Сказочно иллюстрированная потусторонняя сказка. Из тех кто мог написать Нил Гейман или снять Хаяо Миядзаки.

История взросления девочки, потерь и приобретений, надежд и предательств.

Впрочем, разочарований здесь совсем немного, а мифотворчество сродни языческому, где нет абсолютного добра или зла, а есть масса независимых существ, обреченных на собственную моральную дилемму.

Вас ждет постоянный поиск и неуверенность, попутчики и незнакомцы, та трогательная жемчужина абсолютного доверия, что не вручишь первому встречному.

Любителям кошек безусловно понравится, как и любителям кельтской мифологии — да и вообще сложно придумать абсолютно равнодушного читателя.

Великолепное послевкусие настоящего мифа, пусть современного.

Настоящая современная безумно интересная, без всяких скидок, волшебая сказка.

Наверное, подобную автобиографию могли бы написать Керуак или Уильям Беррроуз, родись они на стыке предпоследнего века существования Царской России с последним где-нибудь на просторах необъятной империи.

Разноцветное текстовое полотно в духе литературного мейнстрима второй половины прошлого века, растянутое между тремя городами — Киевом, Одессой и Петроградом — расчерченное причудливым маршрутом перемещений главного героя. Перед глазами мелькают знакомые места и герои, реальные исторические фигуры перемежаются не менее реалистичными литературными персонажами, факты и выдумка сплетаются воедино так тесно, что, с небольшим допущением о целенаправленной цензуре архивов и общей круговерти и кутерьме тех лет, роман, и правда, выглядит полноценной исторической прозой.

Несмотря на изложенные в предисловии к «автобиографии» предостережения относительно личности рассказчика и его убеждений, смутный момент превращения романа воспитания в роман плутовской осознается не сразу. Метаморфоза наивного идеалистичного юноши со свойственной его возрасту поспешностью и категоричностью суждений, усугубленных некоторой оторванности от реальной жизни, неизбежной узости кругозора и мифологизированием истории (по мировоззрению он как брат-близнец многим своим современникам — тому же Говарду Лавкрафту, за исключением несокрушимой убежденности в своей полной гениальности) в проныру и мошенника, обманывающего не только других, но и себя, не стесняющегося в средствам и самооправданиях. Постепенно осознаешь, что рассказчик с тобой не совсем откровенен, а иногда и просто обманывает, редактируя задним числом нелицеприятные эпизоды или даже полностью их вымарывая.

В результате, подобное сочетание реальных фактов с их недостоверной интерпретацией дает дополнительный иронический слой: употребляет наркотики, но не считает себя наркоманом, замечает чужие предательство и трусость, но не видит своих, даже постоянное, крайне смехотворное, выпячивание вроде бы как гордого казацкого происхождения в сочетание с ярым антисемитизмом в противовес систематическому отнесению самого Пьята окружающими к евреям, похоже, с точки зрения писателя не более, чем еще один эпизод самообмана.

Постепенно мир окружающий героя точно также как он сам деградирует и разрушается. Стиль изложения сменяется на отрывочные воспоминания, зачастую почти фантасмогоричные, и повторяющийся рефреном уход от реальности к общим рассуждениям о противостоянии Рима, Карфагена, Византии, являющихся в данном случае чисто умозрительными категориями. Пьят убежден, что Российская Империя является наследником Византии, противостоящей бездуховному варварскому нашествию — то есть «Византия (все еще) сражается».

Многогранный постоянно меняющийся герой, с которым мы проживаем один из самых драматичных моментов нашей истории, поразительное для иностранца владение материалом и отсутствие «клюквы», галерея знакомых с детства исторических личностей и эпизодов взглядом крайне противоречивого (а местами просто малосимпатичного) литературного персонажа, очень точно имитирующая стиль дневниковых записей афористичная манера рассуждений, плюс удивительная способность Муркока как гениального визионера вдохнуть в это жизнь и увлечь вслед за собой... но, к сожалению, в моем случае вряд ли больше одного раза. Я с огромным удовольствием прочитаю продолжение «мемуаров», а вот перечитать скорее соберусь книги упомянутых в «автобиографии» поэтов и писателей — все-таки они на этом «поле битвы», быть может, уже по родству и праву очевидцев, как-то ближе, глубже и талантливее смотрятся.

По объему и содержанию это скорее повесть. То ли развернутая метафора финала «Чапаева и Пустоты», то ли трибьют своему же «Затворнику и Шестипалому»... хотя, в какой-то мере, с тем же успехом можно сравнить ее с мужской версией «Священной книги оборотня» — в общем, тематика, герои и даже перипетии сюжета старые, знакомые, для любого поклонника уютные.

К сожалению, нет здесь ни каких-то прямых отсылок к настоящему, ни тех очаровательных сиюминутных шуток и наблюдений, мгновенно становящихся срезом действительности, за которые Пелевин многими любим — вряд ли стоит ожидать от нее обилия разошедшихся в народ цитат. Наверное, не только для меня это будет единственным, но огромным минусом (впрочем, для многих субъективным).

Тем не менее, написано все по-настоящему мастерски, с вкраплением исторических реалий, постмодернистскими играми, всепроникающей меланхоличной иронией и очень тонкой сатирой, а искушенным читателям Пелевина будет интересно вылавливать ссылки на другие вещи писателя.

Если посмотреть на все творчество в целом и попытаться найти место этому роману, то он вберет в себя светлую наивность героя из ранних вещей, романтическую линию из более поздних, онтологию среднего периода и т.д. — его можно рассматривать как некое подведение итогов, или в качестве одного из хороших вариантов для первого знакомства с писателем, т.к. некоторая неизбежная вторичность не будет портить удовольствие от явно возросшего по сравнению с дебютными вещами литературного мастерства.

«Смотритель», даже по меркам других произведений писателя, настоящая ода солипсизму, а еще, как очень хочется надеяться, своеобразная интерлюдия, и в будущем нас ждет качественно новый и еще более интересный новый Пелевин.

История перебросившая для меня мостик между привычной фантастической литературой и комиксами.

Оказалось, что шедевру не обязательно требуется многословные описания, пространные диалоги и прочие составляющие любой хорошей обычной книги — для отличной истории прежде всего нужен настоящий Творец, все остальное — детали.

Гейман соткал искусное полотно из героев старых традиционных комиксов, древней мифологии и реалий современности — результат многократно превосходит отдельные составляющие, визуальная же часть ошеломляет выразительностью, начиная с крайне непривычных обложек. Один из примеров новых «взрослых» комиксов, читатель которых может быть, конечно, и подростком, но желательно подростком разбирающемся в оригинальном, не переработанном Голливудом эпосе античности или Древней Скандинавии и хоть что-то слышавшем об Алистере Кроули.

Произведение геймановское, готичное, мрачное в своей ироничности и глубокое в новом мифотворчестве. Книга, которая может понравится даже тем, кто комиксы по каким-либо причинам не любит, благо у нас издают версии, где помимо самих номерных выпусков есть бонусы в виде дополнительных иллюстраций, комментариев, а где-то даже попадается наглядная демонстрация процесса создания одной из историй.

Ближайшее будущее, виртуальные миры, антиутопия, крутые одиночки и беспощадная Система. Казалось бы, традиционный для киберпанка (да и самого Гибсона) набор, но здесь нет яркой неоновой футуристической мишуры 80-х, грань между реальностью и виртуальностью тонка как никогда, большинство чудесных гаджетов не более чем незначительное развитие уже существующих продуктов, а будущее действительно мрачно и беспросветно, а главное — для многих уже предопределено. Герои, правда, все те же.

Сюжетная канва для любого поклонника Гибсона будет знакома и привычна — постепенно все теснее переплетающиеся судьбы разных героев, несчастное стечение обстоятельств в качестве отправной точки и ситуация постоянного цугцванга, когда из всего богатства выбора остаются варианты хуже некуда.

Прикладная, подчиненная роль фантастических элементов — не ждите что герои, а тем более сам автор, будет расписывать красоты и восхищаться чудесами. Если надо забить гвоздь, а ближе всего микроскоп — используют его... а затем наглядно продемонстрируют последствия, в традиционном для писателя жанре на стыке НФ и «крутосваренных» детективов.

Крайне меткое определение «фрактальный сюжет» — не успеете вникнуть в сленг и терминологию, хоть как-то пообвыкнуться в реалиях будущего, как вас ошарашат новыми гранями описываемой реальности и взаимосвязями между ней и персонажами, у многих из которых окажутся диаметрально противоположные предполагаемым поначалу мотивы. Финальная точка тоже, отнюдь не означает завершенность действия — скорее приглашает к размышлению над возможным будущим одних героев и прошлым других, благо композиция романа с учетом некоторых подробностей отношений персонажей выстраивает в потенциале даже не кольцо, а некую постоянно изменяющуюся сложную структуру.

Лаконично, сухо, жестко и крайне пессимистично... хотя и с рядом счастливых исключений из правил.

Ненависть к постмодернизму, перефразировав известное предисловие, можно сравнить с яростью Калибана, видящего в любом оконном стекле лишь свое засиженное мухами отражение.

Извечная история бегства героя от самого себя и своего времени. Пронизанный аллюзиями текст, где писатель вводит в повествование не только свою фигуру, но и сам процесс чтения, как приключения ума, которое обыгрывается неким подобием лицедейства, равно далеко отстоящим от античных мистерий и сеансов психоанализа (ошибочно трактуемое многими как увлечение язычеством или эзотерикой, на самом деле только гипербола артистичной стороны древнеевропейской цивилизации, побочной ветви великой философской традиции — настоящего объекта осмысления автора).

Однако, будет ошибкой считать Кончиса — Фаулзом, книгу — подлинной автобиографией, а самого читателя — Николасом Эрфе. Это, конечно, отчасти именно так, но только отчасти. Еще большей ошибкой будет попытка трактовать роман как некий эзотерический путеводитель, сознательно запутанный, но с обязательным разжевыванием некой Вселенской Тайны в финале.

Фаулз не особо скрывает балаганный характер разыгрываемых с героем фокусов (как и сам Кончис) но при этом сознательно не дает окончательного всеобъемлющего ответа. В этом, в общем-то, и состоит сам ответ. Неловкого читателя автор практически открытым текстом предостерегает от ложных выводов, приводя в пример двух предшественников главного героя — один из которых ударился в религию, а другой забылся в утешительном скептицизме. Хотя единственный правильный по замыслу автора путь пролегает по тонкой грани между ними.

Роман, безусловно, автобиографичен в части описания восприятия окружающего мира и процесса взросления (точнее преодоление состояния «предвзрослости» (по терминологии самого Фаулза)) — в этом, наверное, и заключается единственная честность любого художественного произведения, а не в дотошно распятой на временной шкале последовательности событий.

Где та граница, что отделяет юношу от взрослого? Можно ли назвать полноценным процессом взросления этап, заканчивающийся не слишком осмысленным компромиссным выбором из непонятно кем расфасованных универсальных истин и моделей поведения только из-за необходимости хоть на чем-то остановится в обмен на статус полноценного члена общества?

Здесь поразительно чистые яркие краски и постоянная тонкая грань, разделяющая обыденную реальность и предвкушение чуда (прочувствуйте очарование этого бесконечного неустойчивого равновесия!), сюжетные перипетии настолько изобретательны, что поговорку про хорошего писателя, продолжающего книгу там, где плохой ставит точку, придется вспомнить не раз, а финал подобен моменту настоящего окончательного взросления, когда разочарование от несбывшейся сказки вслед за напускным примитивным цинизмом растворяется в кристально ясном осознании красоты и ценности т.н. обыденных вещей (т.к. все иное за их пределами есть только внутри самого человека).

Этот сборник можно назвать своеобразным промежуточным итогом киберпанка. Самые яркие авторы уже ворвались в элиту фантастики, но процесс деградации до набора клише еще не запущен. Технологии реального мира едва-едва ступили на отмеченные авторами извилистые дорожки, настоящее пока еще только пытается нагнать описываемую в произведениях обыденность будущего.

Брюс Стреблинг, составитель антологии, обращает свое внимание на основной критерий подбора — новизну и незасвеченность рассказов, но сборник, к сожалению, добирался до нас почти тридцать лет, поэтому для многих читателей лишь часть рассказов будет действительно незнакомой. Эта задержка во времени, пожалуй, самый главный недостаток книги: многие революционные для середины 80-х элементы теперь стали нормой, футурологические прогнозы сбылись или, наоборот утратили актуальность.

Открывающий сборник рассказ с мягкой иронией описывает саму сущность фантастики, плодящей невообразимое число никогда не осуществимых вариантов будущего, создающей огромное количество изначально нежизнеспособных миров, и хотя сквозь детали проглядывает извечная едкая киберпанковская насмешка над полной оторванностью старой НФ от реальности, сам рассказчик проникнут ностальгией старомодных образов. Как и само Движение считающее себя плоть от плоти НФ, но никогда не стесняющее критиковать «родителя».

Заканчивается антология рассказом о прошлом, или точнее о путешествиях во времени и самых правдоподобных их последствиях, лишенных эпической высоты катастрофы, но ужасающих своей прозаичностью ничуть не меньше знаменитой раздавленной бабочки. Финальная история подчеркивающая, что киберпанк — это в первую очередь все та же старая добрая фантастика просто идущая в ногу со временем. Как Моцарт в зеркальных очках и косухе рвущий струны гитары перед стотысячным стадионом.

Между этими двумя произведениями широкая гамма тем и стилей. Помимо традиционного набора High Tech — Low Life (импланты, наркотики, биомодификации и т.д.), есть вещи наглядно иллюстрирующие почему многие писатели-киберпанки в числе своих наставников всегда числили Берроуза (Уильяма, не Эдгара) и авторов «крутых» детективов, есть сбивающие с толку при любых попытках определить жанр как, например, «Камень» Грега Бира (где бесхитростное постапокалиптическое начало переходит в баркеровские фантасмагории и заканчивается чуть ли не библейским апокрифом), есть достаточно близкие к Чаку Паланику или Ирвину Уэлшу (за исключением наличия в них фантастических элементов).

Если проводить аналогии с панком как музыкальным жанром, то книгу вряд ли можно посоветовать как аналог жанрового The Best, скорее это традиционный выпущенный на гребне моды сборник, который тем не менее дает более точное представление о сути и разнообразии жанра, качество материала тоже ничуть не уступает антологиям лучшего за год.

Название книги в сочетании с аннотацией могут создать неверное впечатление, что большую часть времени читателя ожидают приключения в виртуальных игровых мирах. На самом же деле, в основе книги лежит динамичный триллероподобный сюжет, а фантастических допущений не больше, чем в любом современной кинобоевике. Она даже по архетипам чрезвычайно схожа — американские правые, исламские террористы, китайские хакеры, русская мафия, спецслужбы и масса интернациональных гиков.

Книга по хорошему «попсова» — даже любимые писателем пространные отступления здесь сократились до быстрых и кратких, буквально на пальцах, объяснений. Не перегружая читателя лишней терминологией или мелкими несущественными подробностями, тем не менее дается вся необходимая для понимания происходящего информация. Широкий спектр персонажей тоже обрисован буквально парой-тройкой деталей, но парадоксальным образом все-таки не превращается в набор карикатур — причиной тому достоверные характеры, поступки, часто просто мимоходом брошенная вовремя фраза (даже однотипные на первый взгляд герои вышли достаточно разными). Благодаря множеству несущественных на первый взгляд мелочей книга врастает в реальный мир, заставляет переживать за героев и даже небольшие отличия выдуманного мира не мешают полному ощущению «здесь и сейчас» (чуть ли не до переклички с текущими новостями).

Ничто не сдерживает фантастическую скорость развития событий. Несмотря на почти что тысячистраничный объем, динамика просто невероятная — история делает небольшую передышку в самом начале и затем по всем правилам драматического мастерства мертвой хваткой впивается в читателя и со скоростью пули уносит вслед за собой, заставляя переживать до последней страницы.

Среди прочего понравился необычный взгляд на многопользовательские игры — со стороны разработчика, где проводятся интересные параллели с элементами обратной задачей по отношению к готовых характеристикам выдуманной вселенной, когда под требуемые конечные показатели моделируются процессы к ним приводящие — своеобразная развернутая иллюстрация любого вдумчивого миротворчества. К тому же автор очень здорово иронизирует по поводу разницы в подходе двух типов фэнтези-писателей — в книге вообще достаточно «пасхалок» для любителей фантастики (одно дугласадамсовское полотенце чего стоит!), но писатель с ними (как и с ироничными репликами или сценами) не перебарщивает — все в меру и к месту. Также подкупает множество положительных героев любимого мной типа — умных, смелых и деятельных людей, готовых не только встать на защиту себя и окружающих, но умеющих и знающих как это сделать.

Роман, конечно, замечательно сделан — повествование не распадается на лоскутки и если внимательно присмотреться, то все куски расположены на своем месте, одни события рифмуется с другими, а вся картина в целом выдает руку настоящего мастера, но мне все-таки ближе тот Нил Стивенсон, который любит лекции обо всем на свете и фантастику, а здесь получилась вещь, которая из всего его творчества, наверное, ближе всего к его «Зодиаку» (хотя и на порядок лучшая). Так поразительно совпало, что я сравнительно недавно стал интересоваться триллерами и хардбойл-детективами — и на мой дилетантский взгляд «Reamde» на фоне лучших образцов этих жанров не затеряется, а в чем-то даже обставит.

Если вас не смущает некоторая неизбежная «киношность», чисто номинальная принадлежность к фантастике, и нравится жанр сверхдинамичного технотриллера, как и сопутствующий ему стиль повествования, то эта книга — хороший повод познакомится с еще одной ипостасью отличного писателя Нила Стивенсона.

Вопреки названию эта книга скорее сборник эссе, объединенных общей темой и задачей. Примерно три десятка статей о писателях и поэтах с творчеством которых читатели впервые могли ознакомиться во время существования СССР. И хотя ограничение в достаточной мере условно — литературная карьера многих упомянутых в книге людей выходит за временные рамки 1917-1991гг., но именно на этот период приходятся, наверное, их самые важные по влиянию и существенные для рассмотрения вещи.

Эссе различаются по объему и стилистике: где-то рассматривается практически весь творческий путь, где-то одна единственная книга, в некоторых явственно звучит живой язык публичных выступлений, другие же первоначально появились в виде журнальных статей. Но всех их объединяет одно — во главу угла поставлена личность каждого автора, его судьба и влияние окружающих обстоятельств на творчество.

Конечно, данная книга вряд ли сможет послужить заменой официальному курсу литературы. И не только по указанной выше причине. Несмотря на широту и многогранность выборки некоторые важные знаковые для российской словесности фигуры в данной работе отдельного эссе не получили. Но, пожалуй, почти все более-менее титулованные отечественные литераторы в качестве фона для других или для иллюстрации какого-либо факта мелькают. Здесь нет и монументальной последовательной систематики, свойственной любому учебному курсу, и той довлеющий над всем идеологии, под которую в конечном итоге подстраивают все неудобные, случайно выползающие факты. Да и Быков явно таких задач перед собой не ставил.

Это настоящая публицистика, в самом хорошем смысле. Яркая, живая, актуальная. «Краткий курс» выступает своеобразным контрапунктом курсу официальному, предполагая если уж не доскональное знание рассматриваемого предмета, то хотя бы беглое знакомство в рамках школьной программы. Тебя как будто бы приводят обратно в полузабытый детский двор, где пропадал целыми днями, где ты, казалось, должен помнить каждую былинку, и вдруг буквально открывают глаза на массу всегда окружавших тебя диковин и чудес.

Автор книги очень бережно относится к чужому тексту, слову, идее, даже в том случае, когда не принимает по каким-либо причинам стоящую за творчеством личность (что самое настоящее исключение на фоне буквально пронизывающего все статьи уважения, совершенно не зависящего ни от масштаба таланта рассматриваемого автора, ни от вкусовых пристрастий наблюдателя). В этом плане Быкова можно, наверное, сравнить с археологом для которого не так уж велика разница между золотой монетой и глиняным черепком — оба предмета он бережно извлечет, очистит от лишнего и сохранит для потомков.

Безусловно взгляды Быкова в сочетании с активной гражданской позицией накладывают свой отпечаток, но ничего похожего на демонизацию СССР или хотя бы упрощенного мифологизированного взгляда не наблюдается. Наоборот, автор книги систематически подчеркивает лучшие по его мнению стороны ушедшей в прошлое эпохи, благотворно влиявшие на культурное развитие не только самих литераторов, но и самого широкого круга читателей. Темные стороны тогдашней действительности также не обойдены вниманием.

По мере приближения к настоящему времени описание фактов неизбежно окрашивается личным жизненным опытом писателя, и, как мне кажется, это еще большее смещение литературоведческой составляющей на задний план ухудшает информативную функцию некоторых более поздних эссе как источника знаний о творчестве, хотя и больше косвенно рассказывает о самом Быкове как писателе.

Особый личностный взгляд в сочетании с глубочайшей эрудицией как бы расставляет по тексту множество виртуальных перекрестных гиперссылок, намечая многочисленные связи между творчеством литераторов той эпохи, парадоксальные пересечения судеб, связывая наше литературное наследие прошлого века в запутанный клубок взаимного друг на друга влияния — в виде ли ученичества, или, наоборот, заочного спора, но ни в коем случае этим не ограничиваясь, в конечном счете встраивая в контекст мировой культуры.

И хотя не со всеми трактовками я безоговорочно согласен, слишком многие отсылки требует банального знакомство с первоосновой, чтобы сформировать свое собственное мнение, и в некоторых моментах возникает ощущение типичной вкусовщины (яркий пример — практически алогичное, в моем понимании, по изложенным доводам преклонения перед творчеством Варлама Шаламова, точно так же ставящая меня в тупик как и преклонение части определенного поколения советской интеллигенции перед тогдашними блатными песнями), но буквально пронизывающая всю книгу любовь к художественному слову и отчаянный энтузиазм пытливого читателя невольно заражают с первых же страниц. Иной взгляд на привычные, часто бездумно вбитые в детскую голову вещи дает дополнительную систему координат, а ведь только благодаря смещению относительно первоначальной точки зрения можно получить объемное изображение окружающей действительности, без этой дополнительной опоры неизбежно будет выходить одна и та же плоская картинка.

Наверное, именно из этого гармоничного сочетания побудительного и просветительского моментов в целом и складывается основное достоинство данной книги — заинтриговав читателя, она намечает маршруты для удовлетворения этого любопытства.

ps. Из более-менее подпадающих под основную тематику сайта можно выделить эссе о Грине, Олеше, Эренбурге, Булгакове, Аксенове и Борисе Стругацком, а также подводящее своеобразный итог «МАССОЛИТ». Но количество упоминаемых хотя бы раз писателей нереалистической прозы (от Лавкрафта, Кафки, Ефремова до Пелвина, Успенского, Фрая) приятно удивляет.

Он научился открывать дверь в иной мир и сейчас идет по следу нарушителя, а вскоре узнает о существовании Большой и Страшной Тайны. Но это не «Спектр». Они знают друг друга только по кличкам, но вот внезапно перед лицом глобальной опасности собираются на квартире у главного. Но это не «Фальшивые зеркала». Есть в этом мире особенные люди, которые не как все, они обладают уникальной способностью истинного эскапизма, они — [s]дайверы, иные, таможенники[/s]... пограничники. В принципе, искать самоповторы можно до бесконечности.

Остается очень четкое впечатление беллетризация компьютерной игрушки — ГГ загружается в параллельный мир, присоединяется к группе, выполняет квесты и зарабатывает опыт, персонажи четко делятся на всегда помогающих друзей и врагов, которые выполняют чисто декоративные функции и на самостоятельных персонажей совершенно не тянут, впрочем, здесь вообще ни один герой дальше некой условной функции не ушел. Хотя сюжет в плане динамичности очень неплох, скомканность последней трети книги в сочетании с традиционным для автора невнятным финалом это иллюзию разрушают. Даже интересная предпосылка с регрессом параллельного с нами мира обратно в царство пара и металла в первой книге цикла пока дальше набора забавных антуражных элементов (мало чем отличающаяся от типично фэнтезийной перелицовки обыденных вещей в экзотические механической заменой названий) не ушла, то есть вместо АИшного «стимпанка» пока вышел какой-то по большей части карикатурный «пара-папарам-панк», достойный разве что мира компьютерных игр.

Получился наспех склеенный боевичок из вполне узнаваемых фрагментов, читабельный, на фоне СИшных попаданцев и литРПГ, так и вовсе, почти идеальный в этой узкой нише, но не более. Альтернатив подобному чтиву множество, тратить время на откровенную лит-жвачку не первой свежести жалко. Никакого желания читать следующие книги цикла не возникло.

Кто-то уже наверное вспомнил «Конкурентов»? И правильно, вот точно такое же ощущение натужной коммерческой вещи. Тех же щей, да пожиже налей.

Контакт с неизвестной разумной инопланетной расой — одна из популярных фантастических тем. Спектр подобного взаимодействия крайне широк: от дружелюбного существования равных до столкновения слабого и сильного. Однако, гораздо интереснее, как мне кажется, разновидность сюжетов, построенных на попытке взглянуть на самих себя с точки зрения других существ. Данный рассказ как раз является одной из таких попыток. И попыткой однозначно успешной.

Фактически, джентльменский набор НФ из двух представителей разных видов, маленького кубрика с ограниченным запасом воздуха, бесконечно огромного космоса и общей цели — выжить несмотря ни на что. Но вместо активных действий по спасению перед нами с первых строк разворачивается парадоксальных диалог, где похожее скорее на одомашненное пушистое животное существо вдумчиво и обстоятельно доказывает человеку, что в их компании хищником является именно он.

Традиционные для писателя яркие живые диалоги с провокационными идеями, буквально затягивающие самого читателя в спор, нарисованная несколькими яркими деталями Глайя, вызывающая инстинктивную симпатию и потребность защитить, необычная тройная концовка, где каждый волен выбирать как именно он захочет трактовать финал.

Несмотря на сравнительно малый объем здесь есть и многоплановость — пространство сказок трех разных космических цивилизаций, диалог между человеком и ютой, реакция главного героя и наше восприятие, связывающее все эти элементы воедино, и сопереживание героям — вопреки диалоговой композиции почему-то совершенно не получается отстранено следить за повествованием, и на финал приходится настоящий эмоциональный пик, который далеко не любое более крупное по формату произведение вызовет.

Конечно есть у рассказа и свои минусы, также вполне традиционные для Каганова: некоторая схематичность, искусственность сюжета, которая, правда, практически не ощущается при первом прочтении, неизбежная прямолинейность адресованных читателю эмоциональных приемов, проистекающая из лаконичности художественной формы, и сам стиль писателя для кого-то может показаться моментами излишне грубоватым.

Но, по-моему, если ловишь себя на желании вклинится в диалог персонажей, если переживаешь за судьбу героев до последней точки, если в результате прочтения хоть на самую чуточку меняешь свой взгляд на окружающий мир, то произведение, безусловно, удалось.

Две дюжины историй подводящих читателя к настоящему шедевру, названием которого и был озаглавлен сборник рассказов.

Проза Ширли Джексон проста и чужда вычурностей: здесь нет пространных описаний, изобилия деталей или длинных монологов, внешность героев часто обозначена буквально парой слов, а в некоторых миниатюрах и окружающему персонажей миру выделен столь же скудный лимит. На фоне этой четко выверенной лаконичности реплики героев, их диалоги расцветают ярким многоцветным фейерверком: очерчивают характеры, обозначают потаенные мысли, мимоходом приоткрывая читателю парадоксальную красоту банальных каждодневных ситуаций, бытовых коллизий, окружающей обычного человека рутины. И в этой прозе дня писательница находит свой оригинальный ключ к развитию сюжета, по большей части пугающий и разрушительный.

Как мне показалось, в чем-то стиль некоторых рассказов необычайно схож с реалистическим ответвлением малой прозы Стивена Кинга позднего периода. (если быть точнее, то, конечно же, наоборот, просто мы в силу разнообразных причин поставлены в положении археолога, снимающего культурные слои в обратном порядке, из настоящего в прошлое) Но пусть вас не вводит в заблуждение сравнение с Кингом — проза Ширли Джексон играет совершенно на другом поле. В отличие от Кинга или Лавкрафта, больше сосредоточенных на сверхъестественном, писательница препарирует гнездящийся в обыденности элемент страха — самое рядовое событие может повлечь за собой катастрофические последствия, и не важно, будет это внезапно развернутая перед персонажем наглядная иллюстрация энтропии или всего лишь окончательная ссора двух соседок, в обоих случаях механизм счастливой глянцевой реальности дает сбой, оставляя героя наедине с собственной беспомощностью и разочарованием.

Именно эта характерная черта не дает провести вроде бы саму собой напрашивающуюся параллель с последовавшим вслед за Ширли поколением литераторов-битников. Она отмечает различные несуразности окружающего мира, но, в отличие от последних, ни за что не агитирует и не имеет универсального рецепта решения всех проблем, ее герои разобщены и не рассматривают себя в качестве некого противостоящего обществу движения (да и с точки зрения морали битников, они настоящие пуритане), наоборот, писательница сосредоточена на процессе наблюдения и переживания, обращена внутрь, а не вовне. Все это, по-моему, парадоксальным образом объединяет ее творчество скорее с «готическим» восприятием мира, в современной трактовке этого понятия, а некоторые ее персонажи вполне бы ужились с героями Геймана или Тима Бертона (хотя те их вероятно все равно бы сочли старомодными занудами). Настроение этой книги тоже мечется где-то между первым днем календарной осени и языческом праздником окончания лета в конце октября, чередуются солнечные теплые дни с пасмурными и холодными, с преобладанием последних, а заканчивается все праздником, который только поначалу кажется безобидным развлечением.

Сам сборник, в отличие от заглавного рассказа, вряд ли можно ограничит четкими жанровыми рамками. Если «Лотерея» с равным успехом может быть включена в антологии фантастики или ужасов, то здесь мы имеем дело с тем, что обозначают расплывчатым и ни к чему не обязывающим термином «современная проза».

И здесь, как мне кажется, мы сталкиваемся с первым неизбежным минусом — провокация и откровенность конца сороковых годов прошлого века к сожалению утратила свой эффект за время нарастания палитры и глубины шокирующих художественных приемов, а оригинальные ходы успели превратится в штампы (затертость и банальность — обратная сторона популярности).

Для прозы Ширли Джексон вряд ли подходит определение «женская», тем не менее в подавляющем большинстве историй главным персонажем является женщина, ее проблемы, страхи и типичные бытовые ситуации, к тому же сюжеты некоторых рассказов во многом схожи, поэтому далеко не весь сборник был по-настоящему интересен.

Если попробовать описать свои впечатления от книги в целом, то она, наверное, больше всего походит на дневник, найденный на пыльном чердаке давно заброшенного деревенского домишки, хозяйка которого записывала свои мысли и наблюдения страницу за страницей, неизбежно расцвечивая эти истории невероятными деталями в силу артистичности натуры: здесь есть эпизоды из детства, ошеломляющие эмоции от первого посещения большого города, попытки выстроить там карьеру и возвращение домой (с еще большим шоком от смены городской обстановки на деревенскую и необходимости заново найти общий язык с соседями). И вот настает момент, когда остается перелистнуть последнюю страницу, и ты полностью уверен, что в выдумках этих правды ни на грош. И вот тут выпадает заложенная за эту страницу фотография с которой на тебя иронично смотрит рассказчица. И ты одновременно понимаешь, что с одной стороны суть истории была совершенно в другом и здесь все, вплоть до самой мельчайшей детали самая настоящая правда, а с другой — единственное, что всегда отделяло эту женщину от признания ведьмой и расправы над ней соседями, это временные поправки в общественный договор, внесенные по недоразумению примерно за две сотни лет до ее рождения в качестве компенсации за салемскую историю. Ведь самая первая история это же о ней, и об открывшем первый раз этот сборник читателе, а закрывающий сборник в качестве коды отрывок из шотландской баллады — это центральная фабула, рефреном звучащая от первой до последней страницы.

ps. Что же касается сравнительно невысокой оценки, то если вас не отталкивает некоторая суховатость и схематичность изложения, нет предубеждения против авторских сборников малой прозы, не пугает некоторая удаленность во времени в сочетании с показной блеклостью декораций, и, главное, если вы всегда считали, что если в сборнике есть хотя бы треть удачных рассказов, то и сам он удался, смело добавляйте сверху еще пару баллов.

Обманчивая легкость повествования и, казалось бы, обыденный прием — в качестве основного фантастического допущения в ткань выдуманной реальности введено лишь то, что уже проделывали миллионы детей, одушевляя свои игрушки. Подзаголовок о жизненных трудностях школьника, рекомендуемый возраст и разворачивающийся вслед за ним текст поначалу может настроить на скептический лад — подумаешь, какие-то шарики-тамагочи... тоже мне, фантастика для младшего школьного возраста! Однако, достаточно скоро понимаешь, что повесть совершенно не об этом, и хотя до самого конца шарики будут играть роль полноценных второстепенных персонажей, но настоящие герои здесь люди, а затронутые проблемы не ограничиваются только подростковыми радостями или неудачами.

У главного героя, школьника Сашки, умирает дед. А по обычаям страны, в которой они живут, после смерти родные получают возможность еще какое-то время побыть с дедом — правда временное пристанище души выглядит невзрачно — почти как обычный воздушный шарик, разве что снабженный надежной цепочкой и жетоном, а процесс общения для Саши состоит исключительно в чтении вслух дедовскому шару, который вроде бы отвечает своеобразным кивком, а вроде бы и нет — причиной был обычный сквозняк. И Саша пытается вспомнить каким был его дед, известный поэт, через оставленные им стихи и дневниковые записи, то есть более привычным нам способом «общения» с мертвыми. Дед откроется с еще одной стороны — становятся понятны истоки глубочайшей антипатии к войне, сложный жизненный путь и выбор, за который большинство будут считать его предателем, причем с обоих сторон. Впрочем, и это всего лишь одна из сюжетных линий — до финала с героями произойдет еще много приключений, читателю будет задано множество вопросов, на часть из которых ответит сам автор, на некоторые каждый читатель должен будет ответить сам, а интрига сохранится практически до последней фразы.

Повесть на удивление многопланова для такого сравнительно небольшого объема. Главный герой на фоне школьного бытописания успевает по-настоящему повзрослеть, и мы во всех подробностях наблюдаем этот процесс — от одного поступка к другому. С другой стороны поднимается вопрос о «корнях» любого человека, которые не ограничиваются зазубриванием родной истории, прошлое даже одного отдельно взятого человека не укладывается в сухую биографию и одна из нехороших черточек равнодушия — это замещение живых личных воспоминаний строчкой из учебника, отредактированной в угоду каким-то сиюминутным интересам. Насколько мы действительно знаем близких нам людей, правильно ли оцениваем мотивы их поступков, или, невольно рисуя отрицательный образ, просто выбираем лишний повод сэкономить время для себя любимого? И стоит ли постоянно откладывать живое общение, оказавшись в конце концов наедине с воображаемым собеседником?

Здесь мы опять возвращаемся к фантастическому допущению этой повести — возможности помещать человеческую душу во временное пристанище, давая родным умершего самый последний шанс для общение с близким человеком. Так что же это на самом деле — древняя культурная традиция, помноженная на впечатлительность детской психики, или уникальный способ сохранения человеческой души, результатами которого могут воспользоваться единицы? Не буду портить впечатление спойлером, да и по большему счету каждый должен решить сам — я думаю финал получился в достаточной степени открытым. Но почему-то мне кажется, что развязка понравится всем, вне зависимости от вашего отношения к религии.

ps. И все же, подумав несколько раз, добавил метку «подростковая литература», в том смысле, в каком произведения Крапивина по-хорошему подростковые. Мне и в повести многие крапивинские моменты почудились, а раскрывшийся в процессе чтения образ дедушки почему-то напомнил о приключениях другого «дикаря» в Стране Неизвестных Отцов.

Произведение безусловно неоднозначное и даже в чем-то блистательное на уровне замысла, но к сожалению при переходе на уровень полноценной идеи уже не выдерживающее, с моей точки зрения, никакой критики.

Для изящной философской притчи здесь не хватает лаконичности и чувства меры вкупе с действительно содержательными размышлениями и выводами. Для сатиры или постмодернистских игр в стиле того же Пелевина (сравнение с «Омон Ра» напрашивается само собой) здесь не хватает глубины и взгляда, подмечающего характерные особенности исторического периода либо отдельной категории людей или на худой конец должны быть хоть какие-то остроумные сценки или реплики (что в первую отличает блестящего сатирика от посредственного зубоскала), как впрочем нет места здесь ни меланхоличности неразделенной любви к прошлому или трогательной симпатии к описываемым героям, будь то персонажи положительные или отрицательные — не суть, никто здесь не вызывает сочувствия, в первую очередь у самого автора — и в этот момент читательское доверие делает первый шажок вовне.

Далеко не тривиальный замысел воплотился в набор клише и персонажей-функций, нанизанный на абсолютно бредовейшую идею (грубо говоря никакой прямой связи полеты в стратосферу с подтверждением факта (который автор в данном рассказе ставит под сомнение), а тем более необходимым условиям для высказывания в качестве гипотезы, не имеют, а первые исследования на данную тему уходят вглубь веков). При этом само допущение никак дальше в тексте не обыгрывается вообще. Еще больше впечатление портит тотальная вторичность заимствованного антуража и примитивность сюжетных коллизий, при этом в произведении в принципе нет никакой глубины — все предельно плоско и ясно, диалоги ужасны — в конце автор просто вкладывает текст со своеобразным разжевыванием идеи повести в уста своего героя, который конечно же с радостью и бессмысленным пафосом обрушивает его на читателя.

Фантастическое допущение как и лелеемое в спичечном коробке сокровище в конце концов практически никакой роли не сыграют — в качестве обоих можно было совершенно наугад выбрать другие, без всякого ущерба для рассказа — хоть про заветный кейс с лимоном евро обнаруженный американской экспедицией в одной из дырок сделанной из «рокфора» Луны, что лишний раз подчеркивает некоторую систематическую небрежность исполнения.

К сожалению, я ничего кроме очередного пасквиля, притом вышедшего лет на десять позже моды (но отчего-то совершенно «сырого»), и оды научно-технической безграмотности не увидел. Условные персонажи разыгрывают все тот же извечный спектакль, единственное отличие которого от сотен остальных — намалеванное где-то вдалеке среди истрепавшихся уже нелепых декораций слово (при том слово это является единственным действительно реалистичным элементом на сцене, и вместо задуманной режиссером правдивости лишь окончательно подчеркивает нелепость происходящей на сцене буффонады).

А вот с другой стороны — разве главная функция любого художественного произведения не в том, чтобы задевать чувства и провоцировать новый взгляд на казалось бы старые, избитые истины посредством практически одного и того же набора инструментов? Так может автор и со мной добился необходимого ему результата? Не знаю... В любом случае читать это точно стоит, чтобы хотя бы составить свое собственное мнение об обласканных премиями произведениях и тенденциях современной отечественной фантастики.

Сюжет сразу же задает хороший темп и полностью захватывает внимание — «проглатывается» буквально за один присест. Стиль чем-то похож на рассказ, написанный для «Беспощадной толерантности», хотя не настолько скуп и не напоминает стилизацию под переводные иностранные тексты, а ближе к обычной манере письма писателя.

Одна из хороших черт Дивова — это постоянное работа над языком своих произведений, и, если разница между недавно вышедшими вещами не так очевидна, особенно учитывая периодические эксперименты со стилем, то при сравнении с более ранними книгами прогресс более чем заметен — лаконичный, емкий язык, с узнаваемым грубоватым мужским, но не пошлым юмором, с традиционными для писателя героями, с меткими фразами и наблюдениями, стиль который похоже позаимствовал многое из опыта написания полноформатных нон-фикшн книг, вдобавок к опыту журналиста и копирайтера (а судя по биографии, также и опыта работы на ТВ).

Если оставить за скобками требование досконального соответствия фактам (а у художественного произведения вряд ли стоит такая задача, да и я, честно говоря, не берусь оценивать большую часть излагаемой информации на соответствие реальности), то мы получим подкупающую достоверностью манеру изложения с умелым вкраплением разнообразных мелких и вроде бы незначительных на первый взгляд деталей, которые исподволь создают эффект настоящего полноценного «реализма».

Отдельное спасибо автору за то, что очень непростая тема изложена без модной чернушности (так любимой начинающими авторами, видимо, предпочитающими самые легкие способы воздействия на эмоции читателя), и в тоже время ни разу не сваливаясь к розовым карамельным соплям. И хотя описания самого момента конфликта 08/08/08 мы не увидим, как и ярко выраженной поддержки позиции какой-либо из сторон главным героем или писателем, вероятно, часть читателей скорей всего решит, что Дивов, по обыкновению, спрятал кукиш в кармане, причем вне зависимости от собственных симпатий, при большом желании обидеться сумеют обе стороны.

Мне же кажется, что точнее всего основная цель написания произведения раскрыта через фрагмент, описывающий режиссера и оценку результатов натурных съемок: в противовес надуманным артефактам мира актуального востребованного «киноискусства» автор, по всей видимости, хотел в этой книге показать то, что обычно скрывается за сухим языком военной хроники, за информационными войнами обеих сторон и их союзников — судьбы тех людей, что невольно оказались в эпицентре боевых действий, когда чей-то реальный героический поступок был обыденным эпизодом, тот не зарастающий шрам на сердце у всех переживших эти события, а главное иллюзорность и виртуальность причесанной версии новейшей истории, сочиненной по следам множества отличных друг от друга реальных эпизодов. Отсюда, видимо, некоторая картонность героев и несколько утрированная однозначность части ситуаций.

Если касаться субъективных претензий, то лаконичная манера изложения безусловно подкупает своей необычайной динамикой и в полной мере соответствует образу главного героя, но в некоторых местах развитие эпизодов немного царапает своей неправдоподобностью, фальшивостью (не из-за недостоверности самих ситуации, а из-за внезапного иногда сбивания на «телеграфный» стиль, отсутствия поэтапного развития события). И если пара-тройка мелочевки не так бросается в глаза, то эпизод с лишним фотографом на съемочной площадке показался откровенной клюквой, на грани пародии, и более подробное прояснение ситуации в конце, когда главному герою рассказывают подоплеку и результаты его поступка, по-моему, только еще больше усугубляет негативный эффект. Отчасти поэтому, спустя примерно две трети от начала книги, создалось впечатления недостатка глубины, некоторой бесхитростности и прямолинейности подачи сюжета, не располагающей к более вдумчивому повторному чтению произведения.

В целом же книга обладает замечательной чертой — она с хорошей долей юмора и здравого смысла рассказывает о неоднозначных вещах в сочетании с типично российскими проблемами на ровном месте и методами их решения, но если в самом начале произведение еще можно сравнить с горным серпантином, где отчаянный лихач, не сбавляя газа, периодически как бы подвешивает «пассажира» над пропастью, то финал напоминает эпизод с туннелем, в котором вместо путеводного света в конце герой видит лишь темноту — интересно, задумывались ли специально явные параллели со «Сталкером» Тарковского в первых предложениях сценарии за авторством главного героя или это получилось случайно, и что должна символизировать развязка в этом сценарии?

История про близкое будущее и контакт с чужими, великолепный коктейль на основе научных открытий, смелых предположений и необычных теорий. Мрачная и до жути правдоподобная история.

В первую треть книги вчитывался, подстраиваясь под непривычный стиль автора — концентрированный, сжатый поток повествования с постоянным присутствием научных терминов, затем буквально взахлеб дочитал до самой последней буквы послесловия. Поначалу возникающие претензии к авторскому тексту и методу описания — отстраненность и обилие второстепенных деталей — благополучно растворились после более близкого знакомства с личностью протагониста. А нежелание залезать каждый раз, при встрече незнакомых терминов в гугл и подробно читать по перекрестным ссылкам, породило эффект сравнимый с «китайской комнатой», описываемой автором — в голове постоянно вертелся массив терминов и понятий, которыми мне нужно было мысленно оперировать, хотя о значении некоторой части я мог только догадываться исходя из контекста употребления и схожести со знакомыми словами, сами же они для меня оставались до конца неизвестными. И в этот момент я почувствовал себя немного Сири Китоном, если автор сознательно добивался такого эффекта — это высший пилотаж (Сири Китон — главный герой и рассказчик в этой книге, все происходящее мы видим через призму его необычного сознания синтета). «Эффект присутствия» получился просто потрясающим — за развитием истории не только наблюдаешь, но и «проживаешь» в шкуре главного героя.

Набор персонажей, где все сплошь «постчеловеки» с как минимум апгрейднутой «софтварной» начинкой даже при сохранении в неизменности привычной «хардварной» оболочки, ставит в тупик — здесь нет никого с кем можно себя сопоставить, примерить обычные человеческие реакции или эмоции. Все более-менее «люди» остались за бортом «Тезея» на Земле, за пределами камерного действия этого произведения — помимо пяти членов экипажа мы столкнемся не более чем с дюжиной персонажей, о них мы будем узнавать по мере развития сюжета через флешбэки главного героя, которые дополняют и оттеняют происходящее в микромире космического корабля. Разве что упырь Сарасти, наиболее близок к понятию живой человеческой личности, конечно на свой собственный, хищный, манер.

Вампир в твердой НФ, при этом с остроумными научными теориями происхождение, проблем выживания и гибели вида — это явная провокация, насмешка над узостью жанров, над консервативностью старых штампов и зашоренностью читателей, то что роднит писателя с другими революционерами жанра НФ из 80-х. Уоттс в этом произведении явно заимствует старые артефакты киберпанка и заново вдыхает в них жизнь на основе наблюдений за окружающей нас реальностью, синтезирует на стыке с новыми научными фактами что-то другое, более правдоподобное и утилитарное, лишенное ауры таинственности и недоступности, фантастичности.

Мне всегда нравилась проблематика отличия живого от не живого, вопрос роли разума в эволюции и расположения места, где прячется то, что осознает себя индивидуумом (как и его реальные границы), футурология, построенная на прогнозах и теориях сразу по многим направлениям (а в этой книге количество разнообразных футурологических деталей исчисляется десятками). Пополнил свой список книг к прочтению несколькими не художественными, чтобы какое-то время спустя перечитать «Ложную слепоту» еще более вдумчиво и неторопливо, дополняя изложенное в книге данными из других источников.

В тоже время львиная доля очарования книги замешана на неоднозначности и возможности свободной трактовки массы вещей (что, помимо раздражающего многих упыря, немного роднит ее с традиционным готическим романом своей загадочностью, таинственностью, чувством пронизывающего все ужаса, а временами и настоящей мистикой), здесь можно провести параллели с первой «Матрицей», к сожалению я точно также не могу представить совсем никакого продолжения, которое не перечеркнет как минимум несколько хороших черт данного произведения, просто из-за отсечения возможности других трактовок и большей однозначности.

Это произведение — часть нового витка твердой НФ, впитавшего в себя лучшие традиции предыдущих литературный поколений и фантастических «волн» — к старым «игрушкам» добавили новые детали, часть переложили на другое место и вуаля — получилось совершенно новое поле для экспериментов и попыток осмыслить окружающий нас мир. Но вряд ли эта книга из разряда «для всех и каждого»: и дело здесь совсем не в переизбытке научных терминов или некой переусложненности текста — да, это произведение не похоже на гомогенизированную массу форматной ФиФ, но ни то, ни другое нисколько не мешает читать и получать от текста удовольствие, скорее наоборот; дело не в обилие «лекций» или сухости изложения — Уоттс буквально балует читателя чрезвычайно динамичным сюжетом, драматическими поворотами и открытиями, большая часть которых происходит как раз между активными внешними действиями экипажа; просто писатель, как мне кажется, больше думал над интересностью новых научных трактовок и предположений, проблемой как связать эту массу оригинальных теорий в остросюжетное художественное произведение, и не хотел заранее усреднять результат, ориентируясь на среднестатистического читателя ФиФ (который вряд ли в реальности существует). В результате получился очень оригинальный и качественный продукт, полноценные аналоги которому вряд ли можно подобрать. И это здорово!

Если воспользоваться образом из рассказа другого классика фантастики, то начало читательского пути в неизведанное можно сравнить с яркой зеленой дверью в белой стене обыденности. Иногда за этой дверью скрывается волшебный таинственный сад полный чудес и мистических существ, гораздо чаще — вещи скучные и будничные, а еще бывает случается самый тривиальный вариант — первые попавшиеся миры чужды и непонятны, тогда ты забываешь о существовании этой зеленой калитки, а она, в ответ, никогда больше не попадается тебе на пути.

Вряд ли этот рассказ был в числе первых прочтенных мной в жанре фантастики произведений, но точно был первым накрепко врезавшимся в память, пробудившим интерес ко всему таинственному и пугающему. Это один из тех текстов, благодаря которым я полюбил фантастику.

Завязка истории удивительным образом предсказывает некоторые современные реалии: Венди и Питеру из будущего, в отличие от своих сказочных прототипов, нет нужды покидать дом, чтобы попасть в волшебную страну, для этого у них есть детская игровая комната. Она полностью завладела их вниманием и вытеснила все остальные интересы, даже родителей, которые, похоже, стали лишь средством доступа к этому диковинному устройству. И в иные моменты, когда родители наказывают и запрещают там играть, они становятся просто еще одной неприятной помехой для своих детей.

Дальнейшее развитие событий сбивает с толку, пугает и навсегда оставляет песок выжженой пустыни на запекшихся губах и животную вонь вперемешку с тяжелым медным привкусом во рту. Яркие объемные образы, жестокая поэзия пронизывающего повседневность насилия и отчужденности между близкими, родными людьми. Иррациональность механики действия комнаты вселяет настоящий страх — ведь сильнее всего пугает неведомое, непонятное, немыслимое, то что с легкостью может превратиться в ночной кошмар.

Рассказ написан шестьдесят с лишним лет назад — по человеческим меркам уже можно выйти на пенсию. В момент написании, ЭВМ занимали несколько этажей, и до уютной приставки «персональная» термину (и самим машинам) было еще много лет, а принципы будущего построения виртуальной реальности связывали скорее с кинематографом, чем с этими громоздкими арифметическими устройствами. Но, как это свойственно любой хорошей литературе, рассказ со временем ничуть не растерял своих сильных сторон, а многие его фантастические элементы и футурологические прогнозы давно проникли в окружающую нас реальность (и не только технические моменты, но и социальные).

Прежде всего получилась блестящая сатира на окружающую нас действительность. Это по-настоящему смешная и злободневная фантастическая повесть.

Писатель выбрал один из своих излюбленных приемов — перевернул реальность на сто восемьдесят градусов. И хотя общественная мораль и ценности поменялись, но никуда не исчезла чиновничья глупость в сочетании с непробиваемым апломбом, уверенностью в собственной правоте и желанием выслужиться перед вышестоящим начальством. И если фундаментальные физические законы нарушают недавно выпущенную методичку за авторством некой мелкой сошки, то по логике этого слуги народа надо именно физический закон постараться подогнать под свою точку зрения, но никак не наоборот.

Каганову всегда удаются смешные и реалистичные диалоги, повесть не исключение, особенно понравились реплики учителя труда, его «ценные» предложения и советы, меткие фразы автора про новый портрет президента, стимулы новомодных наукоемких прожектов и средний уровень отечественной журналистики. Хорошее сочетание сатирического начала и юмористического, а окончание в меру непредсказуемое и неожиданное.

Интересно, что название тоже работает, а не просто выбрано калькой с известной вещи, и содержание кое в чем перекликается с повестью Стругацких (больше на уровне намека и дани Мастерам).

Если вам нравится проза Каганова — не проходите мимо, если ничего из его творчества не читали — хороший выбор для первого знакомства.

Очень меткая и емкая статья (поразительно лаконичная для Олди). Часть отмеченных ошибок очевидна, как и причина их происхождения, другая — нет, как и способы борьбы с этими ошибками. Критика затрагивает не только получившийся готовый текст, но и подходы к его написанию, постоянному совершенствованию писательских навыков — скрытой от нас, читателей, части любой профессиональной беллетристики. Упомянуты даже традиционно негативно оцениваемые интернет-посиделки, разрушительная сторона которых, судя по оценке самых разных писателей, иногда приобретает угрожающие размеры.

И хотя в процессе чтения постоянно ловишь себя на улыбке (благо Олди всегда отличаются хорошим чувством юмора и тактом, не позволяющими критике даже намеков на критиканство), к концу текста приходят на ум совершенно пессимистические мысли относительно стимула для МТА устранять всё озвученное. А ведь большая часть недостатков непосредственно связана с конвейерным подходом современного книжного бизнеса к авторам — когда во главу угла ставится плодовитость и форматность — как можно больше книг в год и желательно неотличимых от уже запущенной книжной серии (и даже прошлых книг этого же автора). К сожалению, получается ситуация, где у попавшего на конвейер производителя худла нет никакого стимула улучшать качество прозы в ущерб своего гонорара (и вряд ли предвидится в будущем, скорее ровно наоборот).

Название статьи заставило вспомнить «Хромую судьбу» Стругацких, одна из сюжетных линий которой строится вокруг судьбы неизданной книги и грустных размышлений писателя о возможном будущем читательском интересе, а главное про отличительную особенность Изпитала — измеряющего не гений писателя или качество текста, а всего лишь вероятное количество читателей. Как мне кажется, нынешнюю ситуацию на книжном рынке вполне можно рассматривать как своеобразную иллюстрацию добавления обратной связи в этот прибор.

Как повезло мне, что книгу эту я прочел второй

(а первой были боги, американские, не как сам автор-англичанин)

Люблю рассказы — толстый том историй, и комментария к ним,

где волшебник нам раскрывает все секреты мастерства,

ту магию меж дыма и зеркал, что заставляет позабыть реальность.

История про «Свадебный подарок»: словно сотканный из нитей,

что норны ткут возле ручья, сплетая судьбы мертвых и живых,

с финалом мастера как росчерком каллиграфа скупым и ёмким.

«Цена» не может быть высокой, когда стоит на карте всё

и остаётся только переживать за главного героя этой битвы, стараясь не мешать.

К чему приводит скупость и реклама? Достаточно лишь фразы:

«Мы можем дать скидку на опт» и кто-нибудь уже считает

как ловчее купить или продать всё лучшее что есть на этом свете.

Не стоит заходить под «Троллев мост» , если не знаешь главной тайны жизни.

Хотя что нам до суммы знаний, когда помимо этого всё блекло, тускло, пусто?

Необязательно быть рыцарем снаружи, чтобы «Рыцарство» поступки направляло,

и там где места нет, казалось, чуду, судьба готовит редкостный подарок.

Есть «Пруд с декоративными рыбками и другие истории»

о шуме кинопроектора, шуршании перфорированного целлулоида и кашле,

и городе, где каждый сценарист, хотя здесь по названию должны жить ангелы,

но это уже точно другая история, и она здесь тоже есть.

Помимо этих замечательных рассказов есть масса совершенно непохожих,

кому-нибудь из вас они придутся по вкусу больше, я не сомневаюсь,

могу лишь вспомнить про «богов» опять же и эпизод, где автор нам поведал

про злое бесконечное безделье, что разрушает зимами несчастных,

лишенных всякого иного развлечения помимо сумасшествия от скуки,

так вот, с таким рассказчиком как Гейман вам не грозит последнее — уж точно!

Облезлый черный кот и добрый рыцарь, старушка и младенчики, вампиры,

оптовые закупки, лучший праздник и будни сценариста между делом —

но есть еще, помимо этой прозы, стихи, белей которых нет на свете

забывшие не только рифму — но размер и образ,

застывшие на полпути: подстрочник — перевод,

примерно то, что вышло у меня в процессе отзыва, надеюсь,

как иллюстрация того, что разрушает сказку.

Вот из-за этого вся книга подпорчена, плачевно дефективна.

А ведь могло иначе получится, нужна была совсем смешная малость —

умение обращаться с реквизитом, где главные предметы, по-прежнему, «Дым и зеркала»...

ps. В оригинале у Геймана тоже белым стихом написано, но перевод, по-моему, все-таки больше чем на подстрочник в большинстве случаев не тянет (разница между белым стихом на английском и белым стихом на русском огромная). И это в сборнике где почти треть произведений — стихи! Получилось, что в переводе по отдельности (без стихов) истории читаются лучше, чем весь сборник целиком. :frown:

Квинтэссенция среднестатистического произведения за авторством МТА от современной отечественной фантастики — по существу грубо переписанный отрывок первой главы «Спартака» Джованьоли, лишенный динамики, драматизма, психологической достоверности поступков персонажей и выхолощенный полным отсутствием описательной части как героев, так и окружающих их декораций.

Несмотря на обычно подкупающий искренностью прием изложения от первого лица и достаточно далеко отстающую от сегодняшнего времени дату написания оригинала, поединок мирмиллона с ретиарием зрелищнее, драматичнее, и даже кинематографичнее у Джованьоли, и, что еще более странно, этот фрагмент, даже с мясом вырванный из книги, имеет больше прав на существование в качестве самостоятельного произведения, чем данный рассказ — оригинальная история содержит все необходимые сюжетные элементы, ее же современный пересказ постоянно сбивается с ритма и буквально хромает на обе ноги, даже в рамках такого небольшого формата писатель как-то ухитряется «лить воду».

Парадоксально, но вещь, очевидно задумывавшаяся как некий пример пост-модернистского заигрывания с классикой, выглядит в моем понимании обычным плохоньким плагиатом, без единой положительной черты.

Чтобы написать хороший апокриф надо уж если не любить, то как минимум знать первооснову. Здесь же связь с миром Средиземья совершенно номинальная — коверканье слов на узнаваемый обывателем лад, например, Минас-Тирит => Монастырит (в беспомощности хоть какого-то внятного обосновании замены «урук» на «урус» сам же автор буквально признается со страниц своего рассказа), и нет здесь никаких лингвистических или постмодернистских игр (и это в мире, скрупулезно и бережно созданном филологом!); эльфы зачем-то получают явно не осознаваемую привязку к гельветам (кельтам обитавшим на месте теперешней Швейцарии), при этом вопреки всему мифотворчеству Толкина эти «гельвы» вместо всеобщего исхода в заповедный край за морем по неизвестной причине заняты вторжением на территории других народов, более того — среди них каким-то образом обнаруживается чернокожий (у автора текста видимо всплыло в голове сакраментальное «а у вас негров линчуют!» (с)), даже мумак-олифант зачем-то превращается в мамука-верблюда, а уж имена урусов, терминология, быт и псевдославянский язык повествования совершенно чужд миру Толкина и даже не делает каких-либо попыток замаскировать свою полную искусственность, надуманность и чуждость. Декларируемая через имена и названия привязка к миру Средиземья не несет какой-либо смысловой нагрузки, это просто такой прием — не более чем попытка дешевенького пиара на известной «вселенной», Лазарчук вступает в спор не с Толкиным, а с какими-то своими фантасмагорическими чудовищами из подсознания.

Так что же останется от текста, если забыть попытку неудачного заочного спора? Довольно посредственное и невзрачное псевдославянское фэнтези, с обилием чернухи в сочетании с психологической недостоверностью (как в боевичках категории Б зрителей постоянно развлекают борьбой, смертями, пытками, увечьями и прочими щекочущими нервы аттракционами без какой-либо реакции протагониста и прочих участников на происходящее), с избитым сюжетом, превратившимся на последних страницах в фарс («панаехали!»), и основным идейным посылом в духе квасного патриотизма, мало сочетающимся с содержанием самого произведения.

Отечественными авторами, как профессионалами, так и любителями, мир Средиземья не обижен — существует масса разного качества текстов, в том числе и на тему «мир глазами побежденных» (хотя при ознакомления с данным произведением почему-то при каждом переиначенном названии или имени навязчиво всплывали скорее даже не любительские потуги, а «братва и кольцо»). Данный рассказ Лазарчука — это, по-существу, плохонький фанфик на Толкина с преобладающими элементами какой-то совершенно невнятной «славянской фэнтези» (с образцовым набором симптомов, начиная с совершенно нелепого псевдодревнеславянского языка повествования) — вещь маловразумительная и конъюнктурная, в которой кроме эпатажа, политической ангажированности и сознательной провокации слишком мало всего остального, присущего хорошему художественному произведению.

Замечательная миниатюра. Пожалуй только слишком короткая и немного небрежная по стилю, как черновой набросок. Узнаваемый образ Героя, стремящегося поучать каждого встречного, иногда даже с ущербом для себя самого. Нетривиальная развязка, и что самое странное — единственно правильная в логике повествования. Хороший пример маленькой юмористической зарисовки с сильным финалом.

Интереснейшая фабула и замечательная завязка. А рассказ в результате примерно за треть от конца завершается излишне скомканным и прямолинейным объяснением разгадки, после которого следует краткое резюме, по-моему, излишне наставительно-морализаторского толка. Возможно, со мной злую шутку сыграло знакомство с дилогией одного известного отечественного фантаста, в которой постоянно упоминалось некое магическое действие, послужившее для данного рассказа «ключом» к разгадке детективной тайны, почти в самом начале чтения. Показалось, что писатель вывел слишком наивного и доброго «злодея», как и слишком экзотический, сложный способ и объект кражи. Еще одной из претензий к сюжету на уровне логических построений является распространенная практика фиксации правонарушений или поимки преступников с поличным средствами видеосъемки, фантастика даже мистическая должна идти в ногу со временем! :wink:

Упомянутая дилогия известного фантаста это

Пронзительный рассказ, несмотря на то, что тематика продажи своего свободного времени не нова. За выпуклыми фантастическими конструкциями почти не прячется аллегория на нашу жизнь — без всяких фантастических допущений мы обмениваем бесценное время, свою жизнь, на денежные знаки, начинаем строить планы на будущее, постепенно замещая ими реальную жизнь. Финал предсказуем и печален, но это светлая меланхолия, а история эта имеет хорошее «послевкусие».

Рассказ, заставляющий вспомнить Геймана (надеюсь не обижу автора таким сравнением) — тут и девушка аристократического происхождения из параллельного мира, преследуемая некими жестокими убийцами, и мост с добрыми... но не буду спойлерить. Даже манера изложения, с вкраплениями почти физиологического уровня жестокости деталями, заставляет заподозрить автора в умышленной отсылке к...

Очень неплохо написанная вещь, атмосфера таинственности и полной неизвестности, логичный финал — искушение и расплата за свои грехи, и скупо отмеренная доля юмора, как раз в той мере, что мне нравится.

Слишком сложно написано для рассказа в плане конструкции сюжета, многовато совершенно излишней информации и ненужных загадок для читателя. Чем-то напоминает «затравку» повести или даже романа. И, если уж придраться, тематика с мегаполисом (городскими легендами) связана достаточно опосредовано.

Но в целом получилась хорошая страшная сказка на ночь.

Каждый год на древней трассе Ле Мана разыгрывается одна и та же мистерия: драма с человеком в главной роли — Создатель приносит себя в жертву Машине, на благо всем существам. Вот только человечества на Земле уже не осталось, и самые совершенные механизмы, роботы, вынуждены из года в год самостоятельно справлять обряды в честь Великой Машины, замещая собой Человека, чтобы не прервалась связь традиций.

Рассказ немного неровный по манере изложения, требовательный к читателю, иллюстрирует примечательную мысль про механистичный подход к внешним религиозным обрядам с постепенной необратимой заменой внутренней, сакральной сути. Здесь автор идет еще дальше — случайность возводится в элемент традиции, ужасной трагедии приписывают совершенно другой смысл и вводят в часть новой культуры.

К сожалению есть существенный недостаток, свойственный ранним рассказам Желязны — писатель разворачивает перед читателем набор отрывочных образов, забывая снизойти до объяснений.

За год до написания рассказа, в 1961 произошла одна из самых ужасных аварий в Формуле 1 — погиб упоминаемый по тексту Вольфганг фон Трипс, а его вылетевшей машиной убило почти полтора десятка зрителей. Именно этот момент воспроизводит главный герой рассказа. Возможно при другом стечении обстоятельств Вольфганг остался бы жив и выиграл чемпионат. К сожалению аварии в автоспорте вещь далеко не редкая, менее чем через десять лет спустя Йохен Риндт выиграл чемпионат 1970 посмертно. Наверное, многие поклонники формулы 1 при чтении вместо аварии фон Типса будут невольно представлять другие трагедии. Мне вспомнилась череда ужасных аварий и смертей в сезоне 1994.

Подобно Генриху Шлиману, юный Галлинджер с раннего детства имел талант к изучению языков и глубоко религиозного отца-священника, поощрявшего увлечения сына, но по-настоящему далекого от этих увлечений и своего отпрыска. В отличие от судьбы реального прототипа, герой повести сталкивается не с финансовым кризисом, поставившим крест на дальнейшем образовании, а кризисом личностным — смертью отца. Однако история Шлимана в чем-то повторяется — герой бросает учебу, но не ради работы, как единственного возможного средства к существованию, он, наоборот, разменивает стены колледжа на богемную жизнь, благодаря полученному от отца наследству. Галлинджер увлекается поэзией, экзотическим Востоком, продолжает свои лингвистические изыскания в составе благотворительной миссии в Индии, успевает разочароваться в буддизме и получить Пулитцеровскую премию за сборник стихов — некий собирательный образ душевных метаний, поиска смысла жизни, противопоставление таинств и мистических учений Востока бездуховному миру Запада: все то, что происходило в умах и душах современников этого произведения, американцах 1960-х годов. Жизнь подбрасывает Галлинджеру сложную, почти неразрешимую задачу — возвратившаяся с Марса экспедиция, приносит с собой осколок иной культуры, чуждой всему земному — марсианский язык. Талантливого лингвиста увлекает эта проблема, он почти играючи изучает новый язык и пишет по результатам блестящую книгу, а затем попадает в одну из последующих исследовательских экспедиций. Там, на Марсе, он сталкивается лицом к лицу с носителями языка. Именно с этого момента начинается повесть.

Произведение отчасти является своеобразным парафразом «Марсианских хроник» Брэдбери от «новой волны»: поднимается проблема контакта, психологических и культурных различий цивилизаций, возможности диалога между ними. В фантастике в середине 20-го века тематика противостояния с чужими инопланетными расами постепенно смещается от прямого конфликта изобретений и технологий к более тонкому — столкновению культур, социальных условностей, различию в фундаментальных понятиях. Образ протагониста характерен для «новой волны» — это чужак среди своих, бунтарь, не ученный — поэт, не теоретик — экспериментатор, не «простой американский парень», а личность скорее сравнимая по импульсивности натуры с Байроном. Образность стиля Желязны как никогда подходит к герою, от чьего лица ведется повествование. Мы словно погружаемся в мир поэтических метафор, начинаем смотреть на окружающие нас предметы и существ сквозь призму гигантского литературного наследия, постоянно находя в реальности чужой планеты отсылки к художественным образам своей цивилизации, аллюзии на памятники иной для Марса культуры.

Сквозь повесть проходит мотив противопоставления живого эмоционального начала и косности, консерватизма, предопределенности традиций. Насаждаемая отцом Галлинджера религиозность в духе Ветхого Завета вступает в конфликт с увлеченностью сына античной литературой и ее чувственными образами. Ортодоксальность марсианских священных текстов контрастирует с живой и трепетной природой местного танца. Земная роза, хрупкая и недолговечная, как антоним всей сущности марсианской культуры и самой природе планеты, как принесенный в дар живой аналог-заменитель техногенного артефакта иной цивилизации. Мрачная покорность своей судьбе наталкивается на протест исследователя — представьте, что Шампольон не просто изучает наследие Древнего Египта двухтысячелетней давности, а лично присутствует при деградации и разрушении чудесной цивилизации, строит догадки как эту трагедию можно предотвратить и даже получает свидетельство возможности такого решения — что же сможет сделать единственный оптимист-варвар в этом готовящемся к смерти мире?

У повести замечательная концовка, ставящая любопытные акценты в истории. Одно из самых интересных и сильных произведений Желязны в малой форме, вещь знаковая для него самого и «новой волны» в целом.

Пусть вас не обманывает южноамериканская фамилия автора — боливийского колорита и цветастости языка здесь не больше, чем у любого среднестатистического северо-американского писателя, пытающегося написать о Южной Америке. Завязка у романа интригует — главный герой внезапно обнаруживает удивительную вещь — его изображение исчезло со всех фотографий. Дальше автор нас будет подводит к этому моменту, постепенно рассказывая про детское увлечение Себастьяна коллажами, про его страхи. Любовная линия с настойчивой темой будущей потери. Производственные моменты, отчасти смешные, отчасти грустные — чем-то напоминающие историю криэйтера Вавилена из «Generation П». Естественно появится почти непременный для Южной Америки диктатор и наследие гражданской войны с чистками и репрессиями. Талант Себастьяна изменять цифровую реальность конечно же не останется без внимания со стороны местных спецслужб. И, закончив экскурс в прошлое, автор подведет читателя к далеко не тривиальному выбору причины исчезновения главного героя с фотографий.

Читается легко, каких-то сильных выкрутасов сюжета нет, перекликается по мелочам с массой вещей (автор явно разбрасывает по тексту неслучайные отсылки). Если вам не претит компьютерная тематика и есть желание понаблюдать за развитием интриги в умеренно экзотических декорациях — вполне достойный выбор чтива на пару вечеров.

«Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной начнётся разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах.»(с)

Какая-то злобненькая статейка и... мимо кассы. Издательства заинтересованы в покупателе книг, а не читателе. Автору хорошо бы познакомится с нюансами издательского бизнеса или перестать лукавить — в каждой серии/издательстве есть авторы-флагманы и авторы-лузеры. Читатель конечно оплачивает труд этих лузеров, но путем покупки книг флагманов, а бесконечная макулатура сначала перемещается на полки пониже, потом в стоковые магазины и дальше — в утиль. Их стоимость уже заложена в цену остальных, успешных книг серии. Издательству выгоден не гениальный автор единственного шедевра, а средненький долгоиграющий автор, лучше с циклом произведений в каком-то одном придуманном «мире», к которому можно подключить других авторов — лепим серию, штампуем книги... profit!

Абсолютно нелепая теория о прямой зависимости писательского мастерства и величины читающей его публики. Какой там процентов получает автор от отпускной цены книги? Сильно влияют эти 2-4 % на стимулирование писателя к самосовершенствованию? Велика ли разница между гонорарами плодовитого графомана и талантливого автора? Разве нет «левых» допечаток и махинаций с роялти? Заметьте, к издательской политике читатель вообще никоим образом не причастен.

Не только новые читатели выросли в 90-х. Может в первую очередь вопрос о причине низкого качества книг каждому аффтару-фонтану задавать непосредственно себе?