«В детстве мне хотелось быть паровозом». М. Барри «Человек-машина».

Чарльз Нейман — ученый, однажды в результате несчастного случая он теряет ногу. Однако Чарли не видит в этом трагедии: он всегда считал, что человеческое тело — на редкость неэффективный механизм, нуждающийся в улучшении. Воспользовавшись представившейся возможностью, он начинает его улучшать.

Лола Шенкс — протезист. Она неравнодушна к искусственным конечностям, и в Чарли она находит единомышленника, а то и больше, чем единомышленника. Остальные считают его опасным психом...

Сложно представить что хотел сказать Барри разбирая на части главного героя, но достаточно очевидно, для чего бы это сделал Декарт, выйди текст из под его пера. Разложив героя по полочкам, он бы продемонстрировал (и без того очевидное) отсутствие физического или скорее биологического компонента выполняющего функции того, что он называл мыслящей субстанцией или другими словами — душой. Барри, Декарта скорее всего читал, и скорее всего не согласился, хоть и практически процитировал знаменитое Cogito ergo sum в финале романа. Допустив существование отдельной от тела субстанции (и по сути попав в тот же тупик что и картезианцы, так и не сумевшие объединить их в сколько нибудь единый конгломерат), он разошелся с Декартом в главном. Ведь декартовский человек-машина, априори предполагает механиком Бога, герой же Барри обходится своими силами, познавая (и создавая!) свое новое тело апостериорно. Богом тут даже не пахнет. В романе это слово встречается лишь во фразеологизмах, да и то не часто. Барри интересуют более насущные проблемы — люди, люди-машины и люди-механики. И если уж тащить в опус Барри философию, чем мы собственно и занимаемся, то не антропологию, а скорее философию науки, а именно Т. Куна с его парадигмами и революциями. Воздвигнутый, через триста лет после сожжения, памятник Джордано Бруно — замечательная иллюстрация несовершенства как человеческих знаний и морали, так собственно и человека (sic!). Последовательно заменяя человеческие органы превосходящими их механическими аналогами, до вполне предсказуемого, тотального переселения в коробку с транзисторами, Чарльз Нейман за пару лет проходит путь, на который Джордано Бруно и сконфуженному человечеству понадобилось три столетия. От опасного психа и парии, до пророка указавшего путь заплутавшей цивилизации. Понятно, что пока мы не готовы вручить охрану правопорядка Робокопам с жетоном «Жол полициясы», но мы вполне благосклонны к вживленным кардиостимуляторам. Уже сегодня паралимпийцы бегают на функционально безупречных, но эстетически безобразных протезах, и уже сейчас называть уродливые протезы, уродливыми, скорее всего неэтично. Собственно это и есть аномалии, накопление которых по Куну ставит под сомнение истинность текущей парадигмы. В нашем случае парадигмы даже не этической, а скорее мировоззренческой. Сколько протезов может носить человек чтобы им оставаться? Существует ли грань совершенства за которой протез становится органом? Может ли одухотворить машину тот же набор электрохимических реакций, что протекает в человеческом теле? Где заканчивается субъективность человека и начинается объективность мира (машины)? И, хоть Барри об этом даже не заикается, есть ли в таком мире место для Бога?