Мэгги О'Фаррелл «Хамнет»

Слеза ребенка

Так солнышко мое. взошло на час,

Меня дарами щедро осыпая.

Подкралась туча хмурая, слепая,

И нежный свет любви моей угас.

Шекспир 33 сонет (пер. С.Я.Маршака)

- Знаешь, у Шекспира был сын, его звали Гамнет и он умер одиннадцатилетним.

- Знаю, про это ж в «Улиссе» было.

- Да? Я оттуда только про завещанную Энн Хаттуэй вторую по качеству кровать помню. И еще, что Стивен, его ведь Стивеном звали?

- Дедала?

- Ну, который не Блум, а другой — что он мылся два раза в год.

Из «Улисса» читаного лет семь назад, я помню, конечно, много больше всяких вещей. Хотя меньше, чем дочь, которая штудировала его в нынешнем году в университете. Но в части «Сциллы и Харибды», той библиотечной главы, где о Шекспире, память об умершем мальчике вытеснила кровать второго сорта, завещанная Эйвонским лебедем первой жене со звонким именем Энн Хаттуэй.

Мальчик, меж тем, был. Из пары близнецов, рожденных с сестренкой Джудит следом за старшей дочерью, Сюзанной. И да, умер подростком, а шекспироведы сегодня считают, что тридцать третий сонет, строки из которого вынесла в эпиграф, с омонимической группой «sun' (солнце) 'son' (сын) — на самом деле связанным именно с этой отцовской трагедией. Впрочем, ее отголоски находят и в «Двенадцатой ночи», где разлучены близнецы, а Виола долгое время считает брата умершим, и во многих других его пьесах.

Разумеется, в «Гамлете» — в средневековом английском Hamnet и Hamlet взаимозаменяемые имена, в своем завещании Шекспир даже упоминает сына под именем Hamlet. В отличие от другого великого драматурга, своего современника Бена Джонсона, подробно описавшего смерть сына в трагедии, он не прямолинеен. Шекспировский инструмент тоньше, может оттого и проникает глубже: в ум, в сердце, под кожу.

Хотя именно это нежелание выставлять на всеобщее обозрение подробности личной жизни («Торгует чувством тот, кто перед светом всю душу выставляет напоказ»), сослужило ему недобрую службу со всеми этими конспирологическими теориями о возможном авторстве пьес, приписываемом самым разным людям и коллективам. Так или иначе, сведения о начальном периоде жизни и творчества Мэтра скудны: родился в Стратфорде-на-Эйвоне, был третьим из восьми детей преуспевающего перчаточника, некоторое время после окончания школы преподавал латынь, восемнадцатилетним женился на двадцатишестилетней беременной Энн Хаттуэй. А период между 1585 — годом рождения близнецов и 1592 ученые вовсе называют потерянными годами Шекспира.

Да и после немного о нем известно, просто девяносто второй — время первой славы и первых денег, которые тогда же начал присылать жене в Стратфорд с распоряжениями о покупке недвижимости — к концу жизни Бард пришел весьма состоятельным человеком, знаете ли. Однако к Хамнету. У Мэгги О`Фаррел не слишком много строительного материала для книги, но распоряжается она им отменно. Выстраивая свою захватывающе интересную, тонкую, сентиментальную без излишеств, историю.

Я не читала О`Фаррелл прежде, всех хороших писателей знать невозможно, но роман замечательно хорош. Действие разворачивается в двух временных пластах: условно дне сегодняшнем, когда чума приходит в Стратфорд, чтобы забрать у матери смышленого мечтательного мальчишку; и событиях пятнадцатилетней давности — времени встречи диковатой, но самостоятельной, независимой и обеспеченной сироты Агнесс (по завещанию отца у девушки был собственный капитал и здесь ее зовут не Энн-Хаттуэй, а именно так) с учителем латыни.

На самом деле, странность с именами не только создает дополнительную интригу для читателя, который непременно полезет в интернет за дополнительными сведениями, она еще и своего рода страховочная лонжа для автора, Шекспира здесь тоже ни разу не назовут по имени. Он будет «учитель латыни», «сын перчаточника», «муж». Потому что «Hamnet» никак нельзя назвать историческим романом, скорее он это псевдоисторическая художественная литература. Что ничуть не умаляет достоинств. Мы на самом деле не знаем, отчего умер мальчик, в то время, не дожив до десятилетнего возраста, умирала треть детей. Вполне мог от чумы. Не знаем, как пережила трагедию Агнесс, но верим, что именно так — что равнодушия к смерти детей, как защитного механизма психики, у средневековой матери быть не могло.

Яркие фактурные персонажи. Очаровываешься, читая, мальчишкой, который все мечтает о возвращении отца, претерпевает от суровости деда, а склонность к мальчишеским проделкам, вроде кражи слив с крыши сарая, сочетается в нем с преданной нежностью к сестренке. И ты буквально врастаешь в шкуру его матери — осиротевшей дочери странной женщины, вышедшей однажды из леса, в которую ее отец, справный хозяин и завидная партия многих городских дам, влюбился без памяти. Жизнь с мачехой, незлой, хозяйственной, но неспособной полюбить чужую диковатую девчонку. Охотничий ястреб, единственный друг, странные озарения, как мгновенные высверки будущего, которых не можешь расшифровать и не умеешь предотвратить. Знаешь.

Хорош язык, такое, знаете, как в «Саду» Степновой, несколько даже избыточное богатство, позволяющее воочию увидеть, почувствовать текстуру, ощутить свет, цвет, запах и кож на перчатки в мастерской деда, и яблок, уложенных на зимнее хранение в сарае. Очень хорош финал, но о нем рассказывать не буду, книгу скоро переведут на русский, сами почитаете.

И да, вопрос, стоит ли счастье всего человечества, подаренное пьесами Шекспира, пережитой им смерти сына, которая не могла не добавить глубины и драматизма всему его творчеству, стоит ли слезы ребенка — этот вопрос каждый решает для себя сам.