Во-первых, какой же это рассказ? Роман – и самый настоящий. У него и подзаголовок «Роман в трёх книгах», и объём соответствующий, и несколько главных персонажей, и т.д. и т.п. Может быть, событийность его не столь большая (если не брать массивные обращения к прошлому), но это не повод относить «На суд» к рассказам.
В сборнике «Чисто русское убийство», среди имен классиков, имя Пётра Бобрыкина было для меня совсем неизвестным. Да и читая этот роман, чувствовалось, что что-то в нём не хватает. Вот самую малость. Язык сухой, какой-то прямолинейный, с множеством устаревших слов (примет времени и сословия), для пояснения которых приходилось лезть в словарь, с обилием слов иностранных. Казалось даже, что и сам словарный запас тут весьма ограниченный. Что-то было в этом не совсем умелое, не подходящее для истории, на мой взгляд.
Но прочитав про автора в Википедии я, кажется, начал понимать, что к чему. Он там охарактеризован ещё и как драматург, и это драматургическое чувствовалось. Слишком большой упор на диалоги. В них главой накал. Описания упразднены до описаний декораций (обозначений лестниц, комнат, предметов обстановки), дотошная детализация жестов, с их некоторой наигранностью. Большая часть истории сама собой раскалывается на действия и сцены. Но не вся. Большущие фрагменты –
Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)почти вся вторая книга, исповедь Павла Алексеевича, дневник Ольги Петровны –
это уже нечто совсем другое: сжатые повествования о прошлом. И как ни странно, именно оно казалось мне объемнее, напряженнее, хоть и написано всё тем же языком, рассказывает гораздо больше, чем показывает…
Есть у этого романа несомненные плюсы. Его двойная интрига –
Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть) кем приходится этой паре юная Катенька, и что же за страшное событие привело к «безумию» Павла Алексеевича и такой странной атмосфере в их доме? И всё это переходит в крепкую драму, в противостояние, тем более тяжелое, что главной героине приходится быть судьей (именно этот «суд» выведен в название романа), когда ей хочется быть примирительницей.
По ходу чтения вспомнился классический рассказ Акутагавы «В чаще» (написанный гораздо позднее). Тут тоже было одно событие и два взгляда на него, даже скорее две реакции – два внутренних мира, по-своему оценивающих и переживающих произошедшее. И оба этих взгляда находятся в мучительном противостоянии. Это, на мой взгляд, прекрасно – отличный драматический, психологический роман получается.
Но в этом же есть и обратная сторона. Драматический эффект преобладает. И, кажется, то, что проглотилось бы в пьесе, тут чаще застревает. Вот, например, две стороны одного события. Читать, по сути, об одних и тех же событиях дважды уже не так приятно и легко, особенно если они густо приправлены душевными излияниями (как в случае с дневником Ольги Петровны). И концовка потягивает фальшью, если подумать –
Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть) вот все они такие про честь и душу, а вину с них снимает известие о смерти отца Катеньки, дескать, незачем его теперь и спасать. Но если про честь и душу, то как же тут память о нём людей, испорченная самооговором, как же справедливость, как же собственная совесть, в конце-то концов, – вот как, оказывается, легко её успокоить! Я уж молчу о юной героине, для которой судьба родителей, от которых её так оторвали, словно пустой звук, лишь бы «погода в доме» у новой барской семьи наладилась…
Есть в этом упрощение и фальшь. Попытка вынести всё за скобки, и тем самым облегчить текст (в угоду чему – к его приближению к бульварности?), там, де можно было только усилить, улучшить, сделать более напряженно и неоднозначно. И даже финальная точка после этого кажется какой-то бульварной, даже слегка пошлой.