Кратко о себе: служил. Потом в диверсанты поменялся. Там пять лет отлопатил и получил всё, что положено, вплоть до простатита. Ушёл на командную должность. Потом — академия. Далее — перестройка, и всех на хер. Пошёл в демократы. Думал, там люди, оказалось — дерьмо. Покрутился среди нынешнего ворья — не моё. Не могу на развес родиной торговать. Какой из меня чиновник. Я их, как вижу, рука сама пистолет ищет. Человек я решительный, могу и на месте кончить. Ушёл. Сперва в бизнес. Нефть. Перестреляли всех. Думаю: хватит. Каждый день похороны. Ушёл в народное образование. Оказалось, тут полно наших. Военные кафедры — это всё моё. Я учить люблю. Получается. И результаты неплохие. Видишь, как оно растёт, и в этом частичка твоего труда имеется.

Из рассказа А. Покровского "Рукопожатие гиганта"

Ах, язык наш, язык! Ты необычайно хорош. Ты приятен и понятен, ты плотен и мясист, ты переливаешься, играешь на солнце; ты могуч, ты кичлив, ты превосходен, и ты словно мальчишка во дворе — всё никак не набегаешься. Благодаря тебе мы высказываем предположения, суждения, замечания, предложения, мы с тобой видим громадное и подмечаем незначительное.

Ты способен возвеличить и презреть и ты можешь утешить.

Утешь меня. Сделай это немедленно, ибо, как никогда, я нуждаюсь в твоём утешении.

   А. Покровский "Мёртвые уши"

А. Покровский   "ПРО ЛОШАДЬ"

Муторный это рассказ. Никому не рассказывал, но один раз, наверное, можно. А может и нужно. Я же к животным отношусь лучше, чем к людям. И мне даже сейчас, через столько лет, тяжело вспоминать, хотя сам я это не видел и мне это тоже рассказывали. Дело было во время войны на Дальнем Востоке. Немцы вовсю наступают, а цирк только приехал, разгружается. И была у них старая лошадь. Только одна, больше нет, остальных-то забрали. И решили её на мясо прирезать, зверей покормить. Взяли молоток и дали ей в лоб, а она не падает, ошалела, у неё только один глаз от удара выскочил и на нерве мотается. Тут её второй раз бить, но кто-то прибежал, крикнул, что реквизит надо подвезти, забыли, и тогда ей заправляют глаз на место, впрягают, привозят на ней, совершенно очумевшей, реквизит, а потом — дорезали. Я это никому не рассказывал.

Мой комментарий: Советский цирк, однако. Какие люди!