Антония Байетт «Детская книга»

О прекрасном сложном мире, обнуленном войной

«Мы копаем траншеи, копаем траншеи,

Ничего, кроме этого, мы не умеем,

Мы траншеям, не детям даем имена.

Будь же проклята, проклята эта война.»

Писать о книге, объемом под девятьсот страниц, во время работы над которой Антония Байетт заводила экселевскую таблицу, куда вносила данные о героях: возраст, перемещения, отношения родства, дружбы, вражды, любви, наставничества и ученичества — писать о такой книге непросто. Нужно. Хотя бы затем, чтобы те, кто любит хорошую литературу и понимает в ней толк, но не знает об этом романе (как до последнего времени я), узнали. И , может быть, взяли на заметку почитать когда-нибудь.

Итак, «Детская книга», которая ожидаемо не для детей и даже не про детей. То есть, главным образом про них, но не в формате «сюсю-мусю«писателей-традиционалистов, и не в нарочито свойском, запанибратском тоне, усвоенном современным детлитом. Байетт видит в детях полноценных людей и полноправных героев, и говорит о них совершенно так же, как о взрослых своих персонажах. И еще одно: здесь нет солистов и кордебалета, главных и второстепенных ролей. Главным героем становится тот, кто в данный момент оказывается в фокусе авторской оптики. А персонажей больше сорока В книгу поэтому нелегко входить.

У всякой истории свой уровень поверхностного натяжения: в какую-то соскальзываешь на салазках, в другой с трудом продираешься сквозь географические, исторические реалии, незнакомые имена и непривычные топонимы, всего этого в «Детской книге хватает: Англия конца 19 века, фабианский социализм, политика, рабочее и фем-движение, искусство, гончарное и музейное дело.

Но главное, все же, невероятное многолюдие, в котором нужно как-то ориентироваться, составить первоначальное мнение, раздать амплуа, как в театре дель Арте: тот будет злодеем, этот простак, вот инженю, субретка, скарамуш, благородный отец, герой-любовник. А с этим проблема, все многогранные, с самого начала живые и сложные и никак не укладываются в прокрустово ложе амплуа.

Милая сердцу автора среда людей искусства и литературы. Байетт, как никто, хороша с миром идей и вещей, которые в ее книгах равноправны, и равно достойны внимания. Принято считать, что прообразом Уэллвудов стала семья детской писательницы Эдит Несбитт, написавшей больше шести десятков книг для детей. Сказать по правде, я не ее поклонница. Во времена, когда читала своим детям вслух и ухватила в букинисте ее трехтомник, предвкушая вечерние часы, которые принесут всем нам радость, скоро разочаровалась. Но знаю, что многим нравятся ее истории.

Так вот, семья Несбитт, как многие семьи образованных, придерживавшихся прогрессивных взглядов, англичан того времени, являла странное соединение традиционалистской патриархальности с шокирующей, на сегодняшний взгляд, свободой нравов. По крайней мере, теперь я понимаю корни совершенного неприятия мужской неверности современными женщинами Запада. Просто они уже имели опыт свободных отношений столетие назад. Тех, в которых мужу и жене декларативно предоставлялись равные права, а на деле женщина тянула на себе дом и детей, в то время, как супруг развлекался и плодился на стороне (и не только).

В романной семье Уэллвудов семеро детей, все они беззаботно и гармонично живут в загородном доме под присмотром незамужней маминой сестры. Мама, Олив, известная детская писательница, папа, Хамфри, уволился из банка. чтобы посвятить себя литературному творчеству и политической борьбе за права бедняков, хотя за его статьи платят совсем не так хорошо, как за мамины книжки, потому основной доход в дом приносит она.

В романе есть еще несколько семей, быт которых описан не столь подробно: старший брат Хамфри, банкир с женой и двумя детьми; их приятель, эксцентричный художник-гончар Фладд с женой, двумя дочерьми и сыном (к ним прибьется талантливый мальчик-сирота Филипп и позже его сестра, которые станут, соответственно, учеником и прислугой за все в этой семье); вдовец майор Кейн с сыном и дочерью. Так вот, не заплутать в этом множестве персонажей трудно, но можно, оставив позади примерно шестую часть книги.

Дальше чтение будет наслаждением, какое только способна дать умная, изысканно непростая проза. Байетт, надо отдать должное ей, как мастеру интриги, с размеренностью и своевременностью метронома вбрасывает вытаскиваемые из семейных шкафов скелеты, подбрасывает шокирующие подробности, неимоверно усложняя ткань романа, выплетая неожиданные, прекрасные, гротескные узоры. Иногда читать физически больно, порой таешь, плавишься от умиления или внутреенне застываешь, съеживаешься от догадки об истинной природе тех или иных отношений.

Реализм перемежается сказочными историями, которые стилистически показались мне ближе всего Джону Краули («Маленький. Большой»). Но, в отличие от него и других авторов магического реализма, Байетт проводит четкую границу между реальностью и вымыслом. Несколько даже нарочито подчеркивая отдельность фантастического. Которое, тем не менее, вторгается в жизнь детей, реализуя для каждого из них собственный метафорический сказочный сценарий.

Герои романа ищут и находят свои пути в жизни (или не находят и гибнут), бьются за собственное счастье и осуществление надежд, совершают поступки и делают ошибки, пробиваются к свету. Выстраивают сложнейший филигранный узор отношений, в которых возможно выправить все искривленное и вместе делать мир лучше. А потом начинается война. Прекрасный замок гуманизма в одночасье рушится. Смерть и увечья, прежде бывшие великой трагедией, становятся обыденностью, а выжившим до конца жизни зализывать раны.

Роскошный, по-хорошему избыточный роман, способный доставить бездну удовольствия, но требующий подготовленного читателя.

Обстоятельная неторопливая и традиционная семейная хроника викторианско-эдвардианского периода. Данная литературная ниша настолько заполнена, что без оригинальных идей, сюжетообразующих или стилистических трюков выдать шедевр очень сложно. Байетт и не выдала. По мере чтения не отпускало ощущение просмотра очередного из бесконечных сериалов навроде Аббатства Даунтон, в которых особый акцент сделан на воспроизведении «стиля эпохи» и игре актеров. В «Детской книге» излишне много декораций, дамской бижутерии, скурпулезной обстоятельности. Если по ходу действия песронажи смотрят пьеску, то ее содержание будет воссоздано не на одной странице, попали на Всемирную выставку — следует подробное описание с павильонами, посетителями и проч.( примерно так же и Симмонс в «Холмах» описывал парк аттракционов). Большущее внимание обжигу горшков, написанию сказок с включением образцов, достаточно скучных, совсем не петрушевских по качеству и новизне.

Растут и взрослеют дети, вступают в связи, большей частью случайные и на строне, появляются новые дети — и так без конца. Большие вкрапления исторического материала. Байетт, в общем-то вполне приемлено излагает психологию персонажей, но вот по-настоящему запоминающихся ярких диалогов или запоминающихся сцен книга не содержит. В конце книги большую часть молодых мужчин посекло на фронтах Мировой войны, но детей они оставили изрядно — как раз на продолжение, которое, видимо, не за горами. Об этом говорит и открытый финал и приницпиальная недоговоренность о судьбах представителей старшего поколения ( майора и Олив с Хамфри). Все свидетельствует о том, что нас ждет очередной «Вечный зев».

Литературная компетентность автора сомнений не вызывает, но раскисшая, лишенная стержня семейная хроника ностальгического характера, написанная во вполне коммерческом ключе, лишенная юмора и перца вызвала у меня досаду и скуку во время чтения. Две повестушки Байетт, вошедшие в ее сборник «Ангелы и насекомые» куда как энергичней, компактней и совершенней.