный психологический портрет.

И вот два таких разных по натуре человека на «машине времени», опробованной, как водится, сначала на крысах, отправляются во времена «горбачевской перестройки», чтобы заново попытать счастья, да и прожить лишние куски жизни.

Вряд ли целесообразно расписывать тут все хитросплетения приключений героев в подробностях. Но вкратце все же напишем. Однако, что же свело столь разных людей в таком начинании? «…Сенницкий чувствовал, что без Игоря, без его природного оптимизма, хватки и опыта перемещение в 1986 год, скорее всего, будет затеей неестественной. Прекрасно владея информацией, с.н.с. порой в поисках абсолютной истины усложнял задачу до нерешаемости. Игорь же, наоборот, упрощал, идя напролом (…) Однако информация была воспринята, и через пару месяцев Игорь объявился: «Помнишь, об аппарате твоем на кухне бахарили? Ты не по пьянке тогда по ушам ездил?»

Попав в прошлое, товарищи вскоре разошлись своими дорогами. Исходя из склонностей, так сказать. Игорь опять шуганул на путь «фарцы» и отлично интегрировался в начинающийся рынок. Олег же Сенницкий отправился квартирантом к гостеприимной Антонине Владимировне, у которой он квартировал когда-то еще студентом. Хозяйка теперь была постарше, да и герой наш, естественно, постарше тоже. Он ей все время кого-то напоминал, даже конкретно – «студентика одного». Вскоре они, как и в пору студенчества Сенницкого, улеглись в одну постель. Это, видимо, было у хозяйки в порядке вещей.

Самое интересное, что Олег-младший в это же время проживал свою жизнь с женою Мариной, которую, молодую, Олег-старший опять страстно и платонически полюбил, осмеливаясь лишь провожать ее украдкой с работы до дома, а затем – стоять и смотреть со двора на окна. И еще более интересно, что Олег-старший в «нормальной» жизни своей помнил эпизод, когда жена Марина пожаловалась, что за ней кто-то следит. Они стали в темной комнате и наблюдали, как некто следит из вечернего двора за их квартирой. А это был сам Сенницкий, прибывший на машине времени.

«Гнилой интеллигентик» Олег Сенницкий оказался куда как хуже приспособленным, чем Игорь, к возвращению в прошлое. Рассудок его вскоре не выдержал, кроме того на его пророчества насчет будущего стали обращать внимание, граждане сообщили в милицию, милиция направила этого странного человека в дурдом. Через много лет выйдя оттуда дряхлым трясущимся стариком, Сенницкий опять посетил Клаву, которая едва узнала его, затем – в виде опустившегося бомжа встретился с «собой», с Сенницким-младшим, выпил с ним водки, поговорил за жизнь. Потом они потерялись: «Шли дни. Чувство внутреннего напряжения не проходило. Проклятый старик как сквозь землю провалился. Олег обшарил все близлежащие помойки. Он расспрашивал бомжей, безработных и алкоголиков о Сенницком-старшем (…) Впрочем, удалось узнать, что в среде деклассированного андеграунда старик был известен как Марсианин или Боксер (…) Марина замечала, что с мужем творится что-то неладное (…) Олег давал тривиальные или уклончивые ответы. Пробить стену замкнутости не представлялось возможным».

В последней главе, правда, выяснилось, что «Когда Сенницкий-младший по затертым ступенькам института физики выходил в 1986 год, Сенницкого-старшего везли в морг. Согласно результатам вскрытия смерть наступила вследствие кровоизлияния в мозг. Естественно, патологоанатомы умолчали, что санитарка нашла бомжа на полу, куда он свалился, намереваясь, очевидно, встать с носилок».

Кстати надо сказать, что в общий и без того усложненный строй повести вкрапляются «слова оппонента», набранные в книге специальным шрифтом. Вот как раз таким «словом» и заканчивается повесть. Приведем этот отрывок: «Крутил-мутил, наконец-то домучил. Впрочем, и эта глава, я считаю, ни к чему. Должна была для читателя хоть какая-то загадка остаться!

Я понимаю, в чем хохма: типа два тела разного возраста в одном пространстве могут быть, но после момента перехода – никак. Ох, блин, удивил! Читал подобное что-то, но не помню.

В целом – не очень. Не очень понятно, не очень подробно, не очень читабельно, не очень правдоподобно, не очень увлекательно. Женщин, может быть, добавить, любови всяческой? Попробуй-ка переключиться на «мыльные оперы» -- возможно, там получится удачнее? Шучу-шучу… Пиши, как пишется, я подправлю.

Но может, из зависти вредничаю: похоже, всё, что автор хотел сказать, у него получилось. Не без моей помощи, конечно.

А пистолет все-таки не выстрелил… Ну, это несерьезно!»

Обращаю ваше внимание на то, что «Слово оппоненту» -- это не просто кокетство или скоморошество автора, и даже не просто способ добавить полифоничности произведению. Это, как думается, еще и намек на некое второе «я» автора, живущее параллельно, по аналогии с тем, как «до старта» жили вместе Сенницкий-старший и Сенницкий-младший. Это второе «я», выходит по Юлову, влияет на нашу судьбу. А кто бы, собственно говоря, сомневался.

У Игоря же Камышова, человека с несравненно более простой психикой и потому менее интересного для самого автора, переход в прошлое сложился куда как проще и безболезненнее: «Его теперь не смущало переплетение прежней памяти с нынешними событиями. Он, смеясь, рассказывал, как регулярно «снимает» свою бывшую жену, наставляя рога Камышову-младшему (…) Еще через три месяца Игорь практически исчез из поля зрения Олега. Вернее, исчез как «Камышов»: оставил Камышову-первую разбираться с Камышовым-младшим, еще раз женился, перешел на фамилию жены, организовал турбюро и купил квартиру в престижном районе».

Единственно не совсем понятно, почему повесть была названа «Крутой», как бы в честь столкновения Сенницкого с второстепенным персонажем, появляющимся буквально на две главы – блатарем Панихидой, который походя назвал Олега «крутым». По крайней мере так мне показалось. Быть может, Юлов имел в виду что-то другое.

Повесть интересна своей сложной сюжетной конструкцией, психологизмом, философской концепцией о человеческом втором «я», проведенном через «машину времени».

Фантазия-реферат «Крутой» печаталась в российском журнале «Юность» (декабрь 2004).