Дмитрий Мережковский «Александр Первый»

«Властитель слабый и лукавый…» (А. Пушкин). Но так ли это?

Большой серьёзный и, возможно, даже фундаментальный роман Дмитрия Мережковского о последнем годе царствования императора Александра I. Т.е. автор не стал описывать нам весь период нахождения у власти Александра Павловича, а ввёл нас сразу в 1824 год. Когда остались позади почти 24 года принятия и исполнения непростых решений, причём как в международном поле, так и внутригосударственных, внутриполитических. Когда от бывшего едва ли не революционера и уж во всяком случае реформатора молодого Александра, жаждавшего привести народы России к счастью и к конституции, остались только малые крохи, а в реалии перед нами предстаёт немолодой (48-летний) умудрённый и жизненным, и царственным опытом муж. Когда уже ощущается усталость не только телесная, но и эмоциональная, да к тому же ещё и умственная. Когда нет лада в рядах придворных и приближённых, когда есть ощущение недовольства сделанным, но в гораздо большей степени не сделанным. И всё это на фоне слухов, а затем доносов и донесений о назревающем недовольстве среди офицеров и о готовящемся заговоре.

Однако в центре авторского внимания не только сам самодержец (причём его Мережковский показывает с самых разных сторон, от любящего отца и заботливого мужа до высшего чина российского самодержавия).

Довольно много места и времени отведено в романе императрице и супруге Александра — Елизавете Алексеевне — со всеми внутренними переживаниями женщины не только от государственных забот происходящими, но и просто как жены и подруги.

Другой большой и содержательный материал посвящён будущим декабристам — один из главных героев романа князь Голицын вхож в Северное общество, и мы вместе с ним знакомимся с Рылеевым и Кюхельбекером, Луниным и братьями Муравьёвыми, Каховским и Бестужевым, а из Южного общества — с Пестелем и некоторыми другими революционерами-заговорщиками. При этом особое внимание уделяет автор разногласиям в этой среде, вплоть до демонстрации противостояния северных и южных и несогласия их друг с другом.

Не оставлен без внимания и Аракчеев с его воинскими поселениями, а также архимандрит Фотий, ну и все прочие присные и влиятельные люди эпохи.

Огромной заслугой автора в этом романе мне кажется то, что Мережковский старается, насколько это возможно, приблизить читателя к главным героям книги, буквально впустить их в мир сокровенных мыслей и чувств, мечтаний и переживаний. Как будто порой на исповеди находишься…

Мощная книга. Глыбища!

Режьте меня, а романы Мережковского плоские, одномерные и совершенно скучные. Я с большим уважением отношусь к публицистике Д.С., блистательный автор, но как ни пытался лет двадцать тому как прочитать черный четырехтомник, так в общем и сейчас нахожу бесплодными попытки отыскать достоинства его художественных вещиц. Культурный книжный энциклопедист со знанием исторической фактуры, а написано ни уму ни сердцу. Персонажи все с одинаковой речью, драматургии нет вовсе, затяжные ровные безэмоциональные диалоги персонажей бескровного характера. Не знаю ни одного автора в диапазоне от Кросса до Алданова ( включая и Окуджаву с Тыняновым), которые написал бы менее интересно и занятно сравнительно с Мережковским про исторический фон начала 19 века. Перелистывал в оконцовке страницы, прямо тоска смертная. Какие-то экзальтированные не без влияния Достоевского сценки братания Александра с Аракчеевым и Фотием на тусклом ровном фоне несколько выделяются. Унифицированный слог. Совершенно не понимаю амбиций Быкова заявить себя аватарой Мережковского: чужд религиозных исканий, без которых Д.С. немыслим, пишет много-много художественней.

Русской интеллигенции всех поколений режим урезанных свобод казался страшнее и невыносимее, чем режим террора. Так было и при Александре I, и при Николае II, когда Мережковский работал над своим романом. Все ждут перемен. Одни их боятся, другие желают, третьи стараются ускорить. И буквально все знают о существовании тайного общества, о его целях и участниках. И власть знает, но бездействует. Ну, Александр не способен действовать жёстко. Для политика он слишком порядочный человек, для государственного деятеля — слишком безвольный. К тому же его преследуют личные несчастья, постоянно мучает совесть. Но и приближённые императора, люди без комплексов, тоже всё знают и молча наблюдают. С одной стороны — не боятся таких заговорщиков, с другой — надеются использовать заведомо неудачный путч в своих интересах. Государственных или личных.

Самое интересное в романе, согласен, коллективный портрет декабристов. Люди очень разные. Альтруисты и карьеристы, человеконенавистники и почти святые, политики и авантюристы, поэты и лихие рубаки, миллионеры и однодворцы. Потенциальные Лафайеты, или Робеспьеры, или Бонапарты. У каждого пятого есть свой проект конституции, у остальных — особое мнение. Одни примкнули к заговору по убеждениям, другие ради карьеры или мести, третьи просто за компанию. В большинстве своём это люди благородные, честные, бескорыстные. Однако свой шанс они не использовали Ладно, готовить переворот их никто не учил. Но когда войска вышли из казарм, началась работа офицеров, работа по специальности. Эту работу они с треском провалили, все до единого.

А вдруг бы получилось? Тогда, вероятно, на другой же день начались бы дискуссии, а затем и стычки между победителями. Сцепились бы республиканцы и умеренные монархисты, федералисты и унитарии, сторонники диктатуры и парламентской демократии, социальных реформ и социального неравенства. Даже по вопросу об отмене крепостного права, где не было принципиальных разногласий, порой выдвигались такие проекты, которые могли бы вызвать крестьянскую войну против освободителей. В любом случае, к весне можно ожидать контрпереворот со стороны консерваторов и расправу с декабристами. Но людей жалко. Люди, действительно, были хорошие.