Екатерина Некрасова «Когда воротимся мы в Портланд»

Автор захотела сделать себе имя на скандальной теме. Захотела поэпатировать публику. Ей это удалось! На скандале сделать имя очень легко. Гораздо сложнее просто написать хорошую вещь о Любви. Не гейской, а Человеческой, такой, какая была задумана Богом, Высшим разумом (нужно подчеркнуть), чтобы род людской мог продолжаться. Все извращения — от лукавого. И к чертям собачьим толерантность и терпимость к извращениям! Пусть извращенцы будут толерантны к НОРМАЛЬНЫМ людям!

Книга — типичная коммерческая литература. Все громкие слова о том, что книга якобы о любви (и неважно, какого пола объект любви), об ответственности, о чувстве вины и прочая, и прочая, — это всего лишь громкие слова.

Претензий нет лишь к русскому языку — он хорош (почти везде). Писать Екатерина умеет. Еще бы научиться выбирать тему. Потому что хочется спросить: а что ты сказать-то хотел, уважаемый автор? Ради чего все затеял? О чем таком поведал миру, о чем до тебя еще никто не писал? Ответа нет...

Этой небольшой книжицей автор залепила сразу три хлесткие пощечины трем китам русского маскульта. Первую -- православию с его мифом о Святой Руси, где все люди были высокоморальными и высокодуховными, и не было пи***сов (прошу меня простить). Вторую -- общественному сознанию с его мифом о «настоящем» мужике. Третью -- фантастической литературе с ее штампом попаданца -- умного, красивого, смелого историка-десантника, который сразу же исправляет все как надо в многострадальной русской истории.

У Некрасовой Русь не святая и не грешная, а какая уж есть, люди «не хороши и не плохи -- просто у каждого своя цель и методы ее достижения». Дискуссии о «настоящести» автор вклинила в текст, поэтому пересказывать не буду: читайте. А уж по попаданцам прошлась со вкусом и от души:

Главный недостаток автора в том, что она молода :). В книге слишком много сентиментов, да, «черных», а не «розовых», но это все равно сентименты. С юношеским пылом Некрасова берется критиковать все и вся, что ей не нравится в нашем мире. Тупую фентези с ее штампами. Мужской шовинизм. Женскую глупость. Божескую несправедливость. Даже любителям народного «хэнд-мэйда» досталось:). Это вызывает сочувствие, но сочувствие снисходительное.

И меня лично раздражает : почему славяне у Некрасовой грязные ? Ведь даже иностранные путешественники тех лет отмечали, что на Руси любили париться в бане. Кроме того, баня была излюбленным местом разврата, так что,

Жаль, что после «Богини Бед» Некрасова писать перестала. Мне было бы очень интересно проследить за развитием ее как писательницы.

Как это вопрошал неизвестный блюститель нравственности Бориса Натановича: «Неужели это действительно Ваш семинар пригрел на груди эту пропаганду фашизма и гомосексуализма?» Забавно, но Катя как бы даже предугадала заранее это возмущение в заглавной повести: «А если написать всё как есть, читатели возопят к автору: «Почему у вас все герои такие подонки?!» И автор возопит в ответ: «Но они же любят друг друга!» – «Ну и что?» Действительно, ну и что. Хорошо написано. Меня только раздражают многочисленные перебивки неизвестно из каких времен. Мне кажется, это не добавляет резкости восприятия, а наоборот, рассеивает внимание. Превращает текст в шараду, а разгадывать её некогда...

Много лет лет назад Ольга Ларионова рассказывала, как при создании «Чакры Кентавра» составила список предполагаемых к использованию штампов героической фэнтези и едва ли не галочку ставила напротив, когда удавалось удачно их вмонтировать в текст.

Не удивлюсь, если сходным образом вела себя Екатерина Некрасова. Леди с репутацией автора жёсткого, не признающего табуированных тем, решила развенчать канон, даже неважно какой. Развели, понимаешь, без её пригляду сопли в фэнтезийном сиропе: леса густые, девы юные, взаимоотношения чистые, улочки узкие, герои бесстрашные, гоблины страшные, кони запряжённые. Так и вижу, как был составлен список, и понеслось. Космы нечёсаные, сальные, шкуры вонючие, с клопами и блохами, ногти нестриженые, зубы сгнившие, вонь изо рта ужасная, чувства грязные. Короче — мрак. Ну и венчает этот разрушительный пафос гомосексуальная любовь.

Такие дела. Ставим галочку напротив ещё одного осмеянного табу, целуем девичью ручку, всё это бесстрашно напечатавшую. После чего закрываем книгу и забываем о ней. Ибо ничего, кроме желания всё перелопатить и налопатить по-новому, в повести нет. Крепенькая, средненькая, и никто не заметил бы её, не будь вышеописанного желания выделиться не так, так этак. Приплюсуем сюда очевидную психологическую натяжку: влипнув в историю, главный герой беспокоится, как бы ему тут всё выправить и вывернуть в прежнее русло и не дай бог что-нибудь на этой исторической развилке не изменить. Право, сильно сомневаюсь, что в этой ситуации кого-либо волновали такие третьестепенные вопросы.