Виктор Астафьев «Божий промысел»

Читаю «Затеси» в журнале «Москва» за 1991 год, и второй раз уже (после затеси «Блажь») замечаю, что автор иногда старается слишком уж придать тексту какой-то былинности частыми союзами и местоимениями, иногда даже аллитераций. А тут в этой довольно большой затеси, наверное, не столько былинности придать, а скорее библейности – по случаю того, что она о греческом монастыре, торжественных событиях, всеевропейских патриархах, церковных красотах, и монастырских делах, перемежающихся с сопоставлениями автора всего этого с перестроечной Россией и её историей. Автору, конечно, виднее, как делать, да и смысл в этом есть. Но мне вот почему-то всё это кажется слегка чуждым от автора, дышащего простой, но живой, сочной, глубокой до одури речи, которая чаще льётся из него как естественное и родное. А тут был всёго лишь один момент подобного – в описании греческой природы, прекрасной, как и всякое описание природы у Астафьева. Потому и ощущение осталось, что застряла эта затесь между журнальным очерком о Греции и конкретном событии и попыткой придать ей художественность рассказа, если даже не притчи – и она, в конечном итоге, оказалась далека и от того и от другого.

По сути дела -- путевой очерк, каких миллион в каждом номере «Вокруг света», но каким языком это написано, с какой любовью к слову и миру! Читаешь неспешно и радуешься, что есть на свете такой мастер, что каждым словом душу переворачивает. И всё же... не выдержал автор до конца взятой ноты, свернул в обличительную публицистику, какую всякий журналюга может клепать. И тем испортил всё впечатление от гениальнейшего начала.

Конечно, сказанное -- моё личное ощущение. Дай бог, чтобы другие воспринимали концовку очерка иначе.