Кузьма Петров-Водкин «Пространство Эвклида»
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
kagury, 3 февраля 2024 г.
«Пространство Эвклида» — поначалу кажется продолжением автобиографической книги «Хлыновск», но постепенно рассказ о молодых годах художника и пройденных им живописных школах (Саратов, Питер, Москва, Мюнхен) превращается в набор эссе на разные темы, порой весьма от искусства далекие. Если «Хлыновск» был очаровательной историей о детстве в провинциальном городке и в каком-то смысле следовал традициям классиков (Толстой, Горький, Аксаков, да кто только не писал нечто похожее), то «Пространство Эвклида» — это уже совершенно взрослая вещь, написанная разносторонним человеком и, пожалуй, местами не без желания покрасоваться. Это выражается не только в оригинальном подходе к рассматриваемым темам, но и в самом языке. Петров-Водкин использует огромное количество глаголов, которые прямо на ходу делает из существительных. Например «как глыба камня, силуэтился Капри», «плутовка обидиотила нас совершенно», «запрекраснятся чресла Венер» и т.п. Это неожиданно, точно, а местами и забавно.
Художник пробовал себя в разных стилях. Начинал, как водится, с иконописи, и периодически подрабатывал, расписывая храмы. Но его краски были слишком своеобразны, чтобы соответствовать канонам. И в одном из случаев заказчик приказал все смыть и переписать. Не могу не привести отрывок этого прекрасного фрагмента (здесь и далее цитаты под спойлерами):
Затем был технический рисунок – предмет должен быть изображен так, чтобы его можно было воспроизвести затем в материале (стул, комод и т.п.). Тут П-В было скучно. Он увлекся альбомами с итальянским кватроченто, его интересовали оттенки и рефлексы, а не инженерная точность картинки. Тем не менее, он отмечает любопытное и в бытовом:
Петербургская и Московская школы были слишком академическими. Но зато именно там он познал величие эллинской культуры, о чем сообщает не без юмора:
А вот с учителями П-В как-то не очень везло. Вот как он пишет с некоторой обидой об одном из них:
Он «оборвал мою работу, приглушил меня своим и приведенными в образцы авторитетами. Отдалил то, что потом только всплывет в моих работах».
В итоге П-В уезжает в Европу искать свой стиль и приобщаться к современным тенденциям. Проводит время в Мюнхене, затем в Риме и Париже. Относительная линейность повествования заканчивается примерно на Петербурге. Дальше начинаются главы больше похожие на эссе, а порой и философские размышления о цвете, стилях живописи, человеческих способностях, а финальные — так и вовсе читаются примерно, как блог путешественника.
Из русских, работавших в Мюнхене, поднимались тогда три звезды: Зедделер, Кандинский и Кардовский. Первый вскоре перебросится в Париж, перейдет на гравюру, придерживаясь образцов Хокусая, с трудом, но освободится от мюнхенского импрессионизма, а два последних продолжат и углубят заветы Мюнхена с овальной линией рисунка и с преломлением спектра на гранях формы. Кардовский подойдет близко к новому петербургскому академизму, а на упрямо ищущем самодовлеющей живописи Кандинском Мюнхен отзовется трагичнее: его неразгоночностью цвета и неконструктивностью силуэта формы».
Примерно отсюда начинается и самое интересное – взгляды на искусство, разные подходы к цвету и анализ его использрвания, рассуждения о стилях, жанрах, художниках, развитии живописи вообще.
Любопытное П-В отмечает о портретах:
Довольно много (и, пожалуй, вдоновеннее, чем о других городах) он пишет о Риме.
Интересно, что по его мнению итальянская живопись закончилась Возрождением. Увязла в гениях Рафаэля и Микеланджело, и фактически на этом остановилась:
«От Франции через Делакруа, Гюстава Моро, Ренуара, Сезанна, Ван Гога и Гогена итальянцы брали свои новшества и вдохновения, чтоб отбрыкаться от гипноза собственных стариков».
Читается не очень быстро, но исключительно интересно, не в последнюю очередь за счет смелости и оригинальности суждений и яркого, выпуклого языка. Ну вот хотя бы возьмите поцитированное выше: «Так бесславно окончился наш поход на рутину зрительных восприятий низовых масс Поволжья».
Прекрасное!