Сергей Кузнецов «Хоровод воды»

Странно (странно, потому что оценка в конце концов получилась не очень высокой), сначала книга мне понравилась: хаотичное , но интересное повествование, лёгкий язык, цветные подробности личной жизни героев (а их много, очень много). В общем текст шёл легко и занимательно. Тем более, что попытка увязать (а это было вполне понятно) историю жизни кровных, косвенно или напрямую, родственнков почти всегда бывает небезынтересной. Кто-то мне тут же стал нравится больше, кто-то меньше — вполне обычная, но узнаваемо-сравнительно-привлекательная история.

Но где-то к середине книги начали появляться недоумения — из тех, что проявляются в текстовых деталях как бытового, так и вполне житейского плана. И далее эти недоумения стали не то чтобы нарастать, но на них стал обращать больше внимания: вот даже перечислять не буду, но это есть. И начало складываться впечатление, что всех героев автор пишет с какого-то одного человека (ну возможно себя), его фантазий, тех отношений к жизни, которые он сам домысливает либо какими живёт. Не скажу, что это плохо — в конце концов каждый, наверное, домысливает именно то, чем живёт; но как по мне здесь начинает некоторая беспомощность в сюжете, которая и завершается хороводом вокруг омута. Нет ключика, нет высказанности, в которую поверил бы, и нет недосказанности, в которой нашёл бы своё или чужое, но возможное. И вышло так, что в тех слоях воды, где плывут тексты романа, не хватило то ли свежести, то ли, извините, чувства. А люди, плывущие в сюжетных линиях, начинают размазываться и таять. И , может я не прав, но кажется, что с течением времени, никто особо не вспомнит для чего и кто здесь жил — на страницах книги.

Я не люблю ни семейных хроник, ни вековых эпопей, и не читаю их. Именно поэтому я долго не прикасался к opus magnum горячо любимого мною Кузнецова. Дополнительно очень пугали подстрочья названий частей: шестидесятые-восьмидесятые, сороковые-пятидесятые, десятые-тридцатые – именно так, по убывающей (слава богу, всё действие происходит в современности, но пестрит бесконечными флэшбэками, а указанные рамки лишь акцентируют определяющую линию данной части). Наконец я взялся за томик и утонул, как всегда. Утонул в идеальном русском языке, мастерском владении словом, в чудесном психологизме душ, мечущихся по закоулкам кризиса среднего возраста. Каждый – в одиночку, но все – в одном и том же месте. В омуте, где ил, раки, сгнившие колоды, холодные усатые сомы и мертвые люди: все те, кто упоминается в книге – родственники, любовники, друзья, мимолетные встречные – мертвые, они хватают за ноги живых, цепляются, не отпускают, и тут уж либо к ним – в глубину смертной депрессии, либо набраться сил, выгрести, и плыть по жизни, неся это прошлое на себе. Прошлое своей семьи. Свое наследство.

Каждая глава – картина, целостная, прекрасная, но вместе они складываются в эпическую мозаику, рисующую последнее столетие России: слой за слоем, словно срезы мультиспирального томографа, препарирующего эти тяжелые, но полные буйной жизни десятилетия. И на этих срезах выявляется невидимое нам из сегодняшнего дня: что прошлое лишь кажется черно-белым, что менялись лишь говор и девайсы, но суть все та же: всё тот же мутный поток, та же душевная боль, те же сложные характеры. Одного предаешь, второму завидуешь, перед третьим пресмыкаешься, четвертую любишь, а за пятого отдаешь жизнь. И кто ты после этого, подлец или герой? Срезы копятся, встречаются, накладываются друг на друга, и вот перед нами целостный человек, человек с горькой складкой у сурово поджатых губ, человек с печальными глазами – СССР.

Вкусное решение с переплетающимися личностями рассказчиков, что периодически заставляет усомниться в реальности событий. Однако, кто кого сочиняет, становится неважным на первой же сотне страниц, потому что по большому счету, это лишь изящное украшение текста. И все-таки совет: когда разум начнёт закипать, вспомните, что реальность формируется лишь в сознании субъекта (в конечном итоге – в голове читателя, а совсем уж копая – всех сочиняет Кузнецов ;)), а значит – как написано, так оно и было. Смыслы книги сталкиваются, мысли, высказанные в будущем, дублируются в прошлом, сюжеты повторяются, почти впадая в грех аналогии, метафоры связывают быль и небыль – только въедливый читатель сможет соотнести все эти планы, изящно сплетенные невидимыми нитями магического реализма, и тогда перед ним откроются вторые и третьи смыслы, далекие горизонты, от торжественных грозовых зарниц которых на миг перехватит дыхание.

Вода в романе – это смерть, что поглотит всех, но вода – это и жизнь, что несет каждого по стремнинам и водоворотам, бьет наотмашь топляком, катит по порогам, и каждый захлёбывается, но плывёт, зная, что иногда течение успокаивается и выносит в прозрачнейший залив, где вода – парное молоко, или в бирюзовую лагуну, сквозь мерцающие глубины которой меж сказочных коралловых зарослей мелькают стаи пёстрых рыбок, и мнится — лишь руку протяни. И герои плывут, плывут, а лагун не видно, и лишь вспоминая прошлое, нет-нет да мелькнет – вот же она была, заводь, я же когда-то резвился в ней…

Казалось бы, намного легче выплыть вдвоем. И все это понимают, но как-то не выходит – вдвоем. Вот и взбивает воду в пену каждый сам по себе.

Долго придется взбивать ее, прежде чем откроется понимание, как можно перестать бояться смерти. И начать жить.

Я по-прежнему не люблю ни семейных хроник, ни эпопей, и не читаю их. Ибо назвать так «Хоровод Воды», все равно, что назвать «Войну и мир» любовным романом.

Пожалуй, самая необычная книга из прочитанного за последний год. Сперва кажется авангардным романом, в котором есть абстрактне герои в абстрактных ситуациях. Но, затем, становится понятно, что все герои, события и ситуаци — это гигантский бесконечный узор, что детали не случайны и имеют значение в истории большой семьи.

Читается тяжело, но к середине книги смогла поймать нужный ритм и уже бло тяжело остановиться и не дочитать.