Фактически перед нами очередной перезапуск вампирской темы, но на этот раз во главе с королем ужасов Стивеном Кингом и едва ли не самым амбициозным сценаристом Скоттом Снайдером. Сразу нужно сказать, что первая книга является своеобразным вступлением (а мы уже привыкли, что о вампирах ограничиться одной книгой мог только Брэм Стокер), после чего начинается история 20 века глазами вампиров. События развиваются в Америке, где постепенно разворачивается противостояние между старыми и новыми вампирами. Первые — это европейские снобы, которые вложили деньги в американскую культуру и спокойно пьют кровь актрис, музыкантов и других представителей бомонда. Вторые — мутировавший вид, который не боится дневного света и серебра, поэтому представляет опасность всем, но прежде всего старым вампирам. Конечно, последние пытаются избавиться от них, в частности от харизматичного, агрессивного и непредсказуемого Скиннера Свита (а впоследствии и его подруги или скорее «прирученной» коллеги Пирл).

В книге нет никаких соплей и мелодрам в духе последних хипстерских вампирских историй, поэтому здесь много старого-доброго мяса, приправленного черным юмором и блестящим артом Рафаэля Альбукерке (которого, признаюсь, я не очень любил в Бэтмене того же Снайдера). История развивается быстро, но важно и то, что в ней много интересных диалогов, за которые одинаково отвечают Кинг и Снайдер. С другой стороны, фирменные размышления Кинга вне текста не всегда выдаются кстати, поэтому они иногда перегружают комикс. Мне тоже не хватило определенной последовательности в истории и правильных акцентов в сеттинге. Однако если принять во внимание, что это большой вампирский гобелен на фоне исторических событий, в том числе Золотого Голливуда, Первой мировой войны, Великой Депрессии, Лас-Вегаса, то комикс можно считать очень ярким, наглым и оригинальным произведением. «Американский вампир» не является философским эстетическим чтивом, так же как и супер-ужасными, несмотря на наличие жестоких сцен. Это скорее хороший, атмосферный и очень стильный комикс, который прекрасно подойдет для чтения за полночь осенью под грохот дождя и скрип досок на чердаке.

Однажды рыженькая (красненькая?) 29-летняя Кэти решает открыть ресторан. По ходу этого изнурительного дела она переосмысливает миллион жизненных проблем, встречает домового (и даже два!), попадает в странный мир (чтобы сразу же оттуда убежать) и, наконец, достойно встречает четвертый десяток.

На этот раз Брайан Ли О'Мэлли, известный всем как автор «Скотта Пилигрима», дебютирует по нескольким причинам. Во-первых, сюжет превратился в чуть более взрослый, но не настолько, чтобы он превратился на универсальное жизненное и глубоко философское полотно, на статус которого не редко претендуют инди комиксы. То есть читать после тридцати может и будет интересно, но не так трогательно как до. Также на сюжет повлияли отношения со своей бывшей девушкой (тоже рыжей, как и героиня), поэтому Брайан, очевидно, переносит свои экзистенциальные тревоги на Кэти, а также пытается благодаря ей понять мотивы ухода своей бывшей girlfriend. Во-вторых, изменился рисунок. Не столько сам стиль (он здесь очень крутой! Брайан так прекрасно играет пространством, антуражем, придумывая иногда что-то невероятное, хотя я бы забрал повторения рисунка самого ресторана «Шансы», всплывающего чуть ли не через каждых 20 страниц), сколько цветовая палитра. Теперь вместо черно-белых рисунков имеем цветные — и это все плюс. Благодаря цвету манера О'Мэлли деле все больше напоминает мангу (особенно в передаче эмоций и экшн-сцен), хотя и к ней он никакого отношения не имеет. Также цвет подчеркивает одежду персонажей, которой Брайан тоже придал особого значения. Так, наши герои — еще те модники! Наконец, консультация с модельерами чувствуется, так же как и консультация с кулинарами, архитекторами, рестораторами.

В итоге имеем достаточно интересную, оригинальную по манере исполнения историю, хотя суть ее — совсем не нова. Впрочем, не всегда нужно быть инноватором в истории, ведь спокойно можно просто грамотно переосмыслить классический материал (как это все время делает Нил Гейман). Однако главное в работе Брайана то, что она оставляет легкий оттенок меланхолии — по молодости, времени и жизни в целом, а также ответственности. За фантастической и молодежной историей спрятались не детские вопросы. Например, если бы я имел шанс исправить прошлое? Сделал бы я правильный выбор? Как (и главное почему) отвечать за свои поступки? Вот некоторые вопросы, ответы на которые нужно искать уже не в комиксе.

Один из самых крупных и самых известных романов Мураками (еще немного и написал бы Кафки!). Впечатления довольно спорные, потому распишу все структурно — от замечательных моментов до полных разочарований. Прежде всего, Мураками работает старыми методами: намеками, полутонами окутывает нас простыней истории, когда уже совсем незаметно оказываешься в ее пределах (и вне их). Как всегда, здесь достаточно странных персонажей, линии которых постепенно сходятся, а то вовсе идут разным направлениями. Так, тинейджер Тамура / Ворон сбегает из дома, символически реализуя комплекс Эдипа, а затем и физически, убивая своего отца. Правда не собственными руками, ведь у Мураками все неуверенно: и убил, и не убил, сплошная амбивалентность в реальности! Параллельно живет себе такой Наката — мой любимый персонаж — который до определенного времени умеет разговаривать с котами и вообще обладает сверхъестественными способностями, которые получил после одного странного инцидента в лесу. Еще будучи ребенком он стал свидетелем приземления инопланетного аппарата, после которого многие дети изменились или вовсе исчезли. Именно Наката убивает отца Тамура — Охотника на Кошек (наиболее жуткий эпизод в романе, который раскрывает всю бездну разницы между наивным добром и иррациональным злом, лишенным человеческой логики). Это точка бифуркации в романе, после которой разветвляются тропами основные линии, но почему-то лишены напряжения и фирменного сюрреализма. Хотя не исключаю того факта, что после бурного воображения Масахико Симада я стал несколько привередливым, каждый раз требуя новых поворотов и неожиданностей.

Именно после этой точки Тамура просыпается в парке весь в крови, а Наката теряет понимание речи котов, но находит в себе другие таланты (например, открывать ворота в другие миры, перенося с одного места в другое камень). На самом деле «находит в себе» является преувеличением, ведь Наката ничего не мыслит в этих вещах и вообще напоминает немного слабоумного. Неслучайно его напарником становится первый попавшийся водитель грузовика — некий мифологический случайный / закономерный нейтральный поводырь, который хоть и переосмысливает в себе определенные вопросы, но существенно не ломает смысловой ткани мира. Параллельно Тамура встречает девушку Сакуру (которую в некий волшебный момент насилует с ее разрешения (!) во сне) и Саэки-сан (с которой тоже переспит, но неизвестно в какой реальности — вероятно именно той, которую открывает Наката). Кстати, еще одним поводырем, уже в линии Тамура, будет Осима-сан — трансгендерный элемент в романе — который является воплощением Сфинкса, постоянно моделируя загадки. Не случайно и место работы Осимы — библиотека, место мудрости и ответов на загадки. Вот и параллель: Эдип (Тамура) убивает своего отца и приходит к Сфинкса (Осима), где одновременно встречает Йокасту (Саэки). В конце Тамура так и спросит: Саэки — моя мать? На что получит неопределенный ответ, хотя мы прекрасно понимаем откуда растут ноги этого вопроса.

Все это кажется дико запутанным, но Мураками умело и медленно все объясняет. Хотя здесь нет такого погружения как в «1Q84», где выписываются все физиологические нюансы, все колебания в обыденности и потустороннем мире, что в итоге создает эффект максимального присутствия. Соответственно, в «Кафке» теряется фактура, глубина как персонажей, так и самой истории. К примеру, любовная линия Саэки-сан совсем не вызывает доверия, хотя и мне глухим эхом отозвался Дэвид Линч (кстати, здесь может возникнуть прекрасный компаративный анализ). Местами хочется, чтобы эта любовная нотка скорее прекратилась, ведь напоминает очень шаблонную вещь, не вызывая ни восхищения, ни сострадания. Одновременно мистицизм прописан пунктиром, поэтому приходится часто очень сильно напрягать воображение, чтобы или испугаться, или удивиться.

Поэтому имеем двойной эффект: с одной стороны, здесь хранится словарь Мураками (пересечения с музыкой, массовая культура, неспешность, фрейдизм), а с другой — автор попадает в свои же ловушки. Мне кажется, что Мураками реабилитировался ровно через восемь лет, когда доведет и персонажей, и завихрения истории до гениальности (конечно же в чертогах именно стиля Мураками) в своем «1Q84». Мне не хватило погружения в мир, не хватило четкости (одного фрейдизма мало) и мудрости, но было достаточно атмосферы и ритма истории. Однако не за это ли мы любим Мураками-сана?

Жизнь трех главных героев, которые выросли в интернате, напоминает обособленный мир собственных законов и правил. Несмотря на строгую дисциплину, разнообразные условности и шаблоны поведения, им удается в таком узком пространстве разыграть настоящую человеческую драму, переполненную как страданием, так и любовью к ближнему. Однако основная интрига в том, что герои в интернате — клоны, а потому большинство «обычных» людей считают их неполноценными.

Если забрать у этой истории фантастический элемент, то перед нами — типичная социальная картина о замкнутых системах, где преобладает тоталитарный компонент. Однако именно клонирование добавляет философской глубины, превращая жизненную рассказ Кэти Ш. в метафору борьбы за свое право быть человеком. События происходят в антиутопической Великобритании нашего времени, где люди клонируются для экспорта живых органов. Соответственно, Кэти Ш. и все окружение необычной школы-интерната Хейлшем — потенциальные носители органов, а потому обречены на смерть. Все это сразу создает атмосферу трагической безысходности, ведь никто из обитателей интерната не знает о своем назначении.

Жизнь в Хейлшеми — копия нашего мира со всеми его измерениями. Здесь способствуют к творчеству, а лучшие работы затем отбираются загадочной женщиной по имени Мадам; здесь занимаются спортом, а впоследствии и устраивают небольшие чемпионаты; здесь влюбляются и дружат. Так, Кэти влюбляется в Томми, но будучи достаточно скромной девушкой, она не решается высказать свои чувства парню. Зато это удается ее подруге Рут — более открытому человеку, типичном экстраверту и лидеру своей компании. Несмотря на это, все трое крепко дружат и поддерживают друг друга.

Поддержка, человеческое достоинство и вера — основные сигналы, которые посылает читателю гениальный японец Кадзуо Исигуро (на самом деле давно уже британец, но японский колорит никогда не исчезает в его романах). Герои невольно воспроизводят основные законы человеческой жизни, даже жертвуя своими чувствами ради другого. Уже после Хейлшема, рассказывает Кэти, им пришлось встретиться снова, но многое изменилось. Рут после двух операций ожидает третью, после которой вряд ли она выживет, а сама Кэти сумела оттянуть трансплантацию только потому, что занялась опекунством. Удивительно, но Рут практически приказывает Кэти встретить Томми, зная о давней тайной любви подруги. Более того, она хочет узнать основное: если клоны могут любить, то имеют ли они душу? Этот вопрос приводит героев к Мадам, которая, как мы помним, отбирала в интернате рисунки. Оказывается, что это было сделано для доказательства наличия души в клонах: «Мы не делали никакой галереи, чтобы проверить ваши души. Мы делали галерею, чтобы посмотреть есть ли она у вас вообще». Все это должно изменить отношение в обществе к клонам не только как носителей органов, но и как полноценных людей.

Обвинение в отсутствии души — один из самых сильных моментов в романе. Нам это кажется несправедливым, ведь перед нами такие же люди как мы. Не случайно Кэти спрашивает​​: «Разве большая разница между нашими жизнью и жизнями тех, кого мы спасаем?». Действительно, клоны очень часто действуют гораздо благородно и честно, рискуя собственной жизнью ради других. В их поступке нет злого умысла, а только изысканное благородство, чувство человеческого долга и одновременно уникальной жертвенности (кто из нас готов идти на слепую смерть ради абсолютно неизвестного человека?). Таким образом, все события подводят нас к основному вопросу: а что такое человек? как в конце быть человеком среди других? В лучших традициях жанра (хотя здесь с ним и не так просто) ответа не будет, но его можно прочитать между строк. Чтобы быть человеком достаточно не отпускать того, кто рядом. Наверное, где-то в такой близости мы и чувствуем пульс души, которую так долго разыскивали герои блистательного романа Кадзуо Исигуро.

I am nothing. Nothing but a pale shape, silhouetted that evening against the café terrace, waiting for the rain to stop.

P.Modiano. Missing Person

Это была моя вторая встреча с Патриком Модиано. Я хорошо помню его ​​шестой роман «Улица Тёмных Лавок», написанный в 1978 году (роман также удостоен Гонкуровской премии). В этом же небольшом произведении Модиано продолжает главную тему своего творчества — тему памяти. «Маленькое чудо» можно назвать поэтической прозой, метафизическим детективом или всем, что угодно, поскольку Модиано пытается объединить в одно разные стилистические методы, не загоняя себя в жанровые рамки. Банальная история юной Терезы превращается в странный калейдоскоп событий, все чаще склоняющийся в пропасть магического реализма. Однако здесь не стоит искать сказочности — «Маленькое чудо» очень прагматичная и холодная вещь. Больше психоанализа — меньше поэтики.

С другой стороны, если вы ищете атмосферу — вы ее получите. В этом романе поэтической части больше, что прозаичной. Логично, что правильным ключом к роману будет не то, как вы понимаете реальность, а как вы ее чувствуете. С чувствами играет Модиано, мешает их как разноцветные камушки, все время изображая новый узор детства Терезы. Перед нами одни вопросы: найдет ли Тереза свою маму? что она делает в этом городе? нужно ли доверять друзям? Очень много туману и загадок. Иногда кажется, что Модиано вообще не интересуется персонажами, что его больше интересует место, ландшафт. Все же Париж в романе — прекрасен. Городские мотивам можно выделить отдельную тему, но людям в Париже Патрика Модиано не место: они призраки, тени, манекены, но не живые существа. Поэтому нуар-роман воспринимается отстраненно, будто все время сопротивляется нашему сознанию.

Оригинальность наиболее популярного романа Тибора Фишера заключается в том, что весь рассказ ведется от лица... старинной вазы, которая, как оказывается, намного остроумнее и мудрее людей (ну конечно, ведь ей больше пяти тысяч лет!). Последних же коллекционная вещь изображает слабее, банальнее и слишком примитивными существами, ведь люди руководствуются страстями и эмоциями, а благоразумием лишь в последнюю очередь. Ваза имеет долгую историю своей жизни и классифицирует всех своих обладателей по специфическим признакам. Так же легко она цепляет ярлык на любые другие вещи, что ей встречались при жизни. Невольно нам становится понятно, что ваза практически все знает об этом мире и от нее ничего не скроешь! Кроме того, ваза — это колодец удивительных, фантастических, абсурдных и смешных историй, которые чередуются в тексте с современным миром, где происходят события «Коллекционной вещи».

Сюжет состоит в том, что раритетная ваза попадает в руки искусствоведа Розы. Она всеми силами стремится найти свою единственную любовь (что, конечно, очень радует нашего рассказчика). Для этого Роза держит в колодце за городом автора журнальной рубрики «советы в отношениях» для одиноких сердец, однако это ей совсем не помогает. Здесь к Розе приходит ниоткуда Никки — ее полная противоположность. Основными талантами Никки являются воровство и сексуальные утехи, а потому она не теряет никакой возможности, чтобы реализовать свой ​​«дар». В этот водоворот отношений и чрезвычайно смешных диалогов вмешивается ваза, которая своими магическими способностями хочет помочь тем, кто действительно заслуживает помощь.

Тибор Фишер умело оперирует и жонглирует историческими фактами, предоставляя последним особую актуальность благодаря веселой и одновременно мудрой истории вазы. Можно даже сказать, что коллекционная ваза — медиум между старым миром и современностью, традицией и новыми технологиями, вечностью и мигом. В тексте много секса и насилия, иногда может показаться рядовому читателю все это даже чрезмерным, хотя для современной литературы это уже давным-давно привычно. Кроме того, Тибор Фишер парадоксально сочетает гуманность и веселый цинизм, придает роману особую остроту: «Странно все же, что качества, которые созвучно считаются положительными, успеха нам не приносят». Совмещать несовместимое присуще как потмодернизму, так и современной британской прозе, а особенно ее лидеру Джулиану Барнсу, с которым так и хочется сравнить творчество Фишера. Однако когда Барнс у своих текстах всегда тонко использует иронию, то Фишер без уклонов демонстрирует цинизм современной эпохи и человеческой природы вообще, обнажая таким образом как тело, так и душу. Иногда Фишер не всегда попадает в цель, пытаясь просто рассказать о сложном, но в большинстве случаев ему это прекрасно удается.

Один из последних романов Алессандро Барикко. Социокультурный фон — начало прошлого века. Описываемые события являются скорее декорациями, нежели авансценой, на основе которых прорастает целое поколение в период между автопробегом Париж-Мадрид в 1903 году и легендарным ралли «Милле Милья» 1950го. Сквозь глаза персонажей мы становимся свидетелями не только развитию автокультуры (здесь стоит особо поблагодарить Барикко за эрудицию и педантичность воспроизвидения всех нюансов и тонкостей этого феномена), но и деструктивных веяний войны навсегда изменят жизнь как отдельных индивидов, так и целых народов. Показательны записи в дневнике Елизаветы, с хирургической точностью фиксирующая особенности женского поведения . Она таким образом отображает этические и эстетические веяния в модернистской Европе начала ХХ ст. — еще один очень интересный культурологический уровень. Так же и через отношение Последнего к машинам, главного героя в книге, отображается технократическая составляющая культуры, ее необратимая траснформация в цивилизацию. Поэтому неслучайными будут ассоциации с философскими рассуждениями Освальда Шпенглера, Хосе Ортега-и-Гассета и другими теоретиками, которые пытались «уловить» изменения в человеке и его окружении, а также понять, что мы навсегда потеряли.

Проза Барикко может показаться на первый взгляд жестокой, циничной и слишком холодной. Невольно кажется, что автор намеренно провоцирует нас безжалостными сценами убийства или расправами. Однако за этим апаичным лицом скрывается водоворот чувств, вопросов и рефлексий, в первую очередь касательно человеческой природы. Наверное, это основная идея романа: каким образом человеку быть человеком в наше время? Как уберечь себя в мире жестокости? Сложно не согласиться, что вопросы сегодня более чем актуальные. К сожалению, утвердительного ответа не найти ни в романах «Без крови» и «Такая история», ни в мини-романах «Шелк», «Море-океан» и других. С другой стороны, мы читаем такие романы не для утвердительных и однозначных ответов. Для этого и пишет Барикко, чтобы аккуратно поставить вопрос о человеке, мире, любви, смысле бытия, которые еще ​​долго будут звучать после прочтения. В этом и главный минус всех текстов итальянского писателя: иногда он просто боится/не хочет давать ответ, оставляя читателя в недоумении. Дело в том, что мы устали от вопросов, а если литература тоже капитулирует от моральной ответственности ответов, то что тогда вообще остается?

Фигура Алессандро Барикко может быть известна благодаря популярной ленте 1900 (Тысяча девятисотый) Джузеппе Торнаторре, получившая Оскара как лучший иностранный фильм. На установку стиля письма Барикко повлияли два фактора — философское и музыкальное образование. Можно сказать, что знание «музыкальной грамоты» добавляет романам Барикко мелодичности, легкости и ритма, а философии — глубины и четкости мысли. Кроме литературной деятельности, Баррико в Италии известен как музыкальный критик, ведущий и журналист. Наиболее популярным романом среди небольшого творчества Барикко считается «Море-океан» (за свой маленький объем его часто называют повестью или даже рассказом). К слову, автор всегда напоминает, что это роман и воспринимать его надо как именно эпическое произведение с широкой панорамой историй.

События романа-повести «Без крови» разворачиваются в послевоенной Италии, где на одной ферме происходит жестокое убийство. Расправляются с владельцем фермы и его маленьким сыном, но в погребе спасается от кровавой бойни выжившая дочь. Впрочем, один из убийц находит ее там, однако не в состоянии убить беззащитную девочку. Нина обещает найти причастных в смерти своей семьи и наказать их. Постепенно, один за другим она находит убийц, и наконец встретится со своим спасителем один на один, чтобы завершить раз и навсегда историю мести. Или начать другую.

На мой взгляд, роман выигрывает (и одновременно проигрывает) наряду с основными бестселлерами Барикко высоким градусом жестокости и гиперреальности событий, автоматически вписывая себя в категорию «правды жизни». Однако та жа простая история, линейный сюжет и пунктирно (словно мазками) прописаные персонажи напомнят нам типичный стиль Барикко, который, возможно, не отличается сложными психологическими узорами (Альберто Моравиа) и не всегда ощутимыми культурными (Умберто Эко) или мифологическими аллюзиями / иллюзиями (Дино Буццати), но имеет талант к созданию интересной истории, которую хочется перечитывать время от времени. Просто хотя бы для того, чтобы напомнить нам об основном.

Перед нами история одного обезумевшего человека после кораблекрушения, который сразу же уверяет нас: до вечера он не доживет. Дело в том, что он встретился с древним божеством Дагоном — симбиозом человека и рыбы, описать которого невозможно: «Я не смею подробно описывать их лица и тела, потому что от одного лишь воспоминания едва не лишаюсь чувств». Так наш герой рассказывает о странных существах, которые поклоняются божеству. Что уж говорить о самом божестве! Но нет полной уверенности, что действительно случилось. Может быть, все это лишь плод галлюцинаций, больная фантазия или вообще морское наваждение. Даже консультация с «известным этнографом» ничего не приносит: тот тоже испугался рассказа о старинной легенде филистимлян. Что все же случилось? Остается только гадать.

Типический рассказ маэстро Лавкрафта — идеальный пример первого знакомства с творчеством «великого и ужасного». Да, весь рассказ можно воспринимать как абсолютное клише, где также легко узнаются Эдгар Аллан По, Жюль Верн и Борхес (последний правда сам заимствовал много у Лавкрафта, даже краткую форму рассказа). Но здесь есть фирменная атмосфера — тягучая, липкая как смола атмосфера — без которой сложно представить любой гениальный роман или рассказ. Таинственный антураж вообще напускает туман неопределенности, которого вполне достаточно, чтобы захотеть еще почитать Лавкрафта.

Малазан звучит как заклинание, голос исчезнувших времен или забытая людьми цивилизация. На самом деле Малазан – это уникальный и сложный мир, который сотворил один из главных авторов эпического фэнтези Стивен Эриксон. Если попытаться сравнить его вселенную, то мне прежде всего вспоминается Г. Ф. Лавкрафт, Роберт Говард и конечно Глен Кук. Последнего, к слову, Стивен Эриксон опередил и масштабностью мира/миров, и оригинальностью персонажей (некоторых из них вообще нигде и никогда не встретите! особенно впечатляет образ темного бога Аномандера Рейка!), и даже атмосферой – не то безнадежно темной, не то подающей надежды на лучшие времена.

Первый же роман вас нещадно бросает в пропасть сложных историй, загадочных событий и безумной магии. Признаюсь, от этого реально сначала немного тошнит, как на американских горках, но потом ритм текста тебя засасывает и просто не отпускает. Мир Эриксона воистину огромен! От этого очень часто страдают его персонажи (о многих автор вообще надолго забывает, а некоторые неожиданно вернутся в следующих девяти книгах). Интрига этой вселенной в том, что в ней сражаются боги и люди, чародеи и проклятые, шпионы и алхимики, пираты и поджигатели мостов, драконы и призраки, гигантские гончие и ассасины. Скажете, а что здесь такого особенного? Поверьте, Эриксон так описывает сражения, что редко у кого выходит так убедительно и красочно. В первой книге большинство событий сосредотачиваются вокруг безмерно богатого города Даруджистан, но потом все дальше и дальше добавляют оборотов.

Безусловно, что первый роман наиболее слаб из всей эпической серии, но даже это не может помешать увидеть в нем оригинальное творение. Сколько раз мы брали в руки очередное эпическое творение и потом успешно забывали? Да и вообще, сколько реально сильных и неглупых эпических циклов мы можем назвать? Наверное, от силы десять. «Малазанский цикл» даже не пытается быть эпическим – он и есть эпический от первого слова до последнего.

И, как и Джордж Мартин, Эриксон вообще не имеет никаких угрызений совести в последовательности смертей своих героев. В конце концов – это Книга Павших. Слова Логена Девятипалого из «Первого закона» Аберкромби полностью соответствуют настрою всего романа и цикла: «После того, как ты получил задание – лучше его выполнить, чем постоянно жить с ним в страхе».