Георгий Гуревич «Тополь стремительный»

Повесть — типичный образчик советской фантастики «ближнего прицела» середины прошлого века. С той только особенностью, что молодой Гуревич совершенно ничего не понимал ни в физиологии и экологии растений, ни в лесоводстве, ни в проблемах облесения степей и песков. Сильно подозреваю, что он и тополь-то плохо себе представлял. Видимо начинающий автор был настолько захвачен самой идей массового создания лесополос, что просто не замечал всех огрехов и глупостей, описанных в книге. Таким образом, повесть имеет две особенности: отлично выписана практическая сторона дела, борьба научных подходов, обстановка трудового энтузиазма, научные искания, отдельно от всего этого великолепна идея быстрорастущих деревьев; но как контраст — почти полное незнание всего, что связано с ботаникой, биологией, экологией. Генетику оставим в стороне — концепции Лысенко тогда ещё шли в главном створе селекции и являлись обязательной базой для любой работы по выведению новых сортов. Здесь автора винить нельзя, да и, как выяснилось с годами, не во всём ошибался «народный академик».

Примечателен тон повести.

Для начала XX века в литературе характерна потребительская тематика (я бы даже сказал «грабительская»): якобы человеку нужно взять от природы благ по-максимуму. А если не даёт, то завоевать, вырвать. Такой порыв понятен — мир был аграрным, слабая производственная выработка не обеспечивала растущих потребностей (всех было много, а всего — мало). Люди нередко ещё голодали. Поэтому призыв «найти, отобрать и съесть» был актуален и лишних разговоров не вызывал. Достаточно вспомнить хотя бы роман Обручева «Плутония», где передовой отряд учёных-разведчиков напоминает шайку конкистадоров, готовящуюся застолбить новые земли — всё, что можно застрелить, препарировать и попробовать на зуб, безжалостно добывается, консервируется в коллекции или съедается. А чего жалеть — у природы-то ещё много!

Позднее, к середине столетия, появляется тема переделки природы. В связи с перестройкой народного хозяйства во главу угла ставится идея управления естественными процессами с прицелом на выжимание из «кладовой солнца» максимума благ. Звучат лозунги: «Найти, поставить на службу человеку, максимально ускорить, если не получается — переделать, чтобы получалось». И этот подход понятен — после всех войн первой половины века опять-таки жилось несладко. И очень хотелось уже не только кушать, но и жить по-человечески в относительном удобстве, а не добывать что-то с топором по лесам. Кроме того, утверждается мысль, что крайне выгодно не убивать и съедать сразу, а создавать и выращивать впрок. Литература тоже была соответствующая — герои проникли в недра планеты, вели титаническую борьбу за повышение темпов производства на 0,2 процента, направляли реки вспять. Квинтэссенцией массовой фантастики того периода я бы назвал рассказ Ефремова «Пять картин».

Наконец, к 70-80 годам, когда более-менее наелись, политика вынужденного «потребления и переделывания» сменяется на призыв к бережному, как тогда стали говорить «рачительному», отношению к окружающему миру. Оказалось, что «богатства надо беречь». Пора бы уже перестать ускорять, перевыполнять, перестраивать, перепахивать, поднимать на штык лопаты и взрывать. Появилось множество книжек-инвентаризаций, в которых рассказывалось о разнообразии и ценности окружающего мира, печатались призывы охранять, сохранять, приумножать и даже исправлять ошибки прошлого. Фантастика отреагировала даже с некоторым опережением — допустим, цикл Другаля «Институт реставрации природы» вполне можно назвать определённой вехой в развитии экологической фантастики.

«Тополь стремительный» относится ко второму периоду. Типичные черты видны невооружённым глазом. Нужно быстро (буквально за 5-6 лет) посадить тысячи гектар лесополос в засушливых областях СССР — для чего нужна такая гонка, естественно, не объясняется. Ну, кроме как порадовать товарища Сталина. И не просто натыкать по пескам что попало, а вывести специальную (новую!) породу — растущую быстро, не требующую воды, с крепкой древесиной, устойчивую к ветрам и болезням, закрепляющую пески. Опять-таки не поясняется чем плохи природные деревья (саксаул, туранга, карагана, сосна) привыкшие к песчаным почвам. Отдельное недоумение вызывает сам тополь, как объект селекции, — он изначально максимально не приспособлен для решения такой сложной задачи. Дерево тяготеет к увлажнённым почвам речных долин (а не к пустыням — оно загнётся там без полива), технически недолговечно (редко доживает до 70-100 лет, большая часть гибнет за 30-50 лет), подвержено болезням и вредителям, обладает очень мягкой, ломкой древесиной (явно не справится с суховеями). Итого, остаётся только быстрый рост. Но тогда, почему не выбраны более неприхотливые родственные деревья — туранга, ива, осина? Автор ничего не поясняет. Вот надо заставить природу и точка! А мозги заставить работать, (как вариант научной программы) такой вопрос не рассматривается, чтобы не преодолевать трудности, созданные на ровном месте? Также не поясняется с каким именно видом тополя опыты ставили изначально (действие повести происходит, главным образом, на территории Украины) — из чего выводили-то новую породу? Зато автор описывает как пришлось отказаться от гибридизации с Тополем чёрным, мол, оказался слишком чувствителен к морозам. Что за чепуха? На территории европейской части СССР и растёт, преимущественно, только Тополь чёрный (или его вариации), а морозы он выдерживает даже сибирские, не говоря уже о мягком климате Украины.

Дальше центральный герой повести профессор Кондратенков начинает искания: обращается к рядовым работникам лесного сектора (трактористам, лесникам, пионерам-лесничим, садоводам) с просьбой отыскать ему самые скоростные экземпляры. Странно, почему «профессор» не обратился к специалистам в профильные ботанические институты, где занимаются физиологией растений? В питомники и ботсады? Там наверняка лучше знают возможности и потенциал разных видов. И не пришлось бы отрывать от дела тысячи занятых людей. Что за кустарщина?

Ладно, получает Кондратенков свой тополь. И начинает по-мичурински его прививать ко всему, что попадается на глаза, для улучшения свойств: к осине, к морозоустойчивым тополям, к засухоустойчивым тополям и т.п. Да ещё и собирается дождаться плодоношения! Это чистая лысенковщина (потомство гибридов, полученное от прививки, не наследует полных свойств привоя и подвоя), но автор этого, конечно, пока не может знать. Да и не в этом суть. Проблема в том, что профессор экспериментирует буквально со считанными экземплярами деревьев, а ему нужны сотни тысяч саженцев. Ну сколько он получит семян от выросших тополей — несколько сотен, ну тысячу. Капля в море. А ждать взросления растений придётся порядка 10 лет. Т.е. сроки провалены изначально. Кроме того, автор не в курсе, что тополь раздельнопол — для получения семян нужны «мальчики» и «девочки». Как он планирует получить семена, если все его немногие экземпляры (если верить тексту, то только один) внезапно окажутся одного пола?

Тут Гуревич вспоминает про черенкование. Вспоминает-то правильно. Но какую чушь городит профессор Кондратенков! «Нужно усилить способность к черенкованию!» — командует он подчинённым. Товарищ автор, обломки веток тополей сами по себе прорастают, упав на мокрый песок. Что здесь не устраивает профессора и куда уж дальше нужно повышать склонность к черенкованию? Вам не кажется, что она от природы максимальна? Такую же чепуху профессор делает, выращивая опытные экземпляры: посадив сразу несколько деревьев в «гнездо», он затем вырубает лишние, оставляя одно самое лучшее. А знает ли профессор, что тополь сразу же даёт корневую поросль? И срубив на деляне лишние деревья, он вместо каждого срубленного ствола создаст несколько новых побегов, поэтому никакого разреживания не получится.

Апофеоз селекционной работы (и научного дилетантизма Кондратенкова) наступает при завершении программы. Горе-селекционерам удаётся вырастить сначала двухметровые, а потом и восьмиметровые деревья за сезон. Планируется выращивать даже двадцатиметровые тополя! Нет, сама по себе картина скоростного роста тополей выписана отлично и даже сейчас вызывает восхищение фантазией автора (да, безусловно, и самой идей тоже). Есть только один убийственный нюанс: дерево, как известно даже школьникам, в ширину прирастает годичными кольцами, образующимися каждый сезон. Толщина годичного кольца едва достигает нескольких миллиметров, а толщина побега первого года менее сантиметра. Чтобы стать «толстым» тоненькому первогодку требуются десятки лет. Зачем нужны скоростные деревья высотой 2-8 метров и толщиной менее сантиметра, выращенные за одно лето? Автор задумался как тополя будут удерживать свой вес при такой диспропорции?

Текст произведения буквально прошит десятками несоответствий и элементарных ошибок. Даже без теории Лысенко. В профессоре Кондратенкове не узнаётся учёный. Это настоящий шаман от науки, который действует методом тыка и не обладает фактическими знаниями по предмету. Огромный жирный минус автору. Неудивительно, что его книга была забыта, хотя программа создания лесополос продолжалась до конца существования Советского Союза и дала хорошие результаты без применения всяких скоростных гибридов. Просто не надо требовать от природы мгновенных чудес. У неё уже полна коробочка возможностей, нужно только рассмотреть их, а не бросаться с прививочным ножом на деревья, пытаясь что-то догнать и перегнать вопреки здравому смыслу.

В связи с критикой повести Гуревича хочется привести короткий рассказ К. Булычева «Это вам не яблочный компот!». Рассказ явно написан по мотивам повести, и в юмористической форме изображает некоторые промахи, допущенные Гуревичем.

Однако, если рассматривать повесть с точки зрения популяризации экспериментальной практики, общественного содействия научной работе, вовлечения неспециалистов и детей в посильную помощь специалистам, творческого энтузиазма и даже определённой доли патриотизма, то перед нами, хоть и хромающий на научную ногу, но довольно любопытный образец советской фантастики ближнего прицела, написанный на необычную тему и вполне удовлетворительно её раскрывающий. Ещё раз повторю, что идея ускорения роста деревьев очень оригинальна и почти не затронута в фантастике. Здесь видно задатки, которые позднее позволили автору вовсю развернуться с подобными необычными предложениями и прочно войти в историю отечественной фантастики.

Я бы определил повесть в творчестве Гуревича как «ученическую».

С интересом прочитал эту книгу семидесятилетней давности. Обкомы, райкомы, простой народ, все помогают учёным-селекционерам. Описывается наше будущее, затем настоящее, а потом вновь будущее. Жив-здоров мудрый вождь товарищ Сталин. Даже странно, что в книге 1951 года издания нет шпионов, диверсантов, даже врагов народа нет. Помните Адамова? Шпион на шпионе. В общем, очень наивная книга. Но давайте спишем её на время и молодость автора.