Алексей Варламов «Одсун»

Бывают книги, которые во время чтения вызывают восхищение на каждое странице и в первые дни по завершении удерживают в голове приятное послевкусие, но спустя несколько недель ощутимо подкисают. Не то чтобы они совсем портятся, но с отдалением от периода погружения в текст становятся видны строительные леса и наспех спрятанные за впечатляющим фасадом истории формальные и содержательные недоработки.

Одна из таких книг – роман ректора Литинституа Алексея Варламова «Одсун». Я прочел книгу в конце мая, был в восторге и собирался тогда писать большой отзыв, но в июне словил месяц апатии (что со мной часто случается после отправки семьи на дачу, когда я остаюсь один в онемевшей пустой квартире), и отзыва не случилось. Неделю назад я побывал в книжном клубе Натальи Ломыкиной «Под обложкой» на обсуждении «Одсуна» с автором, с удовольствием посидел в углу, послушал, что говорят другие читатели и как им отвечает Алексей Николаевич, узнал важные детали о создании романа, позволившие досложить воедино мозаику моих впечатлений от книги.

Начну с того, что я собирался написать об «Одсуне» месяц назад.

«Одсун» Алексея Варламова – это идеальный политический роман. Он посвящен самому сложном направлению в политической тематике художественной литературы – крупным межнациональным конфликтам – и повествует о самом чувствительном, что только есть для российского читателя в этом направлении – о кризисе в российско-украинских отношениях. Поскольку кризис не урегулирован и непонятно когда будет урегулирован, писать о нем серьезную аналитическую художку – гиблое дело, поскольку в нашем общественно-политическом поле такую книгу обязательно линчуют либо патриоты за антироссийскость, либо либералы за путинизм. А если написать корректно-сбалансированно, и те, и другие тут же спросят: «А что это ты какой нейтральный? Врагов поддерживаешь, да?».

Алексей Николаевич нашел безупречный путь, как написать о российско-украинском разломе, не вызвав к книге и автору вопросов ни у кого, кроме откровенных шизов (у шизов вопросы возникают к любым объектам и субъектам в силу агрессивного мышления). Писатель взял аполитичного персонажа, классического маленького человека, умалил его до самого крошечного социального статуса и дал наблюдать из позиции общественной инфинитезимали за большими политическими катастрофами. «Одсун» – это воспоминания о протерянной молодости и размышления о текущем моменте 49-летнего бездомного алкоголика, по случайности оказавшегося в 2018 году в Судетах. В самом деле, ну какие претензии могут быть к политической позиции бомжа, что-то пьяно бормочущего из-под забора? Для обоих лагерей он и бесполезен, и безвреден, и это, конечно, блестящая авторская находка.

Я много думал о том, зачем Варламов сделал главного героя в среднем возрасте настолько пассивным, слабым и несамостоятельным, если в молодости он был вполне нормальным парнем, который чего-то хотел и даже какие-то поступки совершал, и пришел к выводу, что Славу/Вячика автору пришлось принести в жертву политической стратегии романа – «сказать о российско-украинском кризисе все, что можно». Герой на протяжении 500 страниц высказывает примерно все возможные точки зрения на то, как начинался разлад между Киевом и Москвой, почему его не удалось остановить и кто во всем виноват. Можете быть уверены, ваша позиция по этой теме, сколь бы оригинальной она ни была, в книге тоже есть. Слава/Вячик в какой-то момент даже называет себя «ватным либералом», поскольку он (не)поддерживает и тех, и этих. Чтобы мотивировать политическую суперпозицию героя, Варламов сделал его безвольным перекати-полем: сегодня в одном направлении мысли в голову задувает ветром перемен, завтра в другом.

Именно на этом, на мой взгляд, основана идеальность «Одсуна» как политического романа: он не агитирует читателя ни за какую-то конкретную партию, ни против. Книга собирает в себе полный корпус представлений о дофевральском периоде российско-украинского кризиса и предлагает читателю самому выбрать, какой из подходов ему ближе, а также по своему вкусу ответить на вопросы, намеренно подвешенные в воздухе, начиная с сакраментального «Чей Крым?». И именно благодаря этому «Одсун» останется в истории русской литературы, в отличие от сиюминутных агиток обоих лагерей, так как свободные размышления ценнее готовых ответов с подогнанными под них вопросами. По той же причине, что каждый найдет в романе что-то для себя, я уверен, Алексей Николаевич возьмет в этом году первую премию «Большой книги»: с тех позиций, с каких обычно оценивает книги жюри БК, к «Одсуну» просто не к чему придраться.

Также «Одсун» при должном анализе дает очень важный опыт любителям думать о судьбах мира: его сюжетные линии демонстрируют малоизвестный закон истории «аналогии не аналогичны». Там есть два соблазна типа «сова-на-глобус». Во-первых, соблазн отождествить российско-украинский кризис с историей конфликтов чехов и судетских немцев, завершившейся тем самым «одсуном», то есть тотальной депортацией неславян из Чехии: главы воспоминаний героя чередуются с главами о немцах и чехах, и такая композиция как бы намекает на симметричность межнациональных конфликтов. Во-вторых, соблазн отождествить российско-украинский кризис с историей любви Славы/Вячика и женщины всей его жизни Кати – он же из Подмосковья, а она с Украины, у них не ладилось из-за украинской темы, он отпустил ее в объятья Запада, а она затем стала одним из медийных лиц Евромайдана. Но ни то, ни другое отождествление не верно. Можно пытаться выцарапать мимолетные сходства, однако они обязательно будут приводить к ошибочным выводам. Отношения между русским и украинским народами несравнимы с тем, как чехи относились к немцам в Судетах и что с ними сделали, а уж сходств между вялым героем и Москвой, между всю жизнь любившей его Катей и Киевом нет никаких вообще. У всех все по-разному происходит, и даже если очень хочется провести параллели, пожалуйста, не делайте этого.

Для закрепления в книге даже есть эпизод об аналогии между вращением планет вокруг звезды и движением электронов вокруг атомного ядра, открытие которой внушило одному из персонажей уверенность в глобальной фрактальной взаимосвязанности вещей и событий. Чтобы понять скрытый смысл эпизода, надо вспомнить, что движение электронов вокруг атомного ядра не имеет ничего общего с вращением планет вокруг звезды, кроме слова «вокруг» – их определяют разные фундаментальные силы, они имеют абсолютно несхожие траектории. Единственная верная аналогия здесь в том, что в жизни между большими и малыми событиями так же мало аналогичного, как и в физике между уровнем небесных тел и уровнем элементарных частиц. Слава/Вячик сделал все, чтобы порвать с Катей не потому, что он отражение российской внешней политики на постсоветском пространстве, а потому, что он кретина кусок. Рост украинского национализма в сердце припятской Кати происходил не из-за дурнины Славы/Вячика, а независимо от него – девушка искала идентичность. Конечно, исторические катастрофы влияют на людей, порой очень сильно, но в простых человеческих отношениях все равно решает личное, а не историческое.

Теперь немного абзацев о подкисших строительных лесах «Одсуна».

Алексей Николаевич в книжном клубе «Под обложкой» рассказал, что не планировал издавать «Одсун». Он писал его долго, с 2017 года, и с началом СВО отложил рукопись примерно навсегда, поскольку решил, что история о российско-украинском кризисе, прослеженная только до 2018 года, уже не актуальна. Но летом прошлого года он по ошибке отправил кому-то файл с «Одсуном» и испугался, что рукопись украдут и присвоят – поэтому ему пришлось послать книгу в Редакцию Елены Шубиной. Елена Данииловна пришла от романа в восторг, и он был запущен в издание в приоритетном порядке.

До этого «Одсун» был книгой-для-себя – как сказал Алексей Николаевич, «у всякого писателя должен быть роман про запас» – и пребывал в полусыром состоянии, поскольку автор не планировал в обозримой перспективе выпускать его в свет. И вдруг откуда ни возьмись его понадобилось издать, из-за чего Варламову пришлось срочно доводить рукопись до приемлемого вида. Как книга-для-себя «Одсун» являлся намного более политизированным текстом, главный герой регулярно пускался в пространные политические рассуждения, чего автору не захотелось видеть в публичной печатной версии. По его словам, он считает роман не политическим (так же, как Джозеф Макэлрой не считает роман «Плюс» о мозге, разрастающемся на орбитальной станции, научной фантастикой, ох уж эти авторы), а любовным, и чтобы поднять любовную линию Славы/Вячика и Кати на поверхность истории, Алексей Николаевич обкорнал всю политику, какую смог. В итоге, признался писатель, из-за спешки он впервые не вполне уверен, что у него получилось, о чем же все-таки книга.

Я не могу согласиться с уверениями автора, что роман не политический. Сначала он повествует об общественно-политических последствиях распада СССР, о том, как люди на них реагировали и как людей ими нахлобучило, затем он о нарастании российско-украинских противоречий, вылившихся в события 2014 года, и снова о реакциях людей и нахлобучивании, а вперемежку – о том, как чехи ненавидели судетских немцев и с переменным успехом их щемили, защемив окончательно за счет победы СССР над нацизмом. Да, чешская часть дается на примере истории одной немецкой семьи, выбравшей смерть вместо одсуна. Да, советская и российско-украинская часть проходит фоном для любовных страданий простого русского алкоголика. Но как бы Алексей Николаевич ни урезал политическое в романе, оно остается и фундаментом, и конечной целью текста. Наоборот, личное выступает в «Одсуне» фоном политического, и поспешная перебалансировка истории только обнажила недостатки персонажной системы романа.

В «Одсуне» нет ни одного живого персонажа. Конечно, это не мешает читателям узнавать в их историях себя и сочувствовать героям (я, например, весьма сочувствую ряду эпизодических персонажей в «Радуге тяготения» Томаса Пинчона), но факт остается фактом: и Слава/Вячик, и Катя, и друг детства Петя Павлик – функции, необходимые автору для подводки очередного сюжетного эпизода к раздумьям о политике. Главный герой в тексте – не то что бесхарактерный мужик, а картонная маска для проговаривания патриотических, либеральных и обывательских мыслей. Автор либо не успел, либо и не планировал обеспокоиться реалистичностью Славы/Вячика: с одной стороны это тупой истеричный алкаш, с другой стороны тонко чувствующий и проницательно мыслящий интеллигент. Когда Варламову нужна истерика, герой дает истерику, когда нужна поэзия, герой дает поэзию, а когда нужен поступок, перечеркивающий все предыдущее поведение, герой марионеточно дает такой поступок.

То же самое с Катей. Она появляется в тексте лишь для того, чтобы у главного героя появился повод усиленно думать об Украине. И когда надо, это беззаветно любящая Славу/Вячика, чистая душой и очень красивая женщина, а когда надо, резонер, подающий Славе/Вячику проукраинские реплики. Для сведения воедино счастливой молодости и несчастной зрелости героя Варламов заставляет его без малейшей причины бросить Катю, а Катю – исчезнуть на 20 лет между бурным началом 90-х и Евромайданом. Когда же автор все-таки достает Катю из сюжетного шкафа, выясняется, что 20 лет она ничем особенным не занималась и хранила верность Славе/Вячику. Почему? Потому что она только генератор обиды (определяемой Алексеем Дмитриевич Шмелевым как недополученная любовь) на главного героя, найти толкового мужчину с таким функционалом Кате просто не положено. И вроде бы Слава/Вячик и Катя подают признаки человеческой жизни – Алексей Николаевич замечательно прописывает их чувства, мысли, разговоры и в целом историю любви – а регулярно оп! – становятся видны руки автора, торчащие под подолами на самом-то деле кукол из папье-маше.

Причем началось у меня осознание мертвенности персонажей с Пети Павлика, который в детстве был мальчиком-загадкой с большим сердцем, но уже в университете стал сюжетным транспортом для перевозки главного героя в нужные локации. Поэтому Петя и философ, и эзотерик, и миллионер, и друг властей предержащих, и враг властей предержащих. Серый Волк для Славы-бомжовича. Убедившись, что у Павлика нет постоянного характера и он появляется на страницах книги только в функции волшебного помощника, я решил подойти с тем же вопросом о функциональности к паре главный герой + его любовь, и все мои сомнения о моделировании Алексеем Николаевичем их характеров рассеялись: не было никакого моделирования, автор передвигал кукол так, как ему требовалось для очередной сцены с политическим смыслом. А признание писателя, что «Одсун» был «книгой-для-себя» и допиливался в сжатые сроки с целью сократить политическое и высветить личное, расставило все на свои места.

«Одсун» Алексея Варламова – прекрасная книга о том, как мы жили до 2018 года включительно и как мы добрались до жизни такой (Константин Мильчин называет этот тип сюжета «Разбираем трактор») с рамочным контрпримером, как благополучно живущие чехи в 40-е дошли до близкого к геноциду массового изгнания немцев из Судет. Чешская часть – познавательная, российско-украинская – узнавательная, а рассуждения Славы/Вячика – очень душевные, честные, по-простецки непредвзятые, а потому регулярно противоречивые. Только не ждите от романа живых персонажей. Их там нет.

Душа моя Павлик

«Откуда берется зло? Почему нельзя устроить жизнь так, чтобы у каждого народа, у каждого человека был свой дом, свой кусок земли и никто бы не зарился на соседний?»

По правде говоря, его приезд в Чехию имел целью не чтение лекций по литературе, о которых говорит аннотация, какое уж там от человека, отродясь нигде не преподававшего? Работа в университете была частью легенды в операции, довольно неуклюжей и бестолковой, как все в жизни героя, по сбыче его серебряной мечты о мирной обеспеченной старости вдали от потрясений родины. Предполагалось. что он поработает в Оломоуце, через несколько лет получит европейские документы, а дальше волен жить где вздумается. Ого! Ага, и все это ему обеспечит доброе расположение друга детства, олигарха с несерьезной фамилией Павлик.

Но не спешите завидовать, человек предполагает, а Бог располагает, и расположение оказалось не в пользу героя, который остался в Судетах без денег, без возможности связаться со своим покровителем, с довольно хлипкими документами. Добавьте к этому возраст под полтинник, выраженную алкогольную зависимость и язык страны пребывания, которым он не владеет. Уже не так лучезарно, правда? Но чудеса таки случаются, и герой, которому ни на что, кроме депортации, надеяться не приходилось, обрел приют в доме православного священника Иржи.

Собственно «Одсун» — это история жизни и любви, поведанная им попу и матушке Анне, попадье. Им, так и оставшимся для меня безымянным (специально пролистала роман от начала до конца, чтобы уточнить имя, пару раз мелькавшее на страницах, что-то вроде Всеволод или Владислав, но не нашла). И мне кажется, что эта анонимность рассказчика намеренная, отражающая его безликость и одновременно усредненность опыта — мы все проходили примерно через это.

Стандартно беззаботное советское детство, босоногое лето, учеба в школах разного уровня престижности, поступление в ВУЗ, студенчество без особого блеска, встреча с первой любовью и первые серьезные отношения. Все на фоне тектонических сдвижек в государственном устройстве: перестройки, гласности, развала Союза, обнищания масс и все большей враждебности между Россией и Украиной, особенно значимой для героя, которого это противостояние развело по разные стороны баррикад с любимой женщиной.

Воспоминания перемежаются условно днем сегодняшним, «условно», потому что время действия романа осень 2018 — весна 2019, еще до беды. А жизнь в доме священника, прежде принадлежавшем немецкому судье, вводит в роман третий пласт, исторический. Мы хорошо знаем Судеты по истории Второй Мировой, но, как выяснилось, совсем не знаем реальной исторической подоплеки. Этот район на протяжении нескольких столетий был немецким анклавом; по итогам Первой Мировой, как часть репараций, отошедшим под протекторат Чехии, тогда же начались гонения на этнических немцев, которые ожидаемо встретили с энтузиазмом приход к власти Гитлера и новый порядок. Вот только окончание Второй Мировой принесло судетским немцам Одсун («депортация», «изгнание»), по сути ставший локальным геноцидом, о котором никто никогда не говорит, вспоминая войну. Об этой трагедии в книге рассказывается жестко и достаточно нелицеприятно в отношении братьев славян.

Однако вернемся к основной линии — разумеется, и самый святой человек не стал бы держать у себя бестолкового иностранца, к тому же одержимого бесом великодержавного шовинизма, из чистой благотворительности. Рассказчик не слишком умело батрачит в хозяйстве священника, поднанимается разнорабочим еще и в местную таверну, которую держит грек Одиссей (видите, у всех, даже самых проходных персонажей здесь запоминающиеся имена, у всех, кроме него). Но я хочу сказать об удивительно точно схваченном соединении униженности с гордыней, так характерном для нашего менталитета. Алексей Варламов ткет образ своего героя многими неяркими нитями, не выпячивая отдельных черт, но результатом становится качественное ткачество (простите за аллитерацию).

Хочу предостеречь от соблазна увидеть в герое alter ego автора, от раздолбая рассказчика в успешном Варламове примерно ничего. Кстати же, он вводит в повествование собственное камео, самоироничное и симпатичное. Тот самый ректор Литинститута, с каким судьба несколько раз сталкивает героя в значимые моменты — именно он и есть (могу ошибаться, но кажется эпизод в трамвае с беременной женой тоже про него, кто прочтет — поделитесь впечатлением). Хотя не исключаю, что дистанция между героем и автором мнимая и многие мысли о мироустройстве, о нашем общем прошлом, об истоках сегодняшней беды в равной мере принадлежат ему.

Я большая поклонница биографических книг Алексея Николаевича, однако его художественная проза сильно выбивает меня из зоны комфорта, «Одсун», заставляющий пересмотреть некоторые элементы картины мира, не исключение. Ключевая идея романа для меня — неподсудность, так внезапно созвучная западнославянскому одсун в заглавии.

Рецензия на русофобский роман «Одсун. Роман без границ» Алексея Варламова

Рецензия на русофобский роман «Одсун. Роман без границ» Алексея Варламова

Вы что там в Москве белены объелись?! Очень даже похоже. Потому что несёте всякую чушь. Ну хотя бы вот эту:

«Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.»

(Автор то ли турецкоподданный литературный критик Галина Юзефович, то ли основатель сетевого издания «Горький» – Борис Куприянов, то ли ещё кто-то, но автора пасквиля не найти, все отчаянно прячутся и отказываются от собственных слов).

Народ жизни за Россию кладёт, а вы пестуете и награждаете русофобские романы. Зачем? Смысл романа «Одсун. Роман без границ» в том, что ВСЕ ПРОГРЕССИВНЫЕ ЛЮДИ ИСХОДЯТ ИЗ России. Это кто прогрессивные? Если я вам, читатель, приведу список релокантов, то вас стошнит, и меня – тоже.

Кому-то хочется жить под американским сапогом? Пожалуйте: чемода-вокзал-аМЕРИКА. Живите, наслаждайтесь! Вас меньшинство! Вы сидите на цепи. И во власти народ вполне сделать цепь настолько короткой, что вы и не пикнете или даже исчезните за горизонт событий.

Теперь по сути.

То, что «роман» – громко сказано.

«Роман» Алексей Варламова «Одсун. Роман без границ»» удостоен «бОЛЬШОЙ книги». Почему со строчной? Потому что премия давным-давно большего не заслуживает! И ничего, кроме литературных фекалий, не производит. Правда, в этом году кинула Михаила Елизарова с его романом «Земля»: заменила одного русофоба другим – Алексеем Варламовым. Русской литературе от этого не легче. «Боливар не вынесет двоих».

Алексей Варламов с придыхание относится к Чехии. Ах, Чехия, и почему ты бесполая? Здесь тебе и цветочки, и сентенции, и лесные дорожки со стрелками, даже луна в Чехи особая – сладострастная. Ну прямо уголок западной идиллии. Так и хочется посмотреть под ноги: что там ещё вылизывает автор?

В «романе» описывается голодной и несчастное детство 2000-х в России. Позвольте, автору в те времена была лет двадцать. Он уже за девками бегал, а не в штанишках и сандаликах на босу ногу. Значит, это авторский приём. Выдумка, которая абсолютно не согласуется с исповедальным стилем «произведения», ибо подразумевает искренность, которой у Алексея Варламова и не пахнет. Как бы сказал Станиславский: «Не верю!» Тогда зачем чернуха? А затем, чтобы оболгать! Хочется быть остроумным и дальнозорким, как Илья Муромец! Однако не получается, Алексей Варламов элементарно не тянет.

Алексей Варламова обычный среднестатистический автор, КАПАЮЩИЙ НА МОЗГИ. Есть такая профессия родину оболгать. Вот он этим и занимается, только в искусстве. Казалось, тонко, исподтишка, незаметно, но…. мы всё понимает, мы всё равно разглядели.

Весь «роман» – это мелкое, нудное сведение счетов с Россией, которую автор не уважает и пытается навязать свою точку зрения читателю. Читать скучно: ни языка, ни стиля. Серый шум. Примитив, которого полным-полно в отобранной либералами литературе. На большее никто из них не способен. Гора уже даже не рождает мышь. Не способна.

Жизнь по Алексею Варламову примитивна и вписывается в типовые схемы: родился, женился, побрился и умер. Но ведь это всего лишь первый уровень, причём самый примитивный, однако дальше него Варламов заглянуть не способен. Поэтому его романы призывают людей к животной жизни. Да, в романах Варламова она наполнена различными деталями человеческого существования, которые дороги сердцу либералов, но дальше у Варламова нет даже намёка ни на что иное. А где страдания и духовные поиски Фёдора Достоевского или философия Льва Толстого? Где всё то великолепие Великой Русской Литературы, за что мы её любим? Этого нет напрочь! Это не для либералов!

Нет самобытности! Текст примитивен, как туалетная бумага. И этот «роман» российский публицист Борис Куприянов называет: «настоящая большая русская литература». Ха-ха… было бы смешно, если бы не грустно.

Московская издательско-литературная тусовка держит оборону и не пущает в литературу инакомыслящих. А зачем? Нам и так хорошо в компании с релокантами. Исподтишка их печатают. Цензуры-то нет. Например, от литературы Владимира Сорокина, роман «Наследие», смердит самыми низменными пороками. Всё равно печатают. ЭКСМО и АСТ любят литературу с душком. Напечатают и выжидают, что произойдёт, как отреагирует общество и государство. Потом будут выкручиваться: «Ах, извините, мы ошиблись! Ах, мы его сами не читали! Ах, у нас же нет цензуры! Свобода слова, однако!» И выкрутятся, я вас уверяю.

Так и с романом «Одсун. Роман без границ» Алексея Варламова. Варламов явно осторожничает. Он строит обтекаемые фразы, чтобы не вляпаться в блудняк, потом забывается и его прорывает: «…наши помойки посреди леса не лучшая альтернатива». Как автор ненавидит Россию. Отсюда и слабость стиля либеральной литературы, ибо у неё нет силы духа. Там вообще ничего нет, кроме: «Заберите нас в Америку!»

Или вот отрывок опуса:

«– Мы все ошиблись, сбились с дороги и пошли в несчастную сторону. Надо просто вернуться на несколько десятков лет назад, – говорил он вдохновенно, и у меня от его вдохновения начинал дергаться левый глаз; но, с другой стороны, это тоже была причина, по которой он не бросал все эти годы меня, а потом еще разыскал Юрку и взял его на работу. По той же причине я должен был согласно его плану встретиться с Катериной.

– Ты в этом уверен? – лишний вопрос и интонация безнадежности в моем голосе мне самому была жалка и смешна.

– Шура, – отвечал он.

– А ты не посмотрел в интернете, как она изменилась с тех пор?

– Ну, милый, ты тоже не стал краше, пусть даже тебя по интернету не показывают.

Если он хотел меня при этом поддеть, то напрасно: у меня уйма недостатков, но ни тщеславие, ни честолюбие к ним никогда не относились.

– А если она откажется?

– Она согласится, Слава.

Самолет мягко потряхивало. Кроме нас двоих и экипажа, в нем никого не было. Изнутри Embraer был обит дорогим деревом и походил на яхту, и, возможно, поэтому ощущение у меня было такое, будто мы не летим, а плывем.

– Ей же любопытно посмотреть на своего первого мужчину.

Я совсем не был в этом шура, то есть уверен (в том, что ей любопытно), а Петино замечание показалось мне в высшей степени бестактным, равно как и в общем упоминание Кати, но мои отношения с этим человеком складывались таким образом, что я от него зависел, а не он от меня.»

То ли «роман» не вычитан, то ли автор решил поизгаляться над читателем. А ещё в этом абзаце масса несогласованностей. Откуда взялась взялся Шура, а потом – Слава? А потом ещё «шура», но со строчной буквы? А прямую речь так не пишут. Между прочим, Алексея Варламова доктор филологических наук, а делает элементарные ошибки.

Алексей Варламов исписался. Он не умеет делать вывода. Выводы его легковесны и поверхностны. Он абсолютно не умеет использовать их в качестве доверительности, чтобы войти в сговор с читателем, что крайне непрофессионально при таком простом тексте, в котором он не претендует ни на ритм, ни на гармоники, ни на какие-то литературные открытия. Это называется даже не промахом, а тактической ошибкой.

Читаем.

«Виски полетело». Автору надо знать, что виски мужского рода.

«Рявкнули» – у автора нет литературного слуха, иначе бы он применял это слово.

Читаем.

«Ты мог бы жить со своими капиталами в хорошей стране, где уважают законы и к людям не относятся как к скоту…»

В этом предложении Варламов забылся и обозначил свою позицию более, чем чётко. Вот мечта либерала, расцвела и благоухает: оболгать, оболгать и ещё раз оболгать.

Ах, как Алексей Варламов завидует воришке Пете. Он даже не прочь попросить у него деньги на домик в Финляндии, где он хочет жить животной жизнью отшельника. И его не смущает, что деньги «грязны». К чёрту мораль, когда на кону безоблачное существование мещанина.

«…нас так опоили новой ложью, что до сих пор не можем прийти в себя.»

Либерал опять во всей своей красе.

Ниоткуда возник «Пётр Тарасович». Это непрофессионально: единожды назвать полным именем второстепенного персонажа и больше к нему не обращаться. Это называется несбалансированностью текста.

«…огромные бесформенные очереди, в которых диктовали порядки шпана и алкаши.»

Ну автор, ну автор… везде грязь найдёт.

«И скажите ей, что Крым у Украины мы не украли,»

Вот ещё один пёрл.

«причем, поскольку испанского Даша не ведала»

Причём – словно не вводное, запятой не выделяется. И это доктор филологических наук. Сразу видно, романов не пишет, не практик, а теоретик, и правила русского языка забывает за ненадобностью.

Алексею Варламову неплохо было бы почитать роман «Вся королевская рать», чтобы понять, как пишется о любви в талантливых романах. Описание мизансцены девочки-подростка и главного героя не то что крайне беспомощное, а просто пустой звук в ночи, ясно из какого места. Так НЕ ПИШУТ о любви, если вам, конечно, доступен лишь материализм, которого вы так чураетесь. Неспособность найти форму в прозе – это признак графоманства.

«Роман» «Одсун. Роман без границ», как его громко называют московские либералы, к сожалению, даже не исповедь, не тянет, потуги есть, но они ничтожно-мелкие. По сути, это плохо исполненное либретто на тему «как я ненавижу российскую жизнь». Текст «романа» – это политический манифест, развалить Россию до такой степени, чтобы народ вымер, а зАпад завёл бы здесь свои порядки и вообще, облагодетельствовал бы нас за наши страдания.

Надо сказать, что к последней четверти томины автор более- менее расписался, пришел к эмоциональному балансу и подобию катарсиса. А до этого воды и общих мест на темы общественной жизни, советского детства, да девяностых избыточно. Без острого взгляда, бон мо, чего то новаторского.

Роман вообще балансирует на грани автофикшн, а сцены с диалогами посредственные. Крещендо, где спившийся вялый телегент встречается в Киеве с красавицей- бывшей и их беседа прям испанская стыдоба. Тяга автора к аллегориям не украшает.Пафос и эмоции в лучших местах романа это как если прозу Мих.Шишкина вдвое разбавить водицей.

Гуманстическая эссеистика имеет тот изъян, что автор намеренно не хочет масштабировать. С позиций слезы младенца и абстрактного гуманизма у него выходит, что все виноваты, всех равно жалко, а чешские гонения на немцев в Судетах в моральном плане будут равны аннексии Чехии немцами и нехороших делах там ( об этом вскользь). Нет правых, все и палачи и жертвы, достойны равного плача. Мне вот это видится моральным релятивизмом, а жюри премии БК, верно, пришло к выводу, что такой гумaнизм сейчас и нужен. Потому что больших литературных и художественных достоинств в книге немного.