Дэйзи Джонсон «В самой глубине»

Обложка очень красивая.

Как показалось, более донной литературной продукции мне не встречалось со времён Мюссо. Книга — безнадёжная катастрофа по всем параметрам.

Повествование ведётся частично в форме противного, заунывного монолога, к тому же обращённого не к читателю, а к другому персонажу, то есть во втором лице. А частично рассказывает историю ещё одного персонажа. Сюжетное развитие дёрганное, планы хаотично перемешаны, так что очень трудно уловить кто, что, когда и зачем делает. То мать нашлась, то потерялась, то вроде снова нашлась, а потом опять пропала, а потом снова нашлась — и так до конца.

Ландшафт романа — это бесконечные трущобы на реке, захламлённые пустыри, железнодорожные насыпи, где в отвратительном свинарнике живут неприкаянные, страдающие душевными хворями люди. Персонажи опять безумны — все!

В аннотации написано, что писательница придумала для главной героини и её матери свой язык. Враньё. Это Толкин придумал язык, а Джонсон придумала пять слов. Читателю заранее сообщается, что сюжет использует миф об Эдипе. Ладно. Но при этом автор изо всех сил до финала тянет страшную тайну пророчества относительно одного из персонажей и его матери с отцом. Ну, оно очевидно, вы же сами сказали про Эдипа! Далее, дочь ищет сбежавшую от неё мать. Ищет-поищет, и там ищет, и тут. Не ищет только в том месте, где они раньше жили, то есть как раз где родительница и пребывала, как выяснилось позже. Зло, которое преследовало персонажей, по всему должно было оказаться порождением их собственных разумов, так сказать, тёмной стороной. Но нет, это был крокодил или что-то на него сильно похожее. В Англии. И так далее, и тому подобное.

Язык — песня отдельная. Постарались все. И автор, и переводчик, и художественный редактор. Приведу несколько цитат. «Повсюду недопитые кружки и периодические набеги на холодильник среди ночи». Так и вижу, как по кухне повсюду вместе с кружками разбросаны набеги. Однако, пойдём по нарастающей. «Она скучала по родителям. Это чувство отдавалось у неё в запястьях и лодыжках и в основании языка». Прекрасно! Когда у меня что-то отдаётся в основании языка, значит меня сейчас стошнит. И это почти произошло, пока я читал «Глубину...» Далее: «В языке не было таких слов, чтобы заполнить пустоты у неё за щеками». Заполнить пустоты за щеками звучит чертовски возбуждающе. И, наконец, сверкающий бриллиант: «Когда она узнала это, она поняла, что просто знает это». Я [Роскомнадзор] от восторга, когда это прочёл, и поделился восхищением даже со своей собакой!

И перевод под стать. Оказывается, можно «касаться за плечо» и другие части тела. Можно в предложение на полторы строки втиснуть два местоимения «он» и одно «она». Можно родить такой перл: «Всё тело покрывала плёнка грязи, почти как чешуя, которую он безжалостно соскребал». Он что, рыба, занимающаяся самоистязанием?! Что же он чешую-то скрёб? Может, надо было так: «Всё тело, почти как чешуя, покрывала плёнка грязи, которую он безжалостно соскребал»? Тут даже не переводчик виноват. В гонке со временем и не такое можно налепить, я сам бывал грешен, если что-то случалось переводить. Редактор где?!

В общем, если бы книга не была библиотечная, я бы хотел закопать её у стен факультета филологии.

Таково произведение из шорт-листа Букера. На обратной обложке книги написано: «Дэйзи Джонсон — это гений. Джефф Вандермеер». Здравствуйте, Джефф! У вас нос не вырос?

Примерно до середины эта гипнотизирующая история вызывала у меня впечатление глубоко личной авторской метафоры, существующей в сюрреалистическом мире, центром которого выступает река. Но потом я обратил внимание на заднюю сторону обложки, где сюжет назван «переосмыслением мифа об Эдипе», полез в Википедию — и все тут же встало на свои места. Да, я — необразованное чудовище, и об Эдипе знал только что-то поверхностное про «ревность к матери». А у Джонсон эта основа как раз не «на глубине», как в названии, а на самой поверхности, и уже под нее заложен «дорожный сюжет» о потерянных людях современной Америки.

Повествование сплетено из десятков деталей холодного мира, который невозможно постичь физически, но который открыт к любым эмоциональным интерпретациям. Сюжет покрыт тонкой вуалью магического реализма — люди в нем живут без условностей, пуская в дома незнакомцев и ставя воображаемое выше реального. Здесь в реке водятся водяной вор и страшный Бонак, герои меняют пол, когда чувствуют, что перемены неотвратимы, а судьба предопределена и безжалостна. В то же время герои не отчаиваются: если поймать волну этой неоднородной жизни, то можно стать ее частью и суметь познать себя. К этому и стремятся Гретель, Марго/Маркус, Фиона и Сара, каждый день приближаясь к экзистенциальной цели своих поисков. И она совершенно ожидаемо приводит их к трагедии.

Пронзительная и красивая книга.

Эдип цар(евна)

«Я внезапно поняла, что ты наделала, сотворив собственный язык и обучив меня ему. Мы стали чужаками в этом мире.»

На самом деле, чужаками в мире сделал их не собственный язык, язык лишь надстройка, в то время, как базис — образ жизни. А маргинальность не способствует социализации. То есть, жить на лодке, время от времени нанимаясь для выполнения поденной неквалифицированной работы — значит выпасть из сферы внимания государства: не платить налогов, не иметь медицинской страховки, лишить ребенка возможности посещать образовательное учреждение.

Откровенно говоря, работа Гретель в качестве лексикографа, имея в виду ее детство, весьма сомнительна. Ну или девушка немыслимый самородок, при должном внимании к развитию талантов обещавший стать гением. Примем как данность. Отправной точкой к тому, чтобы читать Дейзи Джонсон для меня стало не членство ее дебютного романа в шорте Букера, а переводчик.

Так тоже бывает. Когда круг твоего чтения обширен и разнообразен, с определенного времени начинаешь обращать внимание не только на авторов, но и на переводчиков иностранной литературы, редакторов, издательства. Перемещаясь из категории читателей в лигу книжных экспертов. Не ради дивидендов, тут их не полагается, для радости. Дмитрий Шепелев покорил меня первой прочитанной в его переводе книгой, «Подменышем» Джой Уильямс и новых его работ стараюсь не упускать из поля зрения.

Таким образом, «Сестер» Дейзи Джонсон, которые на самом деле вторая книга, прочла из-за переводчика, писательница заинтересовала тоже, потому и обратилась к ее звездному дебюту. И вот какая странность, «В самой глубине» по всему должна бы быть плохой книгой, но отчего-то получилась стоящей.

Когда автор со школярским тщанием вгоняет историю в прокрустово ложе мифа об Эдипе, совмещенном с феминистской повесткой, для остроты и пикантности приперчив «Моби Диком» — ждать хорошего, вроде бы, не приходится. И тем более удивительно, что все-таки хорошо. Тот редчайший случай, когда «сделанная» книга обретает живое дыхание, а читать по-настоящему интересно.

Ну потому что героини живые, обаятельные особым гранжевым маргинальным очарованием. Потому что подлинная жизнь, вопреки авторской воле, вознамерившейся отдолбить эдипов миф от забора до обеда, входит в историю, одушевляя ее особой витальностью. Словно бы против авторской воли, встраиваясь в историю капитана Ахава и Белого кита, изначально пущенную здесь по бордюру.

Сильная харизматичная глубоко порочная мать, обожаемая детьми. Слабого губит, сильного сминает и калечит. Наплевав на материнство, ставит превыше всего маниакальную одержимость чудовищем, скрытым в самой глубине. Даже потеря части тела не заставляет отказаться от цели, ставшей сверхценностью и смыслом жизни.

И как-то так получается, что в финале, вместо того, чтобы осудить безумную старуху, ты, читатель, испытываешь в отношении нее благоговейный трепет. Так тоже бывает, по всему должно было бы стать макулатурой, но осеняет Муза крылом — и оказывается литературой.