Александр Силецкий «Дети, играющие в прятки на траве»

Александр Силецкий. Звезда отечественной НФ 80-х, один из наиболее одарённых малеевских семинаристов, как аттестует его энциклопедия фантастики. Типичная судьба фантаста 80-х: редкие публикации в периодике, «молодой автор» в сорок лет, первая книга на пятом десятке. А потом и вовсе исчез. Как, собственно, и многие его ровесники. Не вписался в новые условия, когда нет необходимости писать рассказ годами, а повесть — десятилетиями, когда издатели готовы ещё горячие после принтера страницы пихать в набор, лишь бы они соответствовали формату.

Недавно вышла у Силецкого книга «Дети, играющие в прятки на траве». Тираж — 1500 экземпляров. Роман, давший название сборнику, был написан четверть века назад.

В романе нет ничего, за что зацепился бы взгляд нормального читателя. Вполне узнаваемый сюжет: земляне наделали роботов (биксов), а потом не знают, как с ними справиться. Стычки, взаимное недоверие. Безнадёжные попытки замириться. Если герои заговорили, тушите свет — диалог страниц на 15, никак не меньше. И жуют, жуют мочало, проговаривая одно и тоже по пятому разу. Сказал бы — скука смертная (да и скажу — скука смертная), если бы один нюанс. У Силецкого нечастый случай, когда язык затягивает больше, чем само повествование. Предложения, начатые нормальной прозой, плавно переходят в белый стих ( — И обратите-ка внимание, — промолвил Клярус, добавляя в голос вкрадчивые нотки, — многие ещё в какой-то сонной дрёме пребывают. Уповают... Оптимисты чёртовы! Надеются: всё будет хорошо, всё образуется... А как же! С неба свалится — само собою... Вот когда поставят всех нас в стойла, кинут жвачку, чтобы не подохли, да позакрывают двери — чтоб не лезли со своим людским убожеством куда не след, — тогда совсем иначе запоют. Орать начнут от горя и бессилия. Да будет поздно... Мы ж своей Истории лишаемся, нас всех потыдно отлучают от прогресса!). Иногда кажется, не пропусти автор фразу или слово, этот ритм отбивался бы вообще без перерыва. Но, понаслаждавшись страниц 150 этой стихотворной прозой, с чувством глубокого удовлетворения поставил книгу на полку. Коробочка оказалась весьма прихотливой, но внутри — ничего. Или так: ничего интересного лично для меня.

Конечно, рынок диктует, что и как писать. Но и о желании пожать эту руку нельзя забывать. Брайдер и Чадович на рубеже 80-90-х писали прекрасные рассказы и повести, потом плавно перешли на толстые и вполне обыкновеные романы. Они вписались. Силецкий не вписался. И я пока не знаю, какой вариант предпочтительнее.