Странно, что никто не заметил главного. Это фактически история Долорес Гейз, сбежавшей со взрослым дядей, только глазами детей

Вполне неплохой детектив из девяностых, с тонким юмором, социальной сатирой и неожиданными поворотами. Такой женский иронический неонуар, что ли. Рекомендую к прочтению любителям жанра.

Написано-то гладко, изящно, свежим слогом. А гадость. Редкая. И не из-за физиологических подробностей, которых не так уж мало. Набоков — сволочь, ибо, пока читаешь, то подхохатываешь Гумберту и следишь, как же он эту Долорес... поимеет. Помните, почему нельзя делать главным героем преступника? Потому что ему будут сопереживать. Вот и этот литератор сделал главным героем педофила вместе со всеми его тонко-душевными и физическими вихляниями. Чтобы все на себя его шкуру примеряли. И горячо сочувствовали. Правда, и сама Ло вызывает сопереживание.

А второй у меня очень субъективен. Набоков — еще та специфическая личность была с точки зрения не то что правого консерватора-националиста, а просто нормального полноценного обывателя. Там был брат-гомосексуалист, умерший в концлагере за шпионаж в пользу Англии. Дяди-гомосексуалисты. Отец, будучи прогрессивным либеральным политиком, вёл компанию за отмену уголовного преследования гомосексуалистов и был убит русским нацистом-черносотенцем при покушении на Милюкова. Жена — еврейка, они и в США уехали как еврейские эмигранты. Судя по роману, он при этом был американофобом. Неудивительно, что всех считал филистерами.

Мои впечатления такие..., что это книга о том, что людишки не такие, как кажутся. Долорес невинна с виду, но полностью развратна. Её мама отнюдь не хорошая женщина. Гумберт полон гаденькими мыслишками, но на деле безобиден. Гомосексуальные эфебофилы добры и участливы, как фотограф, который мальчишек принимал, — старикашка, друг Гумберта. Искуситель Лолиты Куильти выглядит приличным человеком, но на деле гад. Кстати, у него «арийский дом», а Гумберт активно сочувствует неграм и евреям. У Набокова девианты и инородцы, и вообще чужестранцы хорошие, а автохтоны-«расисты» и консерваторы плохи. В книге институт брака подается гадко. Как нечто, мешающее хорошим отношениям. И вообще всё нормальное автора бесит, и он стремится показать, что оно давно прогнило, что за всем, всем, всем нормальным скрывается какая-то гнусная гадость. А те, кто ненормальны, — они такие хорошие и несчастные, вынужденные жить в окружении грубых мужланов, не понимающих их высокую и прекрасную страсть к нимфеткам, естественно, освящённую историей.

Быстро замечаешь, что суть книги в восхвалении людей девиантных как добрых, утончённых, ранимых, отзывчивых и дружелюбных, просто с небольшими слабостями, к которым надо относиться с пониманием, и показе отвратительности людей нормальных. Что автор сам подстёгивает собственное возбуждение, смакуя то, что нравится ему самому.

Разные российские критики её относят к «о странностях любви» и этим оправдывают. Поскольку книга мне разонравилась, то и апология как-то далека от меня. Когда читал, то нечто по поводу замужества Долли лезло в голову, теперь не могу вспомнить. А вообще Гумберт — это персонаж Достоевского. И Свидригайлов из «Преступления и наказания», и Варакин или как там его из «Бесов» совращают девочек, и один — дочь своей квартирной хозяйки!!!

Вот Мережковский — гений. Его роман о Юлиане. «Тутанхамон на Крите». И его «Атлантида-Европа», на фоне которых Набоков выглядит мелким неэрудированным пописывателем про разную дрянцу.

Честно говоря, книга совершенно не понравилась. Нагромождение ужасов, уродств и ненависти между родственниками, чего я не люблю. Как обычно, чем макабричнее персонаж, тем больше восхищения он должен вызывать. Для политкорректности? Вообще из серии «Зачем я это читал?»

Ну, как обычно, батюшка, их нравы. Типичная советская фантастика о Западе. Раньше, на момент издания, я такое любил. Из-за шалостей западного мира оторвался остров. Явно британский. Дрефует-с. Пенсионер из кричащего о помощи становится президентом в экстремальной ситуации. Такой вот ситуативный Франьо Туджман, который организовывает и возглавляет людей, карает мародёров, договаривается с зарубежьем. Местами интересно. Местами тошнит об образа заботливой мировой общественности, единой в глубоком порыве. Да, динамично. Но порой кажется, что стоило бы замедлить, написать больше — вышло бы на уровне.

Занимательная статья Спартака Ахметова, который посвятил алмазам целый сборник вполне себе читабельных фантастических повестей и рассказов

А ведь мне когда-то нравились такие советские боевички, с обязательным нашим геройчиком при какой-то комиссии по разоружению, лихо расследующим очередной заговор поджигателей войны. Сейчас кажутся пресными, надуманными и скучноватыми.

Хм, эта книга мне очень понравилась лет в четырнадцать. На контрасте с идейной советской фантастикой моего детства. Она мрачная, дерзкая и смелая. Робинзонада на «обитаемом острове». Предельно неполиткорректная антиутопия. Кто из современных Пуллманов настрочит роман о том, что в будущем африканцы будут править миром, поработят остатки выживших белых, примут ислам с евнухами и гаремами, но сохранят каннибализм, шутя называя человеческое мясо «свининой»? Кто насытит текст бравым белым супрематизмом, прагматичным мачизмом и «токсичной» маскулинностью, которые противостоят тоталитарному «негритюду»? Но разве мир, построенный большевиками, не показался бы таким же для жителя Российской империи?

Именно — это очаровательная пародия на советские научно-фантастические книги, вкелючавшая в себя все необходимые элементы: полёт советской коммунистической экспедиции, столкновение со скрывающимися врагами прогрессивного человечества, в буквальном смысле обезьянами. Доведённый до карикатурности сюжет от признанного мастера слова проскочил цензоров.

Что хорошо у Джорджа Г. Смита, дак это его тонкое знание кельтской мифологии. В отличие от орды российских и украинских книгосочинителей, он берёт сведения о мифологических персонажах не из «Мифологического словаря» или «Мифов народов мира», и не скопом, не охапкой, не всё, что под руку попало, из-за чего в местных книгах на восточнославянскую тематику могут бегать, например, караконджалы из балканской мифологии (привет персонажу Желязны).

А вот у Смита — не так. Тут даже кукла вуду — корп кредх. Фоморы, Ллир и дети Ллира, Бранвен и Муиллертах, Тир-на-Ног, Лохленн, Аннуин — всё это скрупулёзно, со знанием дела и со вкусом отобрано из солидных трудов по кельтской, а именно ирландской и валлийской, мифологии. Именно поэтому любимый роман моих школьных лет можно смело читать даже профессиональным кельтологам, без опаски нарваться на антинаучную жуть-медвежуть и смешение разных мифологий. Можно его рекомендовать и в качестве пособия для изучающих. По крайней мере, зримо запомнят красивые образы. Ну а ещё интересно наблюдать, как типичный нуар перерастает в очень качественное фэнтези. Рекомендую всем.

Честно говоря, тоже понравилось произведение. Вроде как просто написано, но читается с ощущением достоверности. Вообще обыгрываются типичные для Нортон мотивы высокоразвитой расы Древних, вражды с Властелином тьмы. Как всегда, успешно. Здесь совершенно иной театр действия — Антарктида и Полая Земля, затерянный мир в кратере, рептилоиды и память о затонувшем континенте, одичавших после катастрофы людях.

«Сильвандир» — сильный и интересный роман, в центре которого — очень молодой и отчаянный герой, шевалье Роже Танкред д’Ангилем,

О чём эта книга? О том, что родителям надо доверять, что на друзей всё же надо полагаться, что нельзя предавать любовь никогда и надо верить в благополучный исход, что бы ни случилось!

Довольно неплохая повесть, которая легко читается и заставляет сопереживать герою, любимая которого обречена на смерть, а чувства он обязан принести в жертву долгу перед обществом, та.

Хорошая, жизненная, душевная книга о молодёжи, интересная даже сейчас, любимая книга моей мамы

Знаменитое эссе, повлиявшее на творчество авторов исторических и историко-фантастических произведений, в том числе Юрия Никитина

Интересная книга, которая пригодится и автору фэнтези на восточные темы, и этнографу, и фольклористу, и археологу-скифологу. Обряды, обычаи, верования и магия персов — мы про них не так много знаем. Профессиональные комментарии ираниста Николая Кислякова

Очень неплохой, динамичный, психологично написанный роман в жанре романтичного фэнтези. Заслуживает и издания в бумаге, и экранизации

Читал в детстве. Немного сумбурная, местами сплагиатированная у Булычёва книга с пиратами, смахивающими на Крыса и Весельчака У. А вот космический кот нравился очень

В детстве читал с огромным удовольствием. Японского водяного каппу потом не без удовольствия встретил в научных книгах.

Маленький поклон Льва Прозорова предкам его удмуртской бабушки. Загадочный зверь из сообщения ибн Фадлана, кто он? Неужели реликтовое животное, из тех, кто некогда бродили лесами седой древности? Удмуртские девушки, пришедшие поклониться ему в беде, они могут стать жертвами хазарских сборщиков дани...

Очень красивый мистический рассказ той самой Джуны Давиташвили с ассирийским колоритом. Об исцелении и воскрешении, о том, откуда приходят способности и как даётся чудо

У советского Стивена Кинга — Севера Гансовского — есть рассказ «День гнева».

Об отарках. Человеко-медведях, людоедах, разумных и говорящих. Гансовский в нём ненавязчиво так. под видом проблемы, что есть человек, намекнул на многое. В том числе не всё то человек, что отлично владеет математикой, считает, может быть бухгалтером, экономистом или даже старшим экономистом. Искусственная речь, внешняя близость мутировавшего молодняка к людям — но они не люди. Людьми нас делает человечность.

Неплохой фанфик для тех, кто обожает Драко Малфоя — уверенного в своих силах, незакомплексованного, успешного

Достаточно занятный фанфик, где в роли главного героя — сын Регулуса Блэка, который под чутким руководством бабушки, дедушки и дяди Сириуса совершает все героические деяния, включительно с устранением сами знаете кого. Поначалу читать интересно, но в конце главный герой становится сугубо циничным и скучноватым, а

Вообще потрясающе — издать откровенный фанфик, слабый с.жетно, бедный лингвистически, изуродовавший все канонические образы, а потом объявить его восьмой книгой канона. А что, так можно было? Понимаю желание поиграть с персонажами мамы Ро, но не надо было это делать каноном. Вообще, лучше прочесть пару качественных настоящих фанфиков по Дринни. Или Драммионе, если кому нравится.

Любимейший сборник из детства, тонко и со вкусом подобранные вещи тогда ещё неизвестных мне авторов.

А мне понравилось. Тянет больше на сюжет для повести, но характеры, ощущения и переживания достоверны, а конец не разочаровывает. Хорошо высмеяны попытки взрослых всё толковать с помощью психиатрии

А мне понравилось. Тянет больше на сюжет для повести, но характеры, ощущения и переживания достоверны, а конец не разочаровывает

Читать интересно, но так и непонятно, кем был этот Марио: статуей или превращённым человеком? Если да, то почему?

Вообще скучнейший рассказ, пытающийся выехать на политкорректной теме Голокоста, но в результате унылый, нефэнтезийный, напоминающий до боли совкововые фантастические поделки, где герой отправлялся в прошлое, чтобы помочь там красноармейцам в пыльных шлемах или же партизанам в лесу прифронтовом. Естественно, обведя вокруг пальца немцев или белогвардейцев. Вот здесь ровно то же самое.

Очень симпатичный рассказ (или короткая повестушка) о мире-феерии, в котором реалистично и убедительно переданы чувства подростка — взросление, путешествие в город, первая любовь. Все переживания натуральны, всем героям сопереживаешь. Не возникает ощущения надуманости, нет поучительности. Вообще понравился очень

Крещение Болгарии — тема, о которой на восточнославянских языках мало что можно прочесть. Что ушло вместе с крещением красивого, доброго и мудрого, что оказалось утерянным? Стали ли люди лучше жить или, наоборот, оказались рабами, не понимая этого? А что сталось с теми, кто отказался принять иго греческого бога? На эту тему отвечает ещё один пронзительный рассказ Льва Прозорова (Озара Ворона)?

Я помню этот комикс, очень красивый и интересно читающийся. Почему бы не переиздать?

Согласно античному преданию, Тиртей был хромым учителем-стихоплётом, которого демократические афиняне послали на подмогу недемократическим спартанцам. Послали потому, что не захотели помогать людям своего же народа, просто живущим иначе. Но Дух сильнее смрадной варварской орды, приносящей детей в жертву Молоху.

«Вой человечьих лав

Глушит грохот клинков,

И нет никаких прав

У наших с тобой врагов:

Ведь если один прав,

Значит, другой — мёртв!!!

Столица. Зелёные ветви и сотни вскинутых рук — детских, женских, старческих.

-Хай-ре! Ни-ка хай-ре! Хай-ре, хай-ре!»

Талантливый Лев Прозоров сумел увидеть эти события своими глазами и запечатлеть. Так, что от предсмертных слов маленьких героев сдавливает горло. Так, что понимаешь, что не с каждым врагом можно сыскать компромисс. Его персонажи — живые, они говорят так, как должны говорить, а сам рассказ заставляет замыслиться и вдохновляет. Мы все — немного греки. Там — колыбель Европы, настоящей, европейской.

Мы все знаем, что каган-бек Хазарского каганата принял иудаизм и этим направил развитие своей державы по известному историкам пути, возможно, даже положив начало этносу ашкенази, то есть тем, кого мы знаем как евреев. Но что, если бы он сделал другой выбор веры?

Тонкий и изящный, как всегда, рассказ гениального Льва Прозорова о... человечности. Один из лучших. О том, что не две ноги делают нас людьми, а сострадание к слабым и беззащитным, способность вступиться за них. И ради этого порой стоит драться. О том, что иногда не может быть компромисса. Ибо не все двуногие — люди. Не все чужие обычаи возвышенны и прекрасны. Не все культуры равноценны. Особенно стоит читать тем, кто любит животных и защищает их от живодёров и палачей.

Забавный и остроумный рассказ в традициях Карела Чапека на тему чешских корней известной личности

Обожаемый журнал, я помню, как он приходил, как я читал в нём неизвестную ранее, новую повесть Линдгрен, разглядывал картинки, думал, кто такие упомянутые в ней странные существа. И отсутствовал два месяца осенью, пока пришло окончание. А уже потом прочёл книжечку на украинском. Очень люблю эти номера «Науки и жизни», это моё детство любимое и счастливое, я на них вырос.

Изящный, красивый рассказ, вписывающий украинскую фантастику в круг высокой мировой литературы и показывающий тонкое знание и понимание Леонидом Панасенко творчества Габриэля Гарсии Маркеса. Что будет, если автор встретится со своими творениями и обнаружит, что придуманный им мир реален? Легко ли ему дастся отцовство взрослых детей, сошедших со страниц? А Вы хотели бы встретиться с любимыми героями Маркеса в жизни — не прототипами, не похожими, а ими самими?

В шесть или семь лет, лёжа в больнице, среди довольно жуткой обстановки больных и увечных сверстников, злых взрослых, я спасался чтением. И в том числе была эта книга. Спустя годы я её нашёл. Не помня ни автора, ни названия, только фразу, которую получалось сказать у кота. Купил себе. Да, она чуток перегружена разными цитатами, но всё равно, читается очень хорошо и это как «Белый Бим», только про кошек. Очень трогательная, добрая и оригинальная повесть.

«Рузвельт кивнул.

– Я полагаю, что нечто вне нас обоих, Кэрлон, записано на звездах, как говорят. На протяжении семисот лет, ваши и мои предки боролись за право править континуумом. Думай об этом, Плантагенет! В тысяче биллионов альтернативных мировых линий ваш клан и мой боролись на протяжении веков, чтобы доминировать над миром, ничего не зная о других, ведомых общим инстинктом осуществить в нем присущий им потенциал. И тогда – день катаклизма, когда Распад пронесся над ним, чтобы стереть начисто их корень, стебель и ветвь – все, кроме одного человека в моей линии и одного в вашей. ... Да, я боюсь. Боюсь своей собственной слабости. Вы видите – хотя это может казаться невероятным – я истинно хочу, чтобы вы были частью его, Плантагенет. Глупая сентиментальность, но вы, как и я, человек древнейшего племени. Даже бог может быть одиноким – или дьявол. Я предлагаю вам сотрудничество. Но при первой возможности вы обернулись против меня. Я должен был бы знать это. Я усвоил урок. Я не имел выбора. Сейчас мой курс ясен...»

В написанной на грани научной фантастики, фэнтези и альтернативной истории фантасмагории «Командировке в никуда» (Assignment in Nowhere, 1968) из цикла об Империуме на авансцену выходит трагическая фигура Джонни Кэрлона – последнего Плантагенета, первоначально не знавшего о своем первобытном. Здесь присутствует присущая для многих авторов фантастики и фэнтези идея наследия. Старинный тесак, который он хранит дома, оказывается мечом Ричарда Львиное Сердце, воссоединяющимся со своим обломком и удивительным образом обновляющим родовой замок. Действия властных и своевольных людей, живших тысячи лет назад, влияют на нашу жизнь. Философско-политическая концепция Лаумера, высказанная в литературной форме, заключается в том, что в сотнях параллельных миров, ушедших разветвлением от определенного исторического момента, правят монархи, ведущие род из далекого прошлого, и даже само присутствие человека королевской крови способно останавливать распад. энтропию пространства и времени, пожирающего целые универсумы. Монарх поддерживает и омолаживает мироздание самим своим присутствием, противостоя хаосу. Обнаружить потерянного короля означает спасти реальность Вселенной, создать в ней островок порядка и стабильности. Это деятель истории, а не символическая личность.

На мой взгялд, каждый из миров, в которые попадает Кэрлон, мог бы стать отдельным романом. И особенно интересен тот, где он подменяет местного Плантагенета.

Трилогия австралийской писательницы Фионы Макинтош «Оживление», состоящая из романов «Дар Миррен» (2003), «Кровь и память» (2004) и «Мост душ» (2004), производит неоднозначное впечатление.

Кому-то не нравится ее хеппи-энд, мне он как раз показался нормальным, хотя и несколько недостаточным, потому что на протяжении всех книг больше страдали и гибли положительные, невинные персонажи. В основе книги – противостояние принца, а затем короля Мигрравии Селимуса с молодым военачальником Виллом Тирском. Селимус ненавидел своего отца, доброго короля Магнуса, обвиняя его в смерти матери. Также Селимус чувствовал острую неприязнь и ревность к брату отца и советнику, главнокомандующему Фергюсу Тирску, потому что король все свое время проводил с побратимом. Мальчик рос одиноким и никому очень не нужным. Собственно, это отчасти история о том, как родители решают за нас, кем нам быть, с кем дружить, как нам лучше прожить их собственную жизнь и как нам завершить то, что они начали. Отец, потеряв своего ближайшего друга, решает навязать своему сыну дружбу с сыном побратима, но из того принуждения вырастает не дружба, а опять-таки ненависть, причем взаимная и гораздо сильнее, чем та, которую Селимус чувствует к своему отцу. Селимус, конечно, жесток и безжалостен, но все его безумие, по сути, устремляется против семьи Тирсков, их родни и тех, кто им помогает...

Из всего этого предстает достаточно читабельная и местами трогательная книга без эльфов и гоблинов, зато с магией, волшебными псами, тигрообразными эконами с гор, волшебными зарослями и драконами, что напоминает некий сокращенный вариант «Войны престолов». Есть следы толерастичности, но малые. Большинство героев исповедуют месть за кого-то из близких за жизнь, жертвуют собой ради родных и друзей, уважают честь рода и любят собственную страну. Рыжий и невысокий Уилл Тирк, которого с детства силовали стать другом полусумасшедшего принца и которому случайно достается специфический Дар от казненной на его глазах по требованию Селимуса ведьмы Миррен, все же вызывает симпатию. Его переживания и душевные движения описываются подробно и затрагивают читателя. Наиболее привлекательной является большая собака Нейв. Жаль всего в трилогии сестру Вилла Илену, погибающую совершенно случайно.

Несколько неубедительным выглядит единобожие со священниками и монастырями в мире Макинтош, ведь Шарр, которому молятся Моргравия и Бриавель, является тождественным единственным богам северян и горцев. Семибожие Мартина естественнее. Роль Шарра в магических событиях тоже неочерчена, неясно, он существует или нет. Остается невыясненным и убийство матери Селимуса. Действительно ли его осуществил Магнус, который в отношениях с женой выступает отнюдь не положительным? Как и почти каждая книга в жанре фэнтези, трилогия Фионы Макинтош пропагандирует монархизм, аристократизм, иерархию, священное происхождение монархов от сверхъестественных существ (в жилах властителей Моргравии течет кровь волшебного дракона, господствующего над магией), и этим полезна (так сказать, мечом по коммунизму). Есть в ней и следы почитания белокурых северных варваров. В известной степени, «Оживление» восходит к конспирологическим теориям французского историка конца XIX века Клода Состена Грасе д’Орсе. В данном случае с тайной группировкой Менестрелей Морвана или Квинтой – заговорщиками, «братьями дуба», отождествленными Грасе д’Орсе с носителями идеи родовой аристократии, господами, правящим классом, вельможами. Они считали себя носителями божественной «фиолетовой» крови. Главным символом Менестрелей есть красный цвет. И действительно, у Макинтош все главные действующие лица являются аристократами, даже те, кто об этом не подозревает, они верны родовым девизам и семейным присягам. Им покровительствуют магические Чащи, они, подобно квинтианам, употребляют пароли. Менестрели Морвана связаны с Югом, а Моргравия, название которого напоминает Морван, находится на юге, ее жители – южане. Цвет ее страны – темно-красный, черный и золотистый, а цвета Бриавеля – фиолетовый и темно-зеленый. Есть над чем подумать...

Я почитал остросюжетный роман «Мужчины, ненавидящие женщин» Стига Ларссона, толчком к чему стал услышанный по радио отрывок и предложение моей подруги, бывавшей в Швеции. Легкие приятные аллюзии на Астрид Линдгрен, которые может и не распознать украинский читатель, потому что книги о юном следователе Калле Блумквисте даже на русском издаются нечасто; немного левизны и антифашизма, но не настолько, чтобы вызвать оскомину, хотя и заметных; немного девиантной сексуальности, но тоже не настолько, чтобы испортить чтение, зато неплохо закрученный сюжет. Старый миллиардер нанимает оказавшегося в затруднении журналиста, чтобы тот расследовал загадочное исчезновение юной девушки, его любимой внучатой племянницы, произошедшей много лет назад. Круг подозреваемых ограничен островом, большинство из них принадлежит к одной большой семье, у которой не просто скелет в шкафу, а, как говорится в романе, целое их кладбище. Классика. Много зимы, много странствий по Швеции, скандинавскому быту и присущим шведам отношений.

Сначала экспозиция кажется несколько затянутой, потом начинаешь внимательно следить за мыслями и поступками героев. Достаточно плавно нарастает готичность. Высокий балл детективности, однако поднимается, пожалуй, слишком большое количество проблем шведского общества. Примечательно также, что Ларссон разбирается в быту журналистов и удачно описывает знакомые ему условия труда, отношения и типажи. С историей шведских правых он тоже осведомлен и демонстрирует это в романе (кстати, жаль, что наши леваки не переведут его документальные работы о правом экстремизме Швеции ). Вместе с тем клан голландско-французского происхождения Вангеров получился значительно менее убедительным, чем очень подобная греческо-английская семья Леонидисов из «Кривого домишка» Агаты Кристи, где была подробно проработана тема наследственной жестокости в разных формах у каждого семьянина, но без фрейдистских поползновений в детство. Патриарх Хенрик Вангер тоже должен быть с какими-то проявлениями этого, хотя бы невинными. И Сесилия. А то здесь все слишком примитивно: раз фашист, то маньяк. И у Этель Уайт в «Винтовой лестнице» образы отца и сына – маньяков получились, кажется, более реалистичными. А то темы сексуального насилия отца над дочерью и сыном, а также инцеста брата и сестры немного надоели – так и лезут из фильмов. Героиня изрядно мерисъюшная. Из всех героев больше всего жалко пятнистую кошку Чёрвен. О, да, я отношусь к тем читателям и зрителям, которые больше всего сожалеют о погибших котах и собаках, скептически воспринимая события с людьми.

Открыл для себя новое имя в городском фэнтезе.

Холли Блэк.

Трилогия «Curse Workers».

Главный герой Кассель – своеобразный Холден Колфилд нашего времени, только, вдобавок, живущий в мире магии и колдунов, гангстерских войн и мелких афер. Там люди с ведьмацкими способностями находятся в зависимости от кланов мафии и вынуждены быть у них на услугах, а простое прикосновение руки творит жуткие чудеса.

Жанр также может быть интерпретирован как магический реализм в исполнении гринго. Сложные родственные отношения и проблемы подросткового возраста, такие, как первая любовь, автор раскрывает с большим мастерством. Искренне советую читать!

«Волчья тень» («The Onion Girl») Чарлза де Линта, канадского писателя голландского происхождения, пишущего в жанре магического реализма и городской фэнтези, принадлежит к циклу «Легенды Ньюфорда», базирующемуся на тотемистических легендах североамериканских индейцев. Выйдя в 2001 году, она получила Всемирную премию фэнтези, хотя мне нелегко далось ее чтение.

Там немного затянутая экспозиция, а еще я не слишком люблю читать о домашнем насилии, инцесте и всяком таком, что там упоминается как предпосылка психологических трудностей главной героини, доброй и сочувственной художницы Джилли Копперкорн, и ее младшей сестры Рейлин Картер, преступницы. Писатель утверждал, что у него самого все это нелегко писалось.

Однако я предпринял усилия – и в очередной раз я почувствовал себя писательскому дару де Линта, который стал одним из моих открытий последних лет. Книга меня не тронула, но читать было приятно. Кроме уже привычного мира магии, тотемов и больших и меньших индейских божеств, путешествующих между измерениями, легко заимствуя наш современный быт, а также невеселого бытия «белой швали» – криминальных и полукриминальных пролетариев, автор умело справляется с темами семьи и друзей, заменяющие ее, семейной близости, приближающейся у сестер Картер семейной внешней схожести к двойничеству и в шутку отдаляется в романе в воспоминаниях о деклассированной семье Морганов, где все были похожи друг на друга... Кроме того, сама Джилли раздваивается, попадая в мир снов одновременно и как дух, и как физическая личность. Как всегда, удались образы забавных мелких существ и трикстера, описания природы, родные для канадцев, которые, кажется, чувствуют себя потомками и наследниками индейцев.

«– Мне ничего не нужно, особенно пистолет. – Вынимаю из кармана нож и пытаюсь вручить ему. – Он мне тоже не понадобится.

Но Уильям не берет.

– Если ты начинаешь новую жизнь, – говорит он, – это еще не значит, что никто в ней не захочет воспользоваться твоей слабостью. Оружие может тебе понадобиться. Запомни, вовсе не стыдно драться, если правда на твоей стороне.

Запомни, вовсе не стыдно драться, если правда на твоей стороне.

– И какая же это правда? – спрашиваю.

– Что люди имеют право быть такими, какими хотят быть. Всегда найдется кто-нибудь, кто попытается лишить их этого права, – что в этом мире, что в другом. Нельзя им этого позволять.

– Значит, ты одобряешь насилие?

Он качает головой:

– Нет, но мы вправе защищать себя от насилия.

Он меня совсем запутал.

– Тогда чем же мы лучше их? – спрашиваю я.

– Подставить другую щеку – значит отдать им победу.

– Да? А я думала, хороший человек должен уметь прощать.

– Чтобы прощать, надо остаться в живых, – говорит он мне.

Я забираю эту мысль с собой, в мир по другую сторону этого мира».

Продолжаю читать романы Мэри Хиггинс Кларк – почему-то они мне неплохо пошли, может, из-за психологической достоверности, нехватки описаний разных извращений и изображения жизни разных слоев общества США. «Его любимая дочка» (2002) – это психологический триллер и социальный роман одновременно, это история девушки Элли, дочери полицейского, старшая сестра которой Андреа в пятнадцать лет была зверски убита развращенным и жестоким парнем из влиятельной и уважаемой семьи – Робом Вестерфилдом. На основании показаний младшей сестренки убийца отправился за решетку. Прошло двадцать два года, Элли выросла, пережив развал травмированной горем семьи, смерть матери, отчуждение отца, создавшего другую семью, стала успешной журналисткой, а тем временем Вестерфилды нашли нужного «свидетеля», что засвидетельствовал невиновность их наследника, оговорив парня из несостоятельной семьи. Роба должны досрочно выпустить на свободу. Помешать этому невозможно. А узнать правду?

Это роман об общественном мнении и о том, как им легко манипулировать, выставляя преступников за жертв правосудия, пользуясь связями в правоохранительных органах, подавая лживые показания и безупречные характеристики, создавая нужные сайты. Что-то в этом актуально для наших стран, не только учитывая «мажоров» и их «подвиги», которые тоже обильно присыпаются деньгами, начиная с учебных заведений, как у Вестерфилдов, но и на то, что паолитические события выступают своеобразной индульгенцией для многих откровенных уродов, богатых и нищих, списавших все предыдущие грехи и отсидки. А копнуть некоторых, то будет точно, как в романе Хиггинс Кларк, – потянется вереница искалеченных дегенератом жизней, людей, которые знают о нем кусочки жуткой правды, но молчат, потому что она никому не нужна и никого не интересует. Многие закрывают глаза. Есть та жизнь, которую изображают газеты, и та, которая существует на самом деле. И если спросишь людей о каком-нибудь гнусном отбросе, то чаще всего услышишь одобрительные, положительные отзывы, попытки его оправдать, мол, ну то мелочи, то было давно, он уже все искупил, исправился, изменился. Хиггинс Кларк в этом отношении правдива и безжалостна: никакого «на свободу с чистой совестью» не существует, тюремный катарсис – чаще всего блеф, «раскаяние» – обман, и если социопатический индивид, а именно так характеризуется Роб, был ранее общественно опасным, то таким и остается, потому что на зоне только заводит себе уголовные связи и приучается быть хитрее, чтобы не попадаться. «Человек, у которого с рождения нет совести и не уважающий и нарушающий те социальные нормы, которые признаем мы с вами», даже несмотря на физическую и умственную одаренность, здесь не идеализируется, не изображается благородным «бунтарем против Системы». Это бездушный кровожадный зверь, который должен быть изолирован. Книга, становясь на сторону нормальных людей, недвусмысленно голосует за усложнение досрочного увольнения и более пристальное внимание правоохранительных органов к тем, кого выпустили на свободу между потенциальными жертвами. Ибо простые честные и порядочные люди имеют право на безопасность и справедливость.

Сочувствуя каждой трагедии простых людей, книга вместе с тем не опускается до примитивной классовой ненависти и изображения всех богатых как мерзавцев в социалистическом духе. Психически больному Робу, олицетворяющему вырождение аристократической верхушки, противостоит его старушка бабушка Дороти Вестерфилд, являющаяся носителем благородства и здоровой морали, напоминающей уже упоминавшееся произведение Этель Уайт. Гиггинс Кларк смотрит на мир не однобоко. Но честно.

Ибо это также написанный женщиной рассказ о папе и его важности в жизни каждого человека, о котором забывает наше безобразно феминизированное общество, абсолютизирующее «героических» матерей-одиночек. Об искренности, любви, католической вере и поисках правды, которые дороже собственной жизни.

Далия Трускиновская – известная писательница-фантаст из Риги.

Помню её с начала 1990-х.

«Дверинда» – хорошая вещь из ранних, и вовсе она не сырая, как некоторые говорят, наоборот, очень даже эрудированная для своего времени. Печаталась в «Технике — молодежи», с продолжением. Помню, как рисовал к ней иллюстрации. Корриганов, озеганов... где она хоть повычитывала про них в убогой на литературу о кельтской, тем более, бретонской мифологии Совдепии? Подозреваю, что в старых довоенных книгах тех самых латышей, которых теперь поливает грязью.

Про домовых новый цикл, на который я и купился, – неплохой. С хорошо проработанными образами русской мифологии, свежо, чутко и весело написано. Обрадовался, когда случайно нашел.

Однако роман «Несусветный эскадрон», начатый после домовых, дочитывал через силу. Начиналось хорошо — думал, будет милая добрая фэнтези о латышах и латвийском селе, с их мифологическом колоритом... Парень и девушка, кот и пес… Нечто в духе тех милых, увлекательных книг балтийских писателей, которые я читал в своем детстве. Не тут то было. Редкая по шовинизму вещь, преисполненная не только банальных стереотипных образов и тупого антибонапартизма двадцатилетней давности, выразившегося в стремлении во что бы то ни было развенчать свободолюбивого государя императора Наполеона, но и удушающего антилатышского пафоса. Столько зловонной спеси под маской обиженства, предельно возмущенного тем, что существует независимая страна Латвия со своей долгой и сложной историей, что в ней есть коренная титульная нация, у которой есть свой родной язык, своя культура, свои древние символы, своя идентичность, что коренным жителям вернули отобранные у их дедов имения, еще надо постараться впихнуть в один сравнительно небольшой текст! Агрессия авторши, которая сладострастно смакует даже небольшие невзгоды не родной и не близкой ей страны её обитания, выплеснулась даже на сам факт существования в латышском языке большого количества уменьшительных и ласкательных слов. О том, что книгу будут читать люди разных национальностей и взглядов, она не задумывается. Рассчитано, очевидно, на рефлексирующих космополитов с неизжитой комиссарскостью, которые будут автоматически сочувствовать псевдоавтобиографической героине, точно так же ужасаться будто бы угнетающим всех и вся латышам и, задыхаясь от ненависти, злорадствовать их бедам на пути обустройства Родины.

Не знаю, может, кому-то и хочется просвещаться такой ярко выраженной ксенофобией, а я лично, начиная фантастическую книгу, хочу быть уверенным, что в ней не будут разоблачать, обличать, низвергать с престолов, срывать маски, выводить на чистую воду и вообще приводить леденящие душу факты из превратно понятой современности. Последнее время схожие требования у меня к научной литературе, кстати.

Поэтому, вовсе не лишний раз заявив о своей солидарности с латышским народом в борьбе против окопавшихся на его родной земле политруков, перечитаю-ка я Андрэ Нортон…

Литература в жанре фэнтези является одним из основных руководителей неофеодальных и монархических идей в современном мире. Она насаждает сакрально-аристократический дух. Первой книгой классика фэнтезийного жанра Андре Нортон является «Принц приказывает» (1934) – небольшая вещь о Майкле Карле, осиротевшем принце южной, балканской страны Морвании, выросшем в Соединенных Штатах, не зная о своем происхождении.

Кроме вымышленной страны с романо-германскими чертами, словно созданной Бонапартом в 1810 году из герцогства, здесь больше нет признаков фантастики, хотя и намекается на волкодлаческие ритуалы обитателей гор. Интересно, что эта приключенческая повесть уходит в фантасмагорическую картину тайной истории Европы, принадлежащую перу автора второй половины XIX века, французского криптографа и историка Клода Состена Грасе д’Орсе. По его мнению, жреческая корпорация «жителей башен», галльских поклонников Богини Луны, со временем трансформировалась в определенную организационную форму, могучий тайный орден, называемый Квинтой, или еще менястрелями Морвана. Последние в Грасе д’Орсе отождествлены с носителями идеи родовой аристократии и патриархального строя, с европейской шляхтой, обитавшей в башнях-замках. Менестрели Морвана связаны с Югом и летним солнцестоянием. Основной их нравственный принцип: «Делай то, что хочешь», несомненно, соответствует аристократическому духу и божественному предопределению. Избранничество позволяет отвергнуть общепризнанную этику и возвыситься над толпой, а фаталистическая определенность заранее обуславливает свободу в действиях для достижения целей. В основе мировоззрения Квинты лежал солипсизм,а краеугольным камнем общественной доктрины был элитаризм. Ей противостояли сторонники Мурсии, или Кварта, которые отстаивали общественное равенство и выродились в эгалитарное масонство. Сама история сквозь призму взглядов Грасе д’Орсе движется противостоянием этих двух группировок.

Сначала Грасе д'Орсе считал тайный символический язык Кварты и Квинты забытым, их противостояние десакрализованным, соответственно и влияние на ход истории сошедшим на нет. Однако в конце своей жизни он изменил свое мнение и написал, что вопреки его прежним убеждениям тайная история Франции не прервалась, она продолжается, о чем свидетельствуют некоторые шифрованные произведения искусства, для разгадки которых нужен особый ключ. И вот довольно необычное проявление его теорий в американской литературе.

«Давным-давно животные и человек нуждались друг в друге для того, чтобы выжить в диком и враждебном мире, который был к ним в равной мере суров. Их содружество было долгим, и они долго дружили, а потом потеряли чувство дружбы друг к другу. У многих нас есть теперь стремление покровительствовать животным, сдерживать и ограничивать их способности, сравнивать их физические качества, ум, саму жизнь с нашим новым высоким положением. Но животные живут в особом мире – мире, который совершенно отличается от нашего, и более того – этот мир древнее на много миллионов лет. Они живут на земле, в джунглях, в пустынях, в морях и небе. У них есть нечто такое, что мы, люди, давно потеряли или что мы так и не приобрели. Они видят такое, что мы никогда не сумеем увидеть. Они слышат звуки, которые мы никогда не сумеем услышать. Они подчиняются звездным и космическим ритмам и циклам, которые мы так и не узнаем за всю жизнь. Если человек сумеет удалить из своего сердца ненависть и страх, тогда сотрудничество и привязанность воцарятся между всеми царствами жизни».

Винсент и Маргарет Гэддис, из книги «Незнакомый мир животных и друзей».

Это эпиграф к талантливой вещи гениальной Андре Нортон — «Железная клетка».

Обычно я не люблю книг, где герой должен отдать предпочтение каким-то получеловекоподобным нутриям перед родом человеческим, потому что тот оказался не совсем гуманным. Например, мне совсем не нравится «Слово для мира — лес» Урсулы Ле Гуин, при всем глубоком уважении к ее таланту. За таким построением сюжета, как правило, скрывается скрытая апология измены «своим» в пользу «непохожего» противника, например, каких-то талибов, потому что с ними неблвгородно обращаются твои братья по крови и оружию. Читателя приучают предавать свою цивилизацию под влиянием тех современных эмоций, которые язвительно высмеял Фридрих Ницше. Подозреваю, что и «Аватар» мне не понравится по той же причине.

Но здесь – иначе. В этой повести тоже есть типичные для Нортон мотивы наследия исчезнувшей цивилизации, таинственных артефактов, где-то хранящихся в тайнике, взрослении и овладении определенной силой. И приведенный выше поворот сюжета, который бы меня при других обстоятельствах элементарно взбесил, тоже налицо. Но за счет пролога и эпилога, которые на удивление трогательно, до слез, описывают судьбу несчастной кошки и ее крошечных малышей, все акценты меняются и заставляют воспринимать книгу совсем иначе. Андре Нортон одна из немногих не забывает о кошачьей теме ни в фэнтези, ни в космической опере и умеет описать наших любимых симпапулечек с такой любовью и нежностью!

«Черная с белыми пятнами кошка неуютно свернулась в картонной коробке, куда ее без церемонии засунули час назад. Вопли протеста и царапанье по крышке не вернули ей свободы. Теперь кошку охватил страх, хотя она не понимала слов, долетавших снаружи. Все утро сегодня ей было не по себе – она ждала котят и нужно было выбраться отсюда, чтобы найти удобное место. Каждый нерв ее тела кричал об этом, но все попытки не принесли ей желанного освобождения.

При звуке подъехавшей машины кошка еще плотнее свернулась на дне коробки. Потом коробку грубо схватили и встряхнули, и ее стало мотать из стороны в сторону. Теперь она была в машине. Кошка замяукала снова, испуганная: ей нужны были голос и руки, которые всегда приносили тепло и безопасность...».

Внучка ищет дедушку, о котором рассказывала бабушка. Что о нём известно? Что он был правителем-колдуном, что он выглядел так-то и так-то, что оставил в качестве шуточного подарка своей наложнице кочергу со странной ручкой... Казнили ли его? Или жив? Куда приведут поиски? Забавный и тёплый рассказ, который мог бы стать романом