Романчик «Асока» Эмили Кейт Джонстон (в переводе Инги Смирновой) вообще довольно симпатичный. Но вот симпатичный и не более. Да, там есть всё, что нужно. Понятно теперь, что делала Асока после истребления джедаев, понятно, как их Шпильки она стала агентом Фалкрам, там есть сюжет (опять же вариация на любимейшие во вселенной ЗВ Семь самураев, и это уместно и мило), есть линия инквизиторов, мы немножко лучше понимаем административное устройство Империи, есть флешбеки с Энакином, есть офигенные женские персонажки, феминизм и даже лёгкая лесбийская тема. Всё прекрасно. И всё же пресно. Как-то слишком старательно Джонстон делает хорошую книжку, слишком ровно и слишком правильно.

Но вместе с последним сезоном Войн клонов и Сказаниями о джедаях вполне отлично дополнит первый сезон одноимённого сериала. Норм

Во-первых, это чисто советская фэнтези: хорошая, добрая, с правильными советскими ценностями и инопланетянами. Причём инопланетяне там явно — попаданцы из советской коммунистической утопии.

Во-вторых, это офигенно хорошо написано.

В-третьих, появляются версии, почему Семёнова в конце концов пришла к идеологии Русского мира. Она могла развивать антиколониальную и феминистскую тему, но предпочла консервативную повестку: ценности рода, духовность и, как следствие, некое представление о Правде, носителями которой являются избранные, но не в демократическом смысле, а в смысле мудрые Герои и Вожди, за которых никто не голосовал, потому что выборы это политика, а политика — зло, ну и вообще неинтересно.

Это собственно и есть каинова печать советской утопии, там есть какие-то мудрые правители, но как именно приходят к власти — бог весть, ни избирательной кампании, ни политической конкуренции, ни многопартийности, ничего, вот как-то просто выбрали лучших, да и всё.

И вот когда (особенно на нашей почве) хорошие герои и правители не потому хорошие, что процедурно уполномочены какой-то значимой социальной группой представлять её интересы, а потому что они лучшие представители такой социальной группы — вот тут-то и дорожка к самому лютому консерватизму

У Замировской есть офигенная сцена, когда к героине ломятся гбшники, и у неё есть какие-то минуты. И она бежит на кухню, наполняет миску коту, но потом, немножко подумав, отрезает уголок у пакета с кормом и бросает его на пол. А потом ещё успевает открыть кран, чтобы тонкой, незаметной струйкой бежала вода. И совершенно спокойно открывает потом дверь. А потом, когда её уже выводят, замечает краем глаза, что гебешники упаковывают её кота в переноску.

Такое можно написать либо если ты живёшь в 30-е в СССР, либо в 10-е в Беларуси

Прочитал зачем-то несколько рецензий на «Опосредованно» Сальникова и в общем удивляюсь. Люди пишут, что типа две сюжетные линии, одна мешает другой, и по уму надо бы две книжки, было бы ок, а то чо коня и трепетную лань, творческая неудача. Ну блин, похоже, мало кто понял, что героиня в конце словила «холодок». Хотя была не должна, прям по законам вот этой сконструированной вселенной такое невозможно. Ведь объясняли же, что холодок если даже не миф, то поймать его достоин только тот, для которого весь мир и вся жизнь лишь приложение к литре, когда понимаешь, что весь мир только текст, нами правит, всё вообще делает лишь язык, и вот когда совсем понимаешь и ничего не держит, вот тогда окажешься там и не захочешь вернуться. Это и есть холодок, по-нашему смерть. А великая, но рядовая поэтка Лена «Волколамск» Кёниг настолько вся в семье, насколько умеют там какие канадцы, Энн из Зелёных Мезонинов, не знаю, а наши как-то нет (и тут подозреваю, что Сальников в жанре семейного романа первый после Толстого, впрочем мало читал), что ну явно же стишки здесь только приложение к первому-второму мужу, детям, детям второго-первого мужа, посиделкам на уральском садовом участке (и тут у меня только одна претензия, почему нигде клубника не названа викторией, ну лан) и т.д. И всё же она умирает от холодка, потому что, вопреки законам двух жанров, это одно и то же. А может быть и не одно и то же, а вот только так. И об этом весь роман, великий, ужасный и благостный, или не знаю, может я опять что-то не то вчитываю

Перечень слов и выражений, используемых Женечкой (в хронологическом порядке)

1. Джон Апдайк «Кролик, беги»

2. Ф. М. Достоевский «Идиот»

3. «Жить в мире и дружбе! (Пребывание Н.С. Хрущёва в США. 1959 г.)»

4. Петра Кунце «Умение говорить «нет». (Простые практики для обретения внутренней свободы)»

5. А. и Б. Стругацкие «Попытка к бегству»

6. Харпер Ли «Убить пересмешника»

7. «Жить в мире и дружбе! (Пребывание Н.С. Хрущёва в США. 1959 г.)»

8. Остин Клеон «Покажи свою работу»

9. Джон Стейнбек «Гроздья гнева»

10. Энциклопедия «Хочу всё знать!»

11. Ребекка Донован «Что, если?..»

12. Мераб Мамардашвили «Мой опыт нетипичен»

13. Патрик Несс «Голос монстра»

14. Рэй Брэдбери «В мгновенье ока»

15. Луиджи Пиранделло «Так жить нельзя!»

16. Пётр Селезнёв «Крах»

17. Алиса Ростовцева «Даже не думай!»

18. Андраш Беркеши «Перстень с печаткой»

19. М. Н. Герасимов «Пробуждение»

20. Н. Г. Чернышевский «Что делать?»

21. «Свод правил пожарной безопасности»

22. Журнал «Печать и революция»

23. И.М. Варушкин «Первая помощь»

Безусловно, лучшее произведение Стругацких. И самое пророческое. Актуальное даже.

Напомню содержание. В неком провинциальном городе уже почти везде коммунизм, но не везде. И вот агент под прикрытием приезжает в некий город, где вроде как появился некий новый наркотик, и надо понять, почему и как.

Ну и он в процессе узнаёт, что наркотик есть, но нет никакой наркомафии, а просто вот есть наркоманы. Но. Это не очень большой город, где совсем недавно была война, а мир и благополучие наступили только несколько лет назад. И явно у них там безусловный доход. При этом многие бухают, да, но далеко не все. И там есть как минимум три общественные организации. И там есть благотворительность. И там преступность почти нулевая, хотя есть теракты

Чем это всё заканчивается? Жилин остаётся, чтобы стать местным депутатом.

Если кто-нибудь вдруг захочет снять сериал, то в роли Жилина должна быть Е.М.Шульман, конечно.

Кстати, к вопросу о том, надо ли менять пол персонажей АБС в экранизациях. Конечно, надо

А вообще не связано ли узелковое письмо с другим представлением о времени? Помнится, у Теда Чана форма письменности предполагала другой тип мышления, пишешь из центра в разные стороны и, получается, что будущего не существует, вернее, существует, но ничем не отличается от прошлого, можно туда, а можно туда. У Карины Шаинян в «С ключом на шее» похожая штука, там повествование, в принципе, линейно (если смотреть на движение от нулевой главы к последней, тоже нулевой), но между этими двумя точками — это вот узел, состоящий из множества узлов сразу по трём измерениям. Теоретически «С ключом на шее» можно читать вообще из любой точки и в любой последовательности. И при этом всё поймёшь и не запутаешься, потому что, как в традициях узелкового письма, разные тропы принято красить разным цветом, так и Шаинян даёт нам маркер: флешбеки написаны в настоящем времени, а «настоящее» в прошедшем. Это вообще логично, роман ностальгической, и когда мы, потерянное поколение, дети 80-х, дети Оно и Владислава Крапивина, что-то вспоминаем, то это выглядит как «здесь и сейчас», но в моменте. Яркое воспоминание есть, но поместить его в хронологическую последовательность мы вряд ли сможем. Кстати, тем и отличался Крапивин, он писал фрагментами: вначале предпоследнюю фразу, потом из середины, потом непонятно откуда и только потом это всё монтировал, и заниматься монтажом было самое сложное и интересное. Но монтировал он всё же линейно (ну почти), а Шаинян нет, и я даже не понимаю систему (и есть ли она). Набоков, помнится, говорит, что искусство композиции самое сложное и самое важное. Шаинян тут крута невероятно.

И да, Я/мы Яна Нигдеева, безусловно. Странность мира восстановленна