Василий Белов «Привычное дело»

Изумительно слащавое описание добродетельной нищеты русского крестьянства. Василий Белов описывает жалкую, грязную жизнь колхозников, но при этом указывает, что по-настоящему хорошие люди только так и должны жить. А сытость и досуг, по его мнению, приводят к порокам и излишествам нехорошим.

Таким образом, «Привычное дело» оказывается своего рода воплощением принципа «и нашим и вашим за копейку спляшем». Одни читатели, не любящие советскую власть, могут всласть нарыдаться над тяготами колхозной жизни, а другие, любящие советскую власть, но всё-таки немножечко русские националисты, с доброй улыбкой отметят, что только так и жить надо, мол, именно такая жизнь порождает замечательных африканычей, соль Земли Русской. Кривляющийся, вывороченный, нарочито косноязычный стиль повести как бы иллюстрирует умственное убожество персонажей, намекая, что и сам автор не дачник какой-нибудь, а плоть от плоти посконной, кондовой житухи (что, мягко говоря, не соответствует действительности).

Городская элита советских времён очень любила деревенскую прозу, особенно написанную таким коверканным псевдонеграмотным языком, как бы подтверждающим, что пахнущей свиным навозом деревенщине не место на чистых городских тротуарах. Вообще, Белов да Распутин помогали горожанам любить Матушку-Русь из Москвы и Ленинграда, не приближаясь к вонючим русским пейзанам на слишком близкое расстояние.

«Привычное дело... Жись она и есть жись». Сколько писали в советское время, что Иван Африканович — олицетворение крестьянства, воплощение традиционных ценностей русского народа. Не стану повторять этих рассуждений, не стану с ними и спорить, я моложе, традиционных крестьян я уже не застала.

Поразительно, как советские цензоры и редакторы умели не замечать очевидного для нас, иначе они ни за что бы не пустили в печать книгу о фактически крепостных в космическую эру. Повесть вышла в 1966 году, уже в космическую эру, но быт колхозников не так далеко ушел от средневекового, надо таскать воду из колодца, топить печь, косить траву для коровы. Впрочем, рожает Катерина уже в больнице, а не в баньке, а в «сельпе» есть «шоколад Отёлло» и картинки с голыми бабами (репродукция картины Рубенса «Союз земли и воды»). Главное — Иван Африканыч, фронтовик и депутат, не может покинуть родной колхоз без разрешения начальства, он косит траву (корова без сена не проживет, а девять детишек без молока не проживут) ночью (а спать когда?!), чувствуя себя вором. А пока он косит траву без дозволения, косит и стыдится, над его головой летят космические корабли.

Писали уже, что в Иване Африкановиче слишком много кротости и терпения. Он не возмущается, что ему не разрешают косить траву на лесной поляне (она все равно под снег уйдет), он сам себя чувствует преступником, когда косит эту траву по ночам.

Иван Африканыч очень хороший муж (только раз в жизни на жену замахнулся), хороший, но не идеальный. То он по пьяному делу казенные самовары уронит (54 рубля из семейного бюджета долой), то стыдится помогать ей на ферме. Но что он заработать может много меньше жены, вопрос уже не к нему, а к тогдашним законам.

Иван Африканыч не очень-то религиозен, Библию дедовскую на гармонь променял, нет у него в доме икон, не ищет он церковь (а церкви при Хрущеве закрывали), только после смерти жены он задумывается — что после смерти, неужели одна черная пустота. Но на

Нерелигиозные Иван с Катериной еще рожают, сколько им Судьба дает, а вот Дашка Путанка (она, кстати, ПУтанка или ПутАнка?) каждый год «в больницу выковыриваться бегает». Старуха-мать Катерины уже понимает, что дети-погодки — «на организм отраженье дают». В следующем поколении много рожать будут или религиозные или алкоголики. Нигде в повести (как и нигде в русской классике и советской деревенской прозе) нет модных ныне рассуждений «Дал Бог зайку, даст и лужайку». Наоборот, старуха Евстолья вздыхает: «Семеро ребят и барина съедят».

Отец Ивана — Африкан, мать Катерины — Евстолья, а у их детей имена уже обычные, не деревенские, но и не «Анжелы с Артурами».

Сколько лет старшей дочке, которая в городе в няньках? Семнадцать? Пятнадцать? Теперь несовершеннолетнюю в няньки не наймут, побоятся — «у нее ветер в голове».

Белов смело пытается описать мироощущение младенца и коровы. Что в книге поистине читается с наслаждением — описания вологодской природы, родничка, леса, белых ночей.

Весьма грустно, что мало известен этот живой шедевр слова. Повесть сильная. Ничего лишнего, всего в меру и всё для души и разума.

Никогда так сильно и глубоко не чувствовала я свою Родину, как после прочтения этого текста.