Леонид Леонов «Нашествие»
Действие происходит во время Великой Отечественной Войны. В маленький русский городок накануне прихода немцев возвращается Федор Таланов, сын местного врача-интеллигента, отсидевший в лагере. Ему не доверяют ни знакомые, ни родные, его фактически выгоняют из родного дома. Во время оккупации в городе начинают происходить террористические акты, направленные против немцев...
Пьеса в 4-х действиях.
Первая публикация — «Новый мир», 1942, № 8. Отрывок: «Красноармеец», 1942, № 16.
М.-Л., «Искусство», 1942, 127 с.
То же — изд. испр. М., Гослитиздат, 1942, 95 с.
После выхода пьесы отдельным изданием отрывок из нее печатался в кн. «Красноармейская эстрада. Вып. 5». М, 1943 (под названием «Допрос Федора»).
Входит в:
— сборник «Избранное», 1945 г.
— сборник «Пьесы», 1945 г.
— сборник «Избранное», 1948 г.
— сборник «Пьесы», 1948 г.
— сборник «Избранное», 1949 г.
— сборник «Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5», 1954 г.
— сборник «Театр. Драматические произведения. Статьи. Речи. В 2-х томах. Том 2», 1960 г.
— сборник «Собрание сочинений в 9-ти томах. Том 7. Пьесы», 1961 г.
— сборник «Пьесы», 1964 г.
— антологию «Они сражались за Родину. Нашествие. Фронт. Русские люди. Офицер флота», 1966 г.
— сборник «В годы войны и после», 1968 г.
— сборник «Проза. Пьесы. Статьи. Речи», 1971 г.
— сборник «Пьесы», 1976 г.
— антологию «Л. М. Леонов. Нашествие. К. М. Симонов. Русские люди. А. Е. Корнейчук. Фронт», 1980 г.
— антологию «Пьесы», 1980 г.
— сборник «Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 7», 1983 г.
— сборник «Взятие Великошумска. Повести и пьесы», 1984 г.
Награды и премии:
 лауреат |
Сталинская премия в области литературы, 1942 // Драматургия. Первая степень |
Экранизации:
— «Нашествие» 1944, СССР, реж. Абрам Роом, Олег Жаков
1942 г.
1946 г.
1947 г.
1949 г.
1954 г.
1960 г.
1961 г.
1964 г.
1966 г.
1968 г.
1971 г.
1974 г.
1976 г.
1978 г.
1980 г.
1980 г.
1980 г.
1983 г.
1984 г.
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
[ 4 ]
Groucho Marx, 16 февраля 2016 г.
Правильно говорится, что эта пьеса — самая значительная из всех, написанных на материале Великой Отечественной Войны.
При внешней простоте в ней скрыто очень сложное содержание, выявленное, насколько мне известно, лишь Абрамом Роомом, сделавшим по пьесе фильм с Олегом Жаковым в главной роли. По сути, пьеса о том, как вампиры наваливаются на живого человека и съедают его. И для Леонова и для Роома живыми мертвецами являются не только «призраки прошлого», типа бывшего купца Фаюнина, но и «прекрасный доктор-интеллигент» Таланов-старший, и его старенькая жена, и вообще вся жутковатая камарилья советских патриотов, травящих Федора Таланова, которому не остаётся ничего другого, как умереть самым красивым образом. Гнев Леонида Леонова в этой пьесе направлен не только на оккупантов, не только на вылезших из всех щелей «человечков из бывших», но и на идеологически зашоренных, и потому превратившихся в живых мертвецов «советских интеллигентов».
Эта пьеса появилась в т.н. «вторую сталинскую оттепель», когда кремлёвский горец из-за войны слегка отпустил удавку на горле управляемых им народов. Позже, всего лишь пару лет спустя, у такой пьесы не было бы ни малейших шансов на публикацию, несмотря на авторство Леонида Леонова.
[ 4 ]
Стронций 88, 10 декабря 2015 г.
Эту пьесу я читал как порекомендованную лучшую у автора. Но как-то не пошла она у меня… По правде говоря, опыт чтения пьес у меня не очень-то большой, редко я их касаюсь. Это вообще вещь особая, сложно выполнимая, как мне кажется. Есть при чтении пьес у меня определённые опасения. И тут они оказались не безосновательными. Во-первых, пафос. Большая вздутая переигранность, много громких поэтических слов, которые в данной ситуации казались совершенно неуместными и неживыми. Не знаю, как это смотрелось бы со сцены, но при прочтении от этих рассуждений и слов пафосных и витиеватых сами герои и происходящее казалось переигранным, кукольно-неживым. Один только Фаюнин (вот собака-то!) со своей стариковско-слащавой манерой говорить был ограничен и любопытен. Надо сказать, этот Фаюнин-то и был для меня самым интересным (единственным!) персонажем в пьесе. Во всей этой ожидаемости и очевидности. Живой и даже какой-то неожиданный (хоть негативный) персонаж среди шаблонов (Фёдора – раскаявшегося преступника борющегося с врагом; интеллигентного страдающего из-за сына врача; пламенных партизан-комсомольцев; дышащего огнём дракона из гестапо с ломанной русской речью и русскоязычных прихвостней); один он как-то действовал нелинейно и этим уже выделялся, был сложнее и живее остальных. А уж его встреча с солдатом в шинели была, по-моему, самым главным моментом, самым ярким – он, а не подвиг бывшего заключённого Фёдора и его искупление (меня тут даже едкие его речи не сбили с ощущения, что именно так и будет). В остальном же – как-то очевидно, даже предсказуемо. Ощущение штамповки осталось. Да, местами всё-таки захватывало (в основном описание зверств фашистов – ну, всегда у меня от этого злость рождается), захватывало, но некрепко и ненадолго. А остальное-то по сути – читай выше: пафос, очевидность... Ощущение штамповки. Одного только собаку Фаюнина, наверное, и буду помнить из пьесы… Вот такие мои ощущения.