Джек Вэнс «Вист: Аластор 1716»

Итак, любители экзотики и путешествий, мы с вами уже побывали на двух планетах скопления Аластор. На Труллионе, где жители миролюбивы и незлобивы в той же мере, как и внешне тихие воды, под поверхностью которых обитают самые настоящие монстры-людоеды.

Также мы побывали на Маруне, где среди великолепия средневековых замков их гордые владетели-интеллектуалы плетут изощренные интриги, находя малейшие лазейки в строгом своде традиций и правил, регламентирующих каждое мгновение их жизней.

И, если вам, любителям необычного и странного, эти два путешествия показались достаточно экзотичными, то вы просто ничего не знаете о том, что же есть на самом деле экзотика. Чтобы познать все грани необычного, я предлагаю вам отправиться на Вист.

Юный художник Джантифф Рэйвенсрок, как и многие из нас, тяготился размеренной и спокойной жизнью своей родной планеты Зак. Тяготился необходимостью зарабатывать себе на хлеб насущный, день за днем выполняя работу, к которой не лежала душа, переживая, что кто-то добился большего и преуспел там, где он потерпел поражение. Все то он искал чего-то необычного, что позволило бы ему выделиться из массы таких же, как он, все то он думал, что где-то там трава зеленее, солнце ярче и жизнь легче. Вы не замечали, в туристических проспектах оно так и есть?

Будем справедливы, по части необычного и странного Вист предлагает огромные возможности. Не то, чтобы его обитатели были оригинальны в своей социальном эксперименте — мы таких экспериментов в самых разных вариациях поставили в 20 веке достаточно, чтобы стать настоящими ценителями их тонкостей и деталей. И, между прочим, некоторые до сих пор пытаются найти новые грани в воплощении идей всеобщего и полного равенства.

В этом плане обитатели Виста продвинулись дальше всех, доведя идеи социализма и коммунизма до полного и абсолютного абсурда. За что им честь и хвала, поскольку не каждый народ согласиться ставить на протяжении 100 лет такой эксперимент на самом себе, чтобы обогатить копилку негативного опыта всего Человечества.

Не знаю, откуда Вэнс черпал свои знания о жизни при социализме. Похоже исключительно из пропаганды времен холодной войны и рассказов перебежчиков на «забугорных голосах», которым, сами понимаете, надо было как -то отрабатывать свой хлеб с маслом, повествуя леденящие душу обывателей истории о вороватых, нищих, необразованных, глуповатых, вечно голодных и пьяных бывших соотечественниках.

Но самое замечательное, что из этой полуправды-полулжи родилась исключительно гротескная и не лишенная трагизма картина общества, где идея равноправия исказилась самым причудливым образом, превращаясь в свою полную противоположность, когда «равно» реализовано в полной мере, а «право» оказалось полностью уничтоженным. Так и родилось общество, где пороком становится все, что может выделить человека из общей массы: профессиональные навыки, мастерство, талант, увлечения, сексуальная привлекательность, привязанность, любовь, что превращает людей в однообразно-безликую, несмотря на пестроту нарядов и причесок, массу, бесцельно существующую в запредельно равнодушно-жестоком мире. Причем жестоком не просто в пассивно-бытовом плане, не предполагающем милосердия или сочувствия, а периодически взрывающемся убийственной агрессий и извращенным наслаждением унижениями и страданиями, когда публичное изнасилование, убийство или самоубийство превращается в популярное шоу.

Но не надо думать, что роман — очередная антиутопия, обличающая недостатки определенной идеологии. С моей точки зрения, будучи писателем талантливым, Вэнс действительно заглянул в будущее. Посмотрите и заметите, как идея равноправия пугающе искажается там, где жителей трудно заподозрить в приверженности коммунистическим идеалам. Любой может назвать, не задумываясь, пару-тройку стран, где найдете и безликие ночлежки-общежития, набитые социальными нахлебниками, и проблемы миграции, и презрение к труду, и подозрение к «слишком грамотным», и жестокое преследование инакомыслящих, и превращение чужих страданий в шоу, когда прилюдно смакуются мельчайшие детали чужого несчастья. И эти страны будут вполне известными и уважаемыми поборниками прав человека.

Это я все говорила об идейной составляющей. Будет несправедливым не упомянуть, что история Джантиффа Рэйвенсрока — вполне традиционный вэнсовский рассказ о взрослении молодого человека, обретении им цели в жизни в результате целого ряда событий, открывающих ему глаза на окружающий мир. По традиции тут будут и заговоры, и преследования, и детективное расследование, и любовная история. Все то, что происходит в разных мирах и обществах, с самого начала времен.

Надеюсь, что мой небольшой рекламный проспект не отпугнет Вас от знакомства с настоящей экзотикой. Чудесные пейзажи, волшебный свет белого солнца Двона, бесконечное море лиц, щекотящая нервы опасная реальность... Добро пожаловать на Вист!

Книги про скопление Аластор делают циклом названия с цифрами, чудаковатые способы существования, соответствующее кознодейство, поиск денег, предрассудки, деус экс махина.

Последний, в лице «правящего» а-ля Харун аль-Рашид триллионами коннатига, присутствует на третьем-четвертом плане действия, но необходим. То, что на местные разновидности либертинов (много мнящие о себе безжалостные эгоисты) есть управа — одна из пружин сюжета. И как без него найти родину потерявшему память ученому воину из Marune? Филистерам квазифлоридского городка в Trullion отделаться от пирата-старментера? Спасти любимую обобранному и лишенному зрения художнику в Wyst? Кстати, по аннотации живописец — разочарованный энтузиаст, а по тексту Джантифф весьма бодр, и цель его появления на планете не паек рая ленивых, а обучение живописным эффектам чужого солнца. Очередной Кандид социальной фантастики.

А для нее эгалитаризм что для лифта трос. Кампанелла, Вебер, Ефремов, Силверберг, Хаксли, Толкин, Лаумер, Бэнкс, Ли Брэкет, Ле Гуин, Адам Робертс, Латынина, Гудкайнд, Ловетт... Разные писатели, но едины в том, что для таких обществ характерны пропаганда, всё ради коллектива, всеохватность, требования к морали, уравниловка.

Вэнс, строя Аррабин трех миллиардов пролетариев, с ними не спорит. Не обвиняет, не целится, не разоблачает, не вещает. Подходит к делу, понимая, как и надлежит настоящему романтику, разницу меж идеалом и воплощением. Любым идеалом и любым воплощением. И потому он прагматичнее многих.

Потому-то у него есть отсутствующая на адских иконах Хаксли и Оруэлла брага, разгильдяйство, пофигизм, привычка приплетать к слову правителя из-за бугра, воровство (оно же первобытный коммунизм, доводящий до исступления солдат и школяров)... Но нет труда за три копейки или запретов на любовь. Есть разумная организация жизненного пространства, а спор систем или идеологий отсутствует. Да и как можно спорить с охлократией, если она не слушает. Тоталитаризм? Паспортный контроль? Зачем они среди равных? Елки, да всё началось с разговора об изношенных производственных мощностях. Люди угнетены не тиранией, — там реальная демократия — незаполненным досугом и нравами соседей, не позволяющими развить что-либо, кроме амбиций и улыбки.

Кое-что чересчур (с самообороной промах), но, в целом, эскиз доказывает, что взят не только теоретический материал. Узнал понаехавших, донорство, украшения из обрезков, архитектуру, народ окраин (который не рвется к пищеблокам центра), иноспецов. Автор приписав последователям Диссельберга грехи, не тронутые даже Войновичем, признает за людьми право на библейское человеческое, чем бы они не занимались, в какие бы дебри экономики, этикета, эззотерического или вседоступного они не забрались.

Кажется, мысль о том, что всё это — одновременно смертельно важный и практически произвольный набор условностей, которые могут быть изменены вне зависимости от своего финансового, исторического или символического значения — сквозная для его книг.

Мир-текст аскетичен, местами подкрашен суеверием и жестокостью. Реалистичные разъяснения по молчаливым ведьмам и золотым ногтям, которых не дождешься в «Планете приключений». Издевательски детальная топонимика, ссылки на несуществующие искусства и науки. Примечания, которые на весах НФ весят больше романов Алимова с Алферовой... Таким бывает расцвет писательских сил.

Ошибок в переводе Александра Фета не заметил. Ну, может, текст не слишком поэтичен, зато в меру драматичен.

Рекомендую как особый подвариант коммунизма, любителям плавать над бездной в теплой воде экстравагантных интриг и не терпящим назидательности вэнсофилам.

Замышлял ли Вэнс этот роман как сатиру на социализм? С одной стороны, некоторые совпадения с социалистическим бытом более метки, чем можно найти в любой другой западной книге, и, кажется, никак не могут быть случайными, с другой — много и разительно непохожего. Поразмыслив, я решил, что Вэнс, несомненно, имел социализм в виду, но лишь как одну из мишеней, а в целом его сатира направлена более широко — в адрес неумеренного эгалитаризма и утопического мышления вообще.