Даниил Хармс «Вываливающиеся старухи»
- Жанры/поджанры: Сюрреализм
- Общие характеристики: Ироническое
- Место действия: Наш мир (Земля) (Россия/СССР/Русь )
- Время действия: 20 век
- Линейность сюжета: Линейный
- Возраст читателя: Любой
Как оказалось, — после того, как из окна вывалилась одна старуха и разбилась, — события ещё только начинались....
Входит в:
— антологию «Ванна Архимеда», 1991 г.
— антологию «Русская литература XX века в зеркале пародии», 1993 г.
— антологию «Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР. 1950-е – 1980-е», 2005 г.
— антологию «50 writers: an anthology of 20th century Russian short stories», 2011 г.
Аудиокниги:
Издания на иностранных языках:
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
AndrewLub, 23 августа 2016 г.
Математически четкое определение происходящего в форме определенного «случая». Где «случай» представляется как «случайность» и как (в то же время) нарицательное, т. е. то, что внезапно произошло. Определение здесь представленно очень четко со стороны — любопытства, однако любопытство это наблюдает (вернее даже — созерцает) бессмысленный абсурд.
Вряд ли можно бы было анализировать произведения Хармса с точки зрения рациональной последовательности символических предпосылок, знаков, метафор, аллегорий и тому подобное. Непосредственный сюрреалистический символизм зачастую у Хармса обобщен в роевом хаосе жизни, полной путаницы и бессмыслицы (которые рьяно импонировали автору). Абсурд и нелепость (доведенная, порой, до пошлости) — предмет воспевания Даниила Хармса.
Так, мы берем нарицательное, субъективно наглядное (и одновременно — объективно природное) и рассматриваем ассоциативное значение.
Бессмысленно обрывающуюся цепочку жизней наблюдает повествователь, который созерцает картину (случай!) со стороны. Каждую прожитую жизнь — каждую старуху — губит одно, это — переизбыток рекурсирующего интереса в рамках абсолютной витальности. Каждая следующая старуха заинтересована в смерти, посредством прожитой жизни (иначе это не были бы старухи).
Сам же повествователь, после выявления несостыковки человеческих судеб (даже посмею предположить — после одноразового потребления жизней людьми в истории), с эпатажной выразительностью превосходства отделяет себя от этой цепочки деструктивности, заявляя о сугубо индивидуальных заинтересованностях в субъективных делах частного случая.
Для повествователя и автора (где, в данном случае, эти понятия тождественны) этот «случай» смехотворен, и смехотворен он своим очевидным саморазрушением. Именно поэтому повествователь заканчивает всё это комическим «случаем» слухов. Где, как бы сверяя эти два случая, он освобождается уже этим анекдотическим тезисом с композиционно логическим концом.
_Y_, 14 апреля 2014 г.
Наверное, один из самых известных рассказов Хармса и, уж точно, один из самых запоминающихся. Типичный для его рассказов прием, читаешь, вроде бы полный абсурд, а прочел по-математически четкое определение маленькой человеческой слабости; в данном случае — любопытства.
narsyy, 16 января 2015 г.
в этой кафкианской истории смысл есть. в остальных почти во всех — нет. это мое мнение. И вполне возможно, что эта история была придумана гораздо раньше, и не Хармсом.
jamuxa, 29 февраля 2012 г.
Попытка, уже Хармсом, прервать ещё одну эллинскую апорию бесконечности.
Подобную зацикленную бесконечность замечательно проиллюстрировал Морис Эшер, движением пажей, уже утомленно снующих, — вверх или вниз? — по бесконечному кольцу лестницы навстречу друг другу. И достиг он этого только при помощи мастерского изображения оптической иллюзии — никакого мошенничества, господа, никакого: «...а вот, господа, андерманир штук — прекрасный вид: башня чудесная в городе стоит...» (почтицитата из Евгения Клюева здесь вполне уместна). Визуальный трюк: превращая ленту Мёбиуса в ленту Эшера. А на ней старухи из окна, когда эта лента в Питере...
Попытка, — и вполне, на первый взгляд, удачная, — но: лишь повернувшись спиной (...а старухи все падали, падают, и будут падать..., — перефразирую свето-смысловые точки-тире словорифм бессмертного маяка из «Ленинианы» Маяковского), очередной фокус-покус: «...а вот андерманир штук — на мальцевском рынке шали дают...»
Это как достигнуть невозможного — только действием, похожим на трюк: андерманир штук..., — так же вгрызся, в конце концов, в мясо внутреннего сгиба руки, герой Сигизмунда Кржижановского, поставившей целью жизни укусить себя за локоть.
Только повернувшись спиной: только ограничив миросозерцания внутренней ареной клетки, поверх которой наброшена Хармсом вязанная шаль (иначе ничем не объяснить пробивающиеся лучики звезд), только вязанная, с мальцевского рынка: их там слепым дарят....
А там за шалью — старухи так вываливаются из окна.
lerka---, 26 августа 2012 г.
Такого бреда я давно не читала! абсолютно не вижу смысла в этих рассказах, в частности в этом. Кто то объясняет это с какой то философской точки зрения, да и в институте нам вдалбливали, что это гениально. Если есть мысль, тот ее можно передать нормально, а не таким извращенным способом, как это делает Хармс.