Юлия Остапенко «Жажда снящих»

Курсе на четвертом, на волне увлечения психологией, записался я на некий полуподпольный (времена были советсткие) семинар по практической «лженауке», как бы сейчас сказали — «тренинг». Вела его девушка — аспирантка психфака. Я полагал себя достаточно подкованным, умел включать «стороннего наблюдателя»... но девушка обыгрывала меня без видимых усилий, непринужденно вертела моими чувствами как хотела, вгоняла в краску, в ярость — по собственному желанию — и я ничего, ну ничего не мог с этим (с собой) поделать. Это было жутко обидно... и полезно... наверное. И никак не получалось определиться со своим отношением — что передо мной: дикая мудрость или роскошный цинизм? Тогда я еще не понимал, что это, в общем-то, одно и то же...

И вот сижу я, дочитав «Жажду», весь из себя такой подкованный, мудрый и циничный, и понимаю, что меня вновь обыграли. Что это был не крик души, не музыка сфер, а обычный набор слов, строчки черных значков на белом фоне. Но я снова ничего не могу с собой поделать, хотя не испытываю ни стыда, ни ярости, а только глухую зеленую тоску — обратную сторону жажды. Жажды чуда, которого не дано наснить.

Рассказ написан в 25 лет. Не может человек в таком возрасте всё вот так понимать! Не может он собственную тоску так вот выплескивать! Нет, наверняка имела место спокойная, здраво-рассудочная работа над текстом. Работа профессионального психолога, «Вспомним Таню мертвой». И плюс талант писателя. Ч-черт!

Наверное, попадание отчасти случайно. Просто есть профессиональный опыт, который так или иначе отражается в написанном. Наверное, здесь лишь типовой сюжет «Гадкого Утенка», переложенный в фантастический антураж. Наверное, автор имел в виду финалом перечеркнуть предыдущий контент, ну типа человечность все равно побеждает, ага. Потому что в 25 лет вопрос из известного всей стране стихотворения А.Аронова «Иметь или не иметь» должен казаться ложной дихотомией: «Конечно же, иметь!» — а не проекцией другого вопроса, схожего по конструкции: «Быть или не быть?» А вот нифига! От муторного длящегося страха мудрый цинизм не-имения — это, может быть, единственное спасение. «Ужас дыбою рвет жилы и до рвоты виски вертит. Я живу не своей жизнью. И боюсь не своей смерти...»

Но как же хочется иметь! Увы, мы не верим в чудеса. Верили бы — легко бы могли, например, пройти сквозь стену. А что тут сложного, если стена нам только снится? Не обязательно даже снить, можно вершить в стиле сэра Макса...

Увы. Оркестр гремит басами, трубач выдувает медь. От страха перед часами избавится не суметь. Рыба в стеклянном шаре смущает.

Рецензия была написана на сборник «Жажда снящих», поэтому не только на заглавную повесть, но и на несколько рассказов.

Если представить карту, на которой вместо стран отмечены чувства и эмоции, то рассказы из сборника Юлии Остапенко свободно на ней разместятся.

В жаркой, безводной пустыне место для повести, название которой вынесено в заглавие – «Жажда снящих». Нет, это не опечатка: не «спящих», а именно «снящих». Спящие – это те, кто спит и видит сны. В роли спящего бывал каждый из нас. Порой даже видел вещие сны, не принимая их всерьез или же пугая друзей и родственников. Не задумываясь: а может быть, это отголосок странного дара? Дара снить. Снить видимость, создавая тот мир, который называется реальным. Сначала есть сон – и только потом все остальное.

Дар этот мог бы обернуться властью над миром или уютным личным счастьем. Мог бы – если бы всех снящих не отслеживали и не вербовали. С момента вербовки они обязаны снить только то, что им приказано. Мир слишком хрупкая вещь, чтобы позволять безнаказанно перекраивать его, и потому дар нужно жестко контролировать.

Человеку сниться то, чего он боится. А значит, необходимо лишить снящего страха. Наверное, это хорошо – больше никогда не бояться. Не бояться смерти, боли, высоты, огня, бродячих собак и маньяков. Вот только вычеркнув страх, жизнь лишается некоторых своих красок, одного из измерений.

А еще снится то, чего очень сильно желаешь. А это уже посерьезнее страха: что останется, если вычеркнуть все желания? Научиться хотеть только то, что хочет вышестоящий, заказывающий наснить тот или другой кусочек реальности.

Мне представляется сосуд, когда-то полный воды. Воду вылили, и только мельчайшие капли влаги остались на стенках. Можно слизывать их, прикасаться иссохшими губами – но нельзя утолить ими жажду снящих. Самую мучительную жажду, потому что помнится – каково быть другим.

Мария, героиня повести, нашла способ пользоваться чужими сосудами, чужой водой. Только даст ли это ей то, к чему она так стремилась?

Где-то на севере, среди причудливых ледяных глыб и застывших озер, будут мечтать о лете, как мечтает героиня рассказа «Цветы в ее волосах». Скорее всего, лето для нее никогда не наступит, черная оспа редко щадит свои жертвы. Остается только прикоснуться к чужой жизни, в которой все было так ярко, что осталось в сказаниях и легендах. Старый Лотар еще раз расскажет умирающей девочке историю об Алане и Селене, и, если нужно – повторит вновь. Девочка согреется чужим летом, чужой любовью – точнее, ее простеньким суррогатом, ведь правда, как обычно, неприглядна. Думаю, даже если бы Лотар знал всю подоплеку, он бы и тогда не разрушил красивую сказку.

Среди бескрайнего поля за высокими скалами расскажут о свободе. «Стигматы». Исходные условия просты: есть ведьма Нерина, два тысячелетия живущая на самом краю мира. Замок превратился в развалины, слуги умерли, да и сама Нерина утратила былую свежесть. И есть Рэндал, пленник, для которого ведьма воссоздала из тлена сверкающие залы, преданных слуг – не кукол бездушных, а практически неотличимых от живых людей. Придумала себя: красавицу с белыми, как иней волосами. Ирония судьбы: мужчина заперт женщиной в золотую клетку.

Так заманчива свобода, где-то там, за сизыми высокими горами. Ворота крепости не заперты, только все побеги заканчиваются одинаково: на ладонях пленника открываются стигматы. Прежде чем Рэндал истечет кровью, гарпии принесут его обратно в замок. Ведьма просчитала точно: она связала заклятие с чувством свободы – то, к чему рвется пленник, его и убьет.

Только что такое – свобода? Рэндал поймет, и за это придется заплатить.

В сожженных солнцем полях вспомнят о ненависти, как постоянно помнит о ней герой рассказа «Пепел». Представьте, что вы знатны и богаты. Что у вас есть старший брат, который был наставником в делах ратных и любовных. Что вы женаты на красавице, и любите ее всем сердцем. Точнее – был брат, и вы любили жену. Потому что застали Изольду и Данкана на своем супружеском ложе, и жена бросила вам: «Выйди вон». А брат собрал войско и повел против вас. Что вы должны чувствовать, глядя на пылающую башню, в которой – быть может! – укрылись любовники? Ненависть – ничего другого не остается. Ненависть, вскормленная чтением «Мизерианиуса», трактатом о пытках. Вот только в истории Двейта, преданного женой и братом, не так все просто. У него – свой ад. Ад человека, который должен, но не может ненавидеть.

В уютной зеленой долине поселится верность, рассказ о ней – «Собака моего врага». Жил-был враг. И была и у него жена – любимая, недаром выкрал ее из поселка. Только не спросил согласия, не подумал: а будет ли она любить его? Была собака – верная сука, не знавшая другой власти, кроме хозяйской.

Жил-был враг, пока не пришел тот, кто выслеживал и гнал его много лет. Убил, сам же был ранен и вынужден остаться в доме своего врага с его женой и его собакой. С собакой, которая ненавидит, рвется с цепи, стирая себе кожу в кровь – не успела спасти хозяина, так хотя бы загрызть чужака. С женой, выхаживающей убийцу, и ставшей верной ему как собака… но разве можно так сказать о той, что однажды предала? Вот такая разная бывает верность.

Что будет, если человечество поставит вещие сны на поток? Вот такой простой вопрос задает Остапенко читателям. Историю она рассказывает от лица одной из снящих — женщины, которая на заказ делает реальность, видя вещие сны. У нее самой куча проблем, и судьба ее драматична.

Этот рассказ, как и многие у этого автора полон драматизма, он жесток и циничен. Вроде бы ничего нового не описывается, но оторваться невозможно. Виной всему атмосфера и слог. Даже матерное словцо, которое срывается с уст героини книги, не выглядит здесь чужеродным. Хотя я категорически против нецензурщины в литературе. Здесь все по делу, и все к месту.

До безумия люблю социальную фантастику о том, как можно перепрограммировать судьбы людей, о тех, кто способен это сделать, причем максимально жестко, при этом пытаясь остаться людьми. Обыкновенными людьми со своими слабостями, горестями и радостями, а не небожителями со взглядом горящим...

Люди и боги. Вечная дилемма, а что если и боги тоже люди? Очень талантливый и романтичный ответ на предыдущий вопрос.

Интересно и оригинально, а ещё безнадёжно и жестоко.

Уметь контролировать свои сны — желание почти что каждого человека.

Я не говорю о их осуществлении. Кто об этом не мечтал?