Кирилл Рябов «Лихо»

Лишенцы

Если б не терпели —

по сей день бы пели!

А сидели тихо —

Разбудили Лихо.

Башлачев «Лихо»

Проза Кирилла Рябова сочетает богемную маргинальность с питерским, тяготеющим к Хармсу, абсурдизмом и довольно черным юмором. Причем, когда я говорю о Северной столице, то не имею в виду, что Рябов создает свой вариант Санкт-Петербурга, вроде пушкинского, достоевского или андрей-беловского. Город присутствует у Рябова не буквой, а духом, местом действия вообще может быть Дальний Восток, как в «777», премьеру фильма по которому нам обещали в сентябре, но поскольку для нашего кинематографа отсрочки и задержки норма, то хорошо, если к следующей весне увидим.

Итак узнаваемой топонимики и художественной прозы, скрещенной с травелогом, здесь не будет, а будут две повести и рассказ, проникнутые духом абсурдизма, несколько даже дадаистского толка, удивительно органично сочетающегося с сегодняшними российскими реалиями. К герою титульной повести «Лихо» Выдрину одним не лучшим днем его жизни приходят трое из непонятного «Управления Ч», чтобы арестовать... его донского сфинкса Диего.

Набор приемов и лексики пришельцев неузнаваем, потому что к большинству читателей его не применяли, но все эти: «Открывайте, мы знаем, что вы дома», «Не создавайте себе лишних проблем» отзывается болезненным узнаванием на каком-то глубинном подкорковом уровне, заставляя ощутить себя в шкуре героя и мысленно в доли секунды составить реестр своих прегрешений, пережив подленькое облегчение от понимания, что пришли не за тобой. И тут же одернуть себя: что за чушь? Но так и не обрести сил защитить животинку от пришедших за ней сволочей.

Дальше маховик абсурда будет раскручиваться, вовлекая в происходящее множество посторонних людей и заставляя несчастного Выдрина все сильнее мучиться от одиночества и неприкаянности. Кончает жизнь самоубийством его ученик (герой преподает Изо, так-то он художник, неуспешный, как вы понимаете), директор школы погибает в зубах медведя; психотерапевт присланный любовницей роковым для себя образом встречается в его квартире с натуральным сумасшедшим — братом бывшей жены. В круговерти этого идиотизма, Выдрин все думает о своем Диего, не оставляет попыток спасти его, бывшего, как оказалось, самым близким существом.

И вот это «в ответе за тех, кого» обнуляет биением живого сердца нарочитый рябовский цинизм. То же со второй повестью «Живодерня», где бывшему вратарю заштатного футбольного клуба, в результате травмы, да и по возрасту потерявшему работу, предлагают в службе занятости вакансию писателя. На этой работе от него нужно ни много, ни мало — написать роман. Все попытки объяснить, что к литературе герой ни отношения, ни склонности не имеет разбиваются о железобетонную уверенности работодателей, дальше маразм крепчает.

Здесь социальная сатира на писательские курсы и разного рода криэйтив-райтинн, предлагающими прокачать творческие способности за определенную мзду, в соединении с констатацией «писатели самые отбитые и чокнутые», все-таки сильно уступает «Отделу» Сальникова и «Колыбельной» Данихнова как уровнем универсальной социальности, так и содержанием в ужасном смешного. А уныние, маргинальность и мизантропия без разрядки, даруемой смехом, вгоняют в депрессию.

Да, вот такие мы нынче переборчивые. Просто я помню, как хохотала с «777», знаю, что Рябов может в такое и жду от него возможности не только поплакать над собой, но и посмеяться.

#современная российская литература, малая проза, питерские писатели, Кирилл Рябов, абсурдизм, маргинальная природа творчества, ИД Городец