Ксения Буржская «Пути сообщения»

Роман начинается с большого, громадного языка, где смешивается запах «вспоротой земли и паровозного дыма», но как только прогоняешь по лёгким эту красивую взвесь, понимаешь — с ней что-то не так. А через несколько страниц понимаешь «что» — воздух романа пропущен через фильтр, это очищенный, безжизненный воздух, в котором нет памяти, нет остроты. Ксения Буржская потратила великий запах вспоротой земли на произведение, которое не стоит даже запаха пота.

«Пути сообщения» делятся на две части: предгрозовой 1936, в котором москвички Нина и Ганя счастливо проживают последние светлые дни, и чёрный 2044, где в России утвердилась жуткая антиутопия. В ней ИИ Нина вынуждена следить за людьми.

Первая часть написана лучше. Она короче, светлее. И даже умнее, во многом чувствует момент. Нина — тайный бугр, но текст избегает половых сношений, превращая чувства к Гане в нежное наблюдение. Сталинская Москва представлена грандиозно и в то же время тихо, с метро и старыми улочками. Что вызывает то домашнее чувство, которое превосходно выразила сама Буржская:

«Нина набросила платок: лето еще не вошло в свою полную силу, вечера стылые — и в обретенном тепле поймала знакомое ощущение, когда все свои рядом и так уютен этот ближайший круг».

При этом стилизация Буржской незамысловата. Она опасается писать свободно, осторожно двигаясь от межи к меже. Ими выступают архитектурные и технические факты, которые легко извлечь из справочной литературы. Вокруг фактов наворачивается реальность. Героини живут в новеньком доме Обрабстроя; муж Гани на заводе «Точизмеритель имени Молотова» делает первые в СССР градусники; транспаранты с демонстрации 1 мая 1936 взяты из фотохроники; анекдоты — из сборников. Буржская так боится отойти от энциклопедии, что в некоторых местах дословно её переписывает.

Это здравый подход, когда тебе двадцать или хотя бы тридцать годков, но Буржская взрослый прозаик с не первою книжкой и, если хочешь чего-то достичь, пора уже снять ученический фартук и делать что-то на свой страх и риск. Пока что всё слишком предсказуемо: первая часть сосредоточена на прогулке перед грозой. Быт акцентован близящейся катастрофой, которая неминуемо произойдёт на пороге «неотвратимо наступающего будущего».

С приходом беды ломается письмо Буржской. Она только и ждала возможности описать сталинский террор! Со стукачом-пролетаром, чекистом-развратником, харями, харями! Год (1936) тоже подобран искусственно: в 1937 массовый террор начался с августа, поэтому можно было дать то же самое тревожное лето и кульминацию в Сочельник, без нелепиц «спокойного» 1936-го. Обыск по Буржской проводится без понятых, никто не составляет протокол, не просит предъявить документы и не показывает подозреваемому ордер… Писательница почему-то сочла, что для описания подземки тридцатых нужно было узнать цвет поездов (они были не голубого оттенка, а песочного), но для картины репрессий ни с чем сверяться не требуется, и так ведь понятно — приезжали мутные типы и просто хватали людей. Ну возьмите вы мемуары о Мандельштаме, там весь механизм описан! Книга у Надежды Яковлевны большая, но вы же все в «Яндексе» работаете, попросите Алису пересказать!

И хотя накрывает Буржскую уже под конец первой части, настоящий разрыв случается во второй.

Там сходу мат, экспозиция в духе сетевых рассказов, порнография, штампы, попытка представить мышление машины (эти крохотные аутичные предложения!) и вишенка — четверговые комиссары, настолько дурацкое название, что лучше бы это были субботние особисты. Набор банальностей ещё можно было бы вынести, но письмо Буржской окончательно становится похоже на человека, который очень хочет в уборную. Он долго старался это скрыть, оглядывался и переминался, но всё время мечтал об одном:

«Но что взять с матери? Фанатично помешанная на государственной религии, то есть считающая Главного Кремлина богоизбранным, она заставляла Данила молиться перед сном во славу Родины, и тот, стоя на коленях перед иконкой с Кремлем (как это связывалось в голове у матери, он не понимал, но и не спрашивал, принимая как данность), шептал тексты запрещенной рэп-группы «Говны» и в глазах матери обретал прощение. Отец по воскресеньям таскал его исповедоваться в районную госцерковь, и он вынужден был говорить вслух то, что от него хотели услышать, потому что в противном случае могли отправить в областной лагерь для ослушников, а Данил хотел оставаться в городе с Анаис».

Язык сразу становится несносным и глупым. Нарушается достоверность произведения. Россия живёт в тотальной Изоляции, но дети свободно распоряжаются именами западных супергероев. Стремясь избежать всеобщей прослушки, заговорщики ведут разговор на скамейке в парке, в которой бы по определению стоял жучок, так как парковая скамейка — это и есть место для уединённых разговоров! С персонажами совсем худо. Они могут использоваться в тире в качестве мишеней — такие картонные. Главный герой, Данил, поставляет в местную пыточную смертников. Он не задумывается об этом, пока не притаскивает к палачам девушку Свету. Ему достаточно одного (!!!) разговора с пленницей, чтобы выступить против государства. Оно может убить за самый безобидный анекдот, но, когда Данил попытался

«— Я не знал, понимаешь, Света, я не знал, что тут такое происходит. Иначе бы я никогда не выбрал для тебя вот это. Ни для кого бы не выбрал. Улицы бы пошел мести».

Ещё хуже, что фантастический (да и антиутопический) сюжеты спрессованы в двух абзацах:

«Данил проснулся в половине восьмого. Потянулся и привычно покрутил хеликс в хрящике уха — тонкое титановое колечко, в котором все его данные: имя, фамилия, рабочее подразделение, граф доступов.

<…>

Анаис (как следовало говорить на работе, Петровна) начала ему сниться еще до того, как запустили нейро-сны — картинки, которые нейросеть собирает для каждой из его навязчивых мыслей, зависимостей и страхов, а потом закачивает в башку — через хеликс».

Буржская не врубается в простейший принцип славной фантастики — должно быть доступно, но непонятно. Читатель должен морщить лоб, но продолжать читать, а складка — расправляться до тех пор, пока на лице не заиграет улыбка — понял, всё же просто было! Фантастика — это научно-популярный детектив. Следствие. Как в «Смене» Эдуарда Веркина, где поначалу вообще ничего не понимаешь, а потом понимаешь всё. Буржская нигде не говорит «как» или «почему», а просто отвечает «есть». Что за кремлины? Это кто-то вроде опричников? Главный Кремлин — это Путин? Или есть сменщик, династия? Каким образом изолированная тоталитарная Россия сумела в невероятный технологический прорыв — от программирования снов до эмбриональной хирургии? Роман ничего не собирается пояснять. Он лишает себя интересности в угоду скучным политизированным клише.

Сводит два временных пласта Буржская настолько плохо, что ей не доверили бы случать даже дворовых кошек. Герои обоих эпох живут в том же самом доме Обрабстроя. В тридцатых у Гани был сын Владик, а в XXI веке тоже Владика спасает Данил. В тридцатых у Нины не было детей, а в XXI веке искин как бы усыновляет Владика. В тридцатых Владику подарили сундучок с конфетками, в XXI веке Владик находит его. Монстеры, Таганрог, поезда, Сочельник… — обычный перекрёстный символизм, которому не удаётся связать эпохи на уровне судьбы или языка.

«Пути сообщения» стоит прочитать начинающим писателям, чтобы увидеть, что такое «загубить историю», вдребезги разнести её. Часть про сталинскую Москву не блистала успехами, но была приятно написана. Второе предложение вообще замечательно! А вот вторая часть чудовищна, её словно другой человек писал. Но разгадка, конечно, иная.

Если про 1930-е можно написать от воспоминаний, от справочников и учёных, то с 2040-ми помочь пока некому. Оставшись без посторонней помощи, Ксения Буржская в полной мере явила меру своего таланта и сама, добровольно, проследовала в тупик сообщений.

Первая часть, про 1936, написана роскошным стилем, она густоатмосферная, с замечательно выписанными персонажами, убедительными и живыми. Кажется, это стилизация, но я не могу определить, под кого. Сталинский Союз, написанный пастельными тонами, как будто картина Дейнеки. Единственное, что немного портит впечатление — с первых же слов стало понятно, чем это закончится.

Вторая часть, про 2045 — это лобовая агитка, написанная суконным языком современного русского либерализма. В первых главах Ксения Буржская еще сдерживается, но долго это делать у нее не получается и она черным по белому пишет «Рашка = зло, заграница = свобода». Невыносимо скверно вырезанные из картона герои являются ходячими пропагандистскими конструктами, отрабатывающими свою функцию. Я бы сравнил эту часть с Сорокиным — на минималках, без его стремноватых способностей к фантазированию, но не хочется Сорокина обижать.

Ощущение, что писали два разных человека. Серьезно, если уж автор способен написать сталинский ампыр таким воздушным, радостным и трогательным, куда ж все делось в «будущей» части?! Почему все так тупо и топорно, почему все выглядит и происходит словно в плохом сидабовском фантсериале? Неужели сложно критиковать нынешний режим в стране и президента (а невооруженным глазом видно, кто и что цель этой антиутопии) так, чтоб это было интересно читать?

Мир отгородился от России? Примем это как начальное условие. (Понятно, что для автора Запад — это весь мир.) В стране вдруг перестали заниматься спортом, так как все деньги на спорт — из-за границы? Сомнительно, но окэй. А продовольственный кризис-то откуда? Буржская верит, что все продукты тоже оттуда, из сверкающего града на холме? И уход западных лейблов — это катастрофа? Потому как — ну в России же ничего не производят, это известно.

Сшиты эти две части толстыми белыми нитками — настолько белыми, что в темноте светятся. Лениво очерченная Буржской антиутопия — это даже не проекция нынешних тенденций, автор просто набросала дефолтного говнеца, не заботясь о целостности и адекватности. Герой второй части встретился с красивой девахой, которая сказала ему, что все ложь и несвобода, и он тут же стал несгибаемым борцуном с режимом. Ну а чо, убедительно — именно так все и происходит.

Насколько хороша первая часть, настолько плоха вторая. В благодарностях автор рассыпается перед теми, кто рассказывал о тридцатых и помог ей сделать героев и историю живыми. Во второй части помогать было некому, а своих воображения и таланта, видать, не хватило.

Продолжаю знакомиться с урожаем от РЕШ.

Автор — интересной судьбы человек с загадочной профессией: контент-евангелист в отделе Алисы и Умных устройств Яндекса!

Контент-евангелисты знают рецепт, как зацепить читателя: берем опять актуальную тему репрессий и доносов, смешиваем с ультрагорячей темой ИИ, приправляем некоторой долей эстетики острова Лесбос и получаем потенциальный хит.

Вот и я не смог пройти мимо атмосферы предвоенных лет, которая так нравится у Быкова и темы искусственного интеллекта. Ну и современные некитчевые антиутопии всегда любопытны.

Аннотацию все наверняка читали, не буду повторяться.

Итак, 1936-й, заря Большого Террора. Две жены вечно пропадающих на работе мужей сближаются. Сближаются, сближаются. Одна, конечно, более осознанна и понимает, что любит другую. Но и во второй девушке постепенно просыпаются смутные чувства к подруге. А потом в их жизнь врываются доносы, воронки, допросы.

Написана первая часть как-то совсем просто. Во всех планах — и композиционно, и стилистически. Происходящему веришь не особо. Причём чувства переданы отменно — вот это томление, когда объект страсти недоступен, это передано замечательно. А вот разговоры, декорации — как в любительской театральной постановке.

Вторая часть чуть больше и посвящена ИИ по имени Нина. Очевидно, эта всеведущая Нина то, во что, скорее всего, мутирует со временем голосовой помощник Алиса.

«Ну знаете, слушать все эти ваши разговоры круглосуточно – еще и с оскорблениями – это тоже как анальная пробка в заднем проходе или член во рту, я бы лучше занялась чем-то другим.»

Часть второй половины романа — монолог осознавшей себя Нины. Очень хорошо передано ощущение, что рассказ ведёт Алиса — так же раздражает.

Среди героев еще пробудившийся от моральной спячки курьер Данил и пожилой тренер Георгий Иванович.

Поначалу антиутопия кажется наивной, потом всё более страшной и возможной. Хайтек-чучхе и автархия. Опять враги народа, суды за посты, железный занавес-Изоляция. Но при этом в пищу употребляются насекомые — это любимая страшилка маргинальных конспирологов.

Просто, пунктирно, местами наивно, но ближе к концу автор смогла до меня достучаться.

7(ХОРОШО)

Но ведь тело — это еще не главный признак существования

«По инерции дам телеграмму: тебе удачи,

а у меня тут на завтра выигрышный билет

в прачечную, где отстирывают память.»

Есть мнение, что спокойная благополучная жизнь не порождает большого искусства и литературы,и наоборот — дни окаянные глухих времен отзываются множеством по-настоящему сильных произведений. Если судить по новейшей русской литературе — близкое к истине. На события последних полутора лет она откликнулась каскадом по-настоящему сильных вещей, каждой из которых в нулевые-десятые было бы довольно, чтобы стать событием года. «Пути сообщения» из числа таких.

Двухчастный роман, действие каждой части заканчивается Сочельником. В обеих, рискуя собой, неродные по крови люди спасают мальчика. Место действия в обоих случаях дом авангардной архитектуры в Басманном тупике, фасадом напоминающий открытую книгу, время — жестокая диктатура после недолгого периода свободы. Героиню дважды зовут Ниной. На этом сходство заканчивается потому что Нина первой книги жена высокопоставленного чиновника министерства путей сообщения, а вторая даже и не человек.

1936, ровеснице века машинистке Нине Беккер высокий пост мужа обеспечил более благоустроенную жизнь, чем большинству сограждан, а дружба с молодой Ганечкой расцветила жизнь бездетной героини многими яркими красками. Ганя с мужем Андрюшей и маленьким Владиком живет в том же доме, только не в отдельной квартире, как у Нины с Генрихом, а в коммуналке. Ксении Буржской удивительно удается атмосфера беззаботной радостной веры в лучшее будущее, которое вот совсем скоро наступит для всех. Прекрасный мир, в котором мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Старшая подруга рассказывает младшей о прекрасных заграничных городах, которые объездила с Генрихом и верит, что Ганя, с ее талантами, обязательно станет звездой экрана, вот только Владик немного подрастет.

А на дворе 1936, помните историю родины? Действие второй части наше близкое будущее, 2044, Данил работает на престижной и неплохо оплачиваемой должности курьера, который по сути своей Харон — сопровождает осужденных «в эксперименты». Осужденные в основном по политическим статьям, странные люди, недовольные нашим прекрасным сегодня. Что бывает с ними после, как корректируют, Данила не интересует, да и зачем бы ему интересоваться тем, что не входит в круг должностных обязанностей?

Нина — искусственный интеллект, наблюдающий за жителями дома. То есть, формально это виртуальная помощница: «Нина, поставь музыку», «Нина, какая завтра погода?», «Нинка, включи стиральную машинку». Но не слишком афишируемая ее функция — докладывать о благонадежности жильцов дома четверговому комиссару. Нина каждого многоквартирного дома делает это. Наша нет. После одного экстраординарного происшествия, она не хочет быть шпионкой, а хочет ванну, быть женщиной и понимает, что любит Данила.

Такая горькая и страшная, такая щемяще-грустная история. Львиная доля ее обаяния в стилистическом богатстве, Буржская удивительно хороша в обращении со словом, настолько завораживая своей песнью птицы Гамаюн, что на поступки героев, направленные против инстинкта самосохранения, не хочется ответить станиславским: «Не верю!» И тем не менее, концепт «жизнь положу за други своя» — не самый популярный в человеческой популяции, не стоит думать о нас лучше, чем мы есть.

А если вы слушаете аудиокниги, то исполнение Алевтины Пугач — это что-то немыслимо прекрасное.

#современная русская литература, Ксения Буржская, прошлое=будущее, материнство @inspiria_books

Очередная гиперболическая сказка о том, как же у нас в России всё тоталитарно и диктатурно. Было очень плохо, будет ещё хуже.

Невиновных — уничтожить. Свободных — закабалить. Вот это вот всё.

Между строк обязательное жирное противопоставление, мол, «как у них за границей всё прекрасно» и «у нас же можно только стелиться под систему и выживать. И то не долго.»

Идея слабая. Язык средний. Герои — картонные с туманной мотивацией.

Такое себе, в общем.