Владимир Тендряков «Подёнка — век короткий»

Я специально сравнил даты – «Подёнка…» написана раньше «Кончины». Почему сравнивал? Есть некоторое созвучие, отражение линий: Артемий Богданович – Пийка Лыков; Настя – Иван Слегов. И даже финальный акт

Но ещё любопытнее, что, читая, пару раз вспомнились «Мертвые души» Гоголя – будто сама идея наживы на мертвых, неучтенных перекачала в сферу соцреализма, в колхоз, в свинарку… Но, с другой стороны, такова уж гениальность Гоголя – прозреть русскую душу так глубоко, что выявленные явления её ещё живы (ну, разве «мертвые души» как явления куда-то делись теперь?), и будут жить.

Я, наконец-то, в третьем по счету («Кончина», «Три мешка сорной пшеницы», теперь вот – «Подёнка…») произведении автора не увидел излишнего нагнетания, давящих описаний, внешней депрессии. Сама история, положение, в которое ставит себя героиня – уже одно это создает напряжение. Да, история несет в себе тонкую критику системы как таковой – системы будто бы стимулирующий появление таких «пузырей» как героиня, системы не всегда считающейся с реалиями и потому вызывающей ответный протест или хитрость, что бывает не совсем честна на руку и справедлива (и тут опять вспоминается созвучная повесть «Кончина»). Но это и человеческая драма. И тут, как всегда у автора, хороши образы – и особенно заглавный, промелькнувший в конце образ бабочки поденки. И за что я уж точно автора полюбил – за умение делать героев неоднозначными, сложными, вызывающими противоречивые чувства. Вот и героиня повести вызывает и жалость, и негодование, и понимание… Так и делаются живые герои, заставляющие думать о себе даже по окончании истории.

Одним словом, очередная сильная вещь – живая, насыщенная, многосложная и драматичная.