Знаменитый физиолог Ив. Мих. Сеченов делал такой опыт. Обезглавливал лягушку и бросал ее на лабораторный стол. Обычно лягушки без головы живут несколько часов. Первое время такая обезглавленная лягушка лежит, как бы парализованная. Но вскоре она принимает обычное свое положение, как на суше: сидит, опираясь на передние лапки и поджав задние. Ущипните ее теперь за спину — лягушка двинется и сделает несколько прыжков, спасаясь от неприятного щипка.
—Механизм этого явления,— об'ясняет Сеченов,— очень прост. От кожи идут в спинной мозг нервные чувствующие нити, которые передают раздражение в клетку двигательного нерва. По этому нерву передается раздражение в соответствующий мускул. Этот путь раздражения (от кожи к мозгу и от мозга в мускул) называется простой рефлекторной дугой, а сами явления, подобные описанному, носят название отраженных или рефлекс о в (от латинск. слова „рефлексио“— отражение). Если же целость рефлекторной дуги нарушена, то отраженных действий не происходит.
Все поведение животных и человека, как показали исследования Бехтерева и Павлова, представляют собой сложный переплет разного рода рефлексов. Благодаря им регулируются жизненные процессы внутри организма, да и сам организм ориентирует себя во внешней среде с помощью рефлексов.
У „человека без боли" с помощью какого-то сильного химического средства вызвано временное нарушение целости рефлекторной дуги в ее чувствительной части, подобно тому, как яд кураре парализует двигательную часть дуги. Все несчастья, которые претерпевает Мельников, логически вытекают из той фантастической предпосылки, которую дал в своем рассказе А. Р. Палей. Подробно о рефлексах читайте в „Психологической хрестоматии" изд. ГИЗ, где приведены интереснейшие опыты Сеченова, Павлова и Бехтерева.
Д-р С. М. Беляев
https://fantlab.ru/edition391641
***
С. Беляев. Десятая планета. 1945 (от автора)
Посмотрите в темную безоблачную и безлунную ночь на небо. Вы увидите громадное количество звезд. Невооруженным глазом их можно насчитать не более пяти тысяч. В бинокль вы увидите гораздо больше звезд. Знаменитый ученый Галилей (1564–1642) посредством самодельной трубы с увеличением в тридцать два раза сделал много замечательных наблюдений над Луной и звездами.
Наука о законах движения небесных светил, об их составе, происхождении, развитии и судьбе называется астрономией. Это слово составлено из греческих слов «астрон» — звезда и «номос» — закон.
Ученые изучают звезды посредством различных астрономических приборов, среди которых имеются очень большие трубы — телескопы или рефракторы. В 1919 году в США в обсерватории на горе Маунт-Вилсон построен телескоп-гигант. Увеличительное стекло его имеет в поперечнике сто дюймов. Этот телескоп собирает в сто шестьдесят тысяч раз больше света, чем человеческий глаз. Труба телескопа имеет в длину 13 метров.
Советский ученый-оптик Д. Д. Максутов недавно сконструировал менисковый телескоп. Этот астрономический инструмент совершенно нового типа представляет собою замечательное изобретение. Вместо обычных двояковыпуклых увеличительных стекол Максутов применил так называемые мениски, то есть увеличительные стекла, у которых одна сторона выпуклая, а другая вогнутая. Оказалось, что такой телескоп дает изумительно четкие изображения светил, гораздо лучше и отчетливее, чем любой из современных телескопов. Самое же существенное то, что менисковый телескоп меньше, компактнее и гораздо дешевле.
Астрономия — очень интересная и увлекательная наука. Из нее можно узнать много необычайных, но совершенно точных фактов. Например, температура в глубине Солнца равна 20 миллионам градусов. Если бы удалось нагреть булавочную головку до такой температуры, то жар мгновенно испепелил бы все на 1500 километров вокруг. Еще пример. Каждый луч света обладает массой, правда очень маленькой. Как всякая масса, она должна иметь определенный вес. Астрономы подсчитали, что электрическая лампочка в 40 свечей излучит 1 грамм массы вещества, если будет непрерывно гореть в течение 70 тысяч лет. А сколько же вещества излучает наше Солнце, такое громадное и сверкающее? Каждую секунду Солнце излучает и теряет примерно 4 миллиона тонн своего вещества. Следовательно, сию секунду, в которую вы читаете это слово, Солнце весит на 360 миллиардов тонн меньше, чем вчера в то же самое время. Но это не страшно. Солнце такое огромное, что оно потеряет в весе столько, сколько весит Земля, лишь через 46 миллионов лет.
Когда говорят о планетах, обращающихся вокруг Солнца и других звезд-солнц, то невольно возникает мысль: есть ли на других планетах жизнь и разумные существа, как на Земле? Неужели только Земля — единственное место во вселенной, пригодное для жизни?
Твердое убеждение, что Земля не является единственным обитаемым небесным телом во вселенной, возникло очень давно. Еще две тысячи лет назад греческий мудрец Митродор сказал:
«Считать Землю единственным обитаемым миром было бы столь же вопиющей нелепостью, как и утверждать, что на громадном засеянном поле может вырасти только один единственный пшеничный колос».
Джордано Бруно (1548–1600), один из величайших мыслителей-астрономов, написал замечательную книгу «О бесконечности вселенной и о мирах». Впервые она была издана в Лондоне в 1584 году. У нас в 1936 году вышел перевод ее. Джордано Бруно излагает изумительно смелое учение о бесконечности вселенной и множественности обитаемых миров. Мы читаем в его книге:
«Существуют бесконечные земли, бесконечные солнца и бесконечный эфир… Все эти различные виды объединяются и составляют целую и бесконечную вселенную. Части бесконечного также бесконечны… На этих мирах обитают живые существа, которые возделывают их… Мы видим солнца, которые более велики или даже бывают величайшими, но не видим земель, которые, будучи гораздо меньшими телами, невидимы для нас…»
Современные астрономы выражают эту мысль так: «Мы видим звезды, но не видим их темных спутников, то есть планет, обращающихся вокруг солнц этих бесчисленных звезд бесконечной вселенной». Работы шведского астронома Хольмберга в 1939 году показали полную вероятность мысли Бруно. Уже доказано, что у ближайших к нам звезд существуют темные спутники, подобные планетам нашей солнечной системы. Некоторые исследователи планеты Марс — Ловелл, Стовичек и другие — приходят к выводу, что на ней имеются условия для жизни.
Поэтому мечта академика Солнцева самому побывать на другой планете, где живут, работают, борются за свободу и счастье живые существа, имеет основания. Движение науки вперед немыслимо без мечты, без творческой фантазии. Но серьезная научная мечта строится на предвидении возможностей. Когда наступают благоприятные исторические условия, кажущаяся невозможной мечта становится реальной действительностью. Солнцев не придумывал для своей планеты особых условий. Поэтому его Десятая обладает в основном условиями, сходными с условиями Третьей. Нечего говорить, что в действительности такой планеты, как Десятая, нет.
Как попасть с Земли на другую планету? Солнцев астроном, а не инженер. Поэтому его мечта не останавливалась на технических подробностях межпланетного путешествия. Его мечта о планетоплане подобна мечте людей об авиации до изобретения мотора и самолета. Прежняя красивая мечта о путешествии по воздуху превратилась теперь в повседневную действительность. Точно так же и мечты о межпланетных сообщениях непременно осуществятся в будущем. Для того чтобы оторваться от Земли и преодолеть силу земного притяжения, межпланетному летательному аппарату надо иметь начальную скорость не менее 12 километров в секунду. Нет сомнения, что наука и техника добьются этого. Открытия новых источников энергии, а может быть, использование фотонов также помогут осуществлению мечты, которая направляла творческие мысли и работы нашего замечательного ученого К. Э. Циолковского, изобретателя и конструктора ракетных двигателей.
Никакой Десятой планеты нет. Путешествие академика Солнцева — лишь его астрономическая мечта. Эту мечту он переживает в состоянии кратковременного, так называемого неполного или частичного сна, каковым, согласно научным данным, и является именно сон со сновидениями. Установлено, что материалом для возникновения образов сновидений могут служить бодрственные интересы и впечатления. Академик И. П. Павлов в своих классических лекциях «О работе больших полушарий головного мозга» устанавливает:
«Сновидение есть следовое и притом большею частью давнее раздражение» (23-я лекция).
Рядом ученых установлено также, что в сновидениях наряду с бессвязностью, отрывочностью, противоречивостью и случайностью сочетаний сохраняется способность к высшей психической деятельности — к остроумию, творчеству, к ценным умозаключениям и т. д.
Известно, что знаменитый французский баснописец Лафонтен написал интересную басню в состоянии одной из форм частичного сна.
Переживания Солнцева — это естественные переживания советского ученого-патриота, глубоко прочувствовавшего и помнящего эпоху Великой Отечественной войны. Через пятнадцать лет, в 1956 году, эти давние впечатления и чувства владеют им.
Несомненно, что такие мысли, настроения и чувства советских людей надолго останутся сильными и глубокими.
В изучении различных форм неполного сна и сновидений физиологами и психологами сделаны пока еще первые шаги.
Вот, мне думается, область, где художественное творчество писателя может помочь науке.
***
о С.М. Беляеве, докторе и писателе:
http://archivsf.narod.ru/1883/sergey_bely...
Г. Прашкевич "Красный сфинкс":
Родился 9 января (22 января по новому стилю) 1883 года в Москве в семье священника.
Переменил множество профессий. Был певчим в храме, суфлером.
Окончил Юрьевский (Тартуский) университет, медицинский факультет.
Всю жизнь, параллельно литературным занятиям, занимался врачебной деятельностью. Автор многих брошюр и книжек по медицине. «Один из врагов нашего здоровья» (1914), «Профилактика и терапия триппера» (1916), «Туберкулез (чахотка) скота и меры борьбы с ним» (1929), «Физические способы лечения» (1929), «Малярия» (1929), «Береги зрение» (1930), «Гигиена женщины» (1930), «Опиум» (1930), «Скарлатина» (1930), «Кровь земли» (1931).
После революции активно сотрудничал в РОСТА. Писал сценарии, пьесы, злободневные очерки. Как любили указывать в газетах того времени: «Трудовой интеллигент-культурник, задыхавшийся в условиях дооктябрьской действительности и ставший после Октября деятельным сотрудником Советской власти». Наверное, поэтому в отличие от Александра Беляева попал в первую советскую «Литературную энциклопедию» (1930) – пусть несколькими строками на вставном листе, но попал.
Первая книга – «Семинарские очерки» (1906).
Через двадцать лет – книга рассказов «Пожар» (1926).
В том же году – повесть «Как Иван Иванович от большевиков бегал».
В соавторстве с популярным советским писателем Борисом Пильняком написал о советских бойнях – «Мясо». А «Записки советского врача», изданные в 1927 году, очень понравились Владимиру Маяковскому – правда, он советовал Беляеву назвать «записки» «блокнотом», так ему казалось современнее. Часто пользовался псевдонимами Я. Гончаров, М. Дубрович, А. Рублев, а рассказ «Коварное оружие» (1942) вышел под именем Е. Крамского.
В 1928 году журнал «Авиация и химия» напечатал первую научно-фантастическую повесть Сергея Беляева «Истребитель 17-Y».
«Зловещему изобретателю Урландо, очередному претенденту на мировое господство, – не очень одобрительно прокомментировал это событие известный советский критик и литературовед Е. П. Брандис, – противопоставлены были советские ученые, использующие аналогичное – (сделанному Урландо, – Г. П.) открытие в мирных целях. Все в этом романе донельзя преувеличено: и разрушительная сила аппарата Урландо, и тот же самый фантастический принцип извлечения энергии, помогающий советским ученым выращивать пшеницу за двадцать четыре часа, и гипертрофированно-отрицательные типы, и плакатные положительные герои, не поддающиеся никаким человеческим слабостям, и та необыкновенная легкость, с какой советские торпеды, управляемые по радио, уничтожают грозный «истребитель» Урландо».
«Надо различать беспородные сорта и сортовые семена, – объясняла читателям одна из героинь романа. – Их мы создаем на опытных полях. Отбираем зерна с каждого колоса, взвешиваем, определяем характерные признаки, подбираем и высеиваем вручную. Выращиваем, подбирая нужные нам свойства посредством гибридизации. На этом пути, как вы знаете, замечательных результатов в садоводстве достиг Мичурин. Мы же работаем с зерновыми культурами. Селекция повышает урожай на двадцать процентов и выше. Выведенные академиком Лысенко сорта пшеницы по своим свойствам сейчас стоят выше всех.
– Много мудрых вещей знаете вы, Татьяна Иосифовна, – тихо сказал Лебедев.
– Таких, как я, много, Антон Григорьевич. Мы – вся страна. И мы делаем только свою часть общего дела. Ведь одной селекции для повышения урожайности мало. Прошлогодний урожай в одиннадцать миллиардов пудов зависел от целого ряда больших мероприятий в государственном масштабе. Огромную роль сыграло повсеместное введение в СССР правильного севооборота…»
Известность Сергею Беляеву принес научно-фантастический роман «Радио-мозг», в 1926 году из номера в номер печатавшийся в «Рабочей газете». Послесловие к отдельному изданию написал инженер Б. Кажинский, тот самый, что совместно с дрессировщиком В. Дуровым проводил смелые опыты над изменением психики животных, и, кстати, ставший прототипом инженера Качинского в романе другого Беляева – Александра – «Властелин мира». Инженер Кажинский особенно подчеркивал научность «Радио-мозга», его современность. Действительно все в этом романе отвечало бурной эпохе становления нового строя: и язык (все эти наркомздравовцы… лекпомы… самоуки…), герои (энергичный и преданный коллективному делу инженер Гэз… интеллигентный, а значит не всегда готовый к конкретным решительным действиям доктор Тах… решительный, все понимающий, умеющий разрешить любой конфликт главный начальник химической промышленности Союза Глаголев… наконец, Мишутка – рубаха-парень, лихой самоучка, сумевший самостоятельно написать пролетарскую симфонию для домр…), даже интонация («Тах смотрел на залу, заполненную рабочими и работницами. Перед ним колыхался цветущий луг живой рабочей массы…»).
Впрочем, о великом открытии, способном преобразовать весь мир, доктор Тах не сразу доложил прогрессивной рабочей массе. Потому что прекрасно понимал: великие открытия далеко не всегда безопасны, что, в принципе, любое из них можно использовать для низких целей.
«И тогда… проснувшись, он – (радио-мозг, – Г. П.) – начнет думать… Он начнет прислушиваться к Парижу, Берлину, Копенгагену, все складывать в себе, все, что жалкие дипломаты пытаются утаивать друг от друга… И потом радио-мозг величественно по всему земному шару даст очередную порцию це-волн, которые вопьются в мозги людей, заразят их мыслями… и люди сойдут с ума, истребляя друг друга в последней войне…»
Опять мечты о последней войне. О войне победоносной, конечно, сразу отменяющей все другие войны. Перелистывая пожелтевшие от времени страницы газет и журналов, отчетливо чувствуешь жгучий, даже болезненный интерес ко всему, что тогда было связано с грядущей реальной войной.
«Советская литература, – писал поэт Николай Тихонов, – почему-то избегает разработки таких тем, как наука и война, техника и военное искусство, а между тем в дни усилившейся военной опасности, в дни, когда буржуазные государства вооружаются, обгоняя друг друга в лихорадочном желании увеличить свою боевую мощь, об этом следует вспомнить в литературе».
Вспомнили.
Активно вспомнили.
И энергичный, жаждущий известности писатель и врач Сергей Беляев тоже не остался в стороне. В 1939 году он кардинально переработал свою научно-фантастическую повесть «Истребитель 17-Y» в роман «Истребитель 2Z».
Уже в «Радио-мозге» герои Беляева достаточно свободно, скажем так, обращались с научным материалом. «От аппарата Гричара, – теперь еще свободнее, стараясь объяснять сказанное как можно реже, – не скрывается ни одна человеческая мысль. Мы приняли все нужные меры. Мишутка со своей дифракционной решеткой пришел нам на помощь. Он использовал Мелликэновскую зыбь микроволн, и мы теперь имеем радиозаграждение. Сейчас мы с вами окружены этим заграждением, и извне ни одна волна посторонних генераторов, в том числе и гричаровских, не проникает к нам…»
Масштабы событий тоже резко расширились.
Вот как советский летчик Лебедев объясняет свой замысел:
«Давно ли Блерио перелетел через Ла-Манш? Тогда весь мир взволнованно говорил об этом «чуде». А теперь ни дальние расстояния, ни высокий стратосферный потолок, ни крейсерская скорость порядка 500 километров в час, ни полеты в неблагоприятных метеорологических условиях не удивляют и не смущают советских пилотов и штурманов. Еще в 1934 году советские летчики Громов, Филин и Спирин покрыли без посадки по замкнутой кривой 12 711 километров. Летом 1936 года Чкалов, Байдуков и Беляков по Сталинскому маршруту пролетели в труднейших арктических условиях без посадки 9 374 километра. Эти же Герои Советского Союза через год продолжили Сталинский маршрут, открыв кратчайший путь из Москвы в США через Северный полюс. Вскоре Герои Советского Союза Громов, Юмашов и Данилин по той же трассе – через Северный полюс, Канаду и США – пролетели из Москвы до границы Мексики, покрыв по прямой свыше 11 000 километров. А замечательный полет Коккинаки?.. С тех пор все важнейшие рекорды авиации, особенно по дальности, высотности и полетам с полезной нагрузкой, крепко держатся в руках советских летчиков…» С карандашом в руке Лебедев уверенно заявлял: «Планируемый мною перелет – серьезное предприятие! Водопьянов мечтал о Северном полюсе, Георгий Байдуков – о кругосветном путешествии через два полюса, а я… Тридцать тысяч четыреста пятьдесят километров без посадки – прямо к антиподам…»
В первом варианте романа («Истребитель 17-Y») таких лекций было много, в новом издании («Истребитель 2Z») вся книга превратилась в плакат: черные, как ночь, враги, светлые, как майское утро, друзья. Все тот же Урландо – мрачный гений, изобретатель чудовищных лучей смерти – угрожает молодой Советской стране. Он захватывает летчика Лебедева в плен, а затем отправляется в логово своих заклятых врагов, то есть в цветущую молодую Россию, потому что до него дошли смутные слухи о том, что советские ученые самостоятельно добились полученных им результатов и даже пошли в своих исследованиях дальше. Опрокидывая в рот очередную рюмку «Черри-Чоис», Урландо постоянно напоминает себе: «На земле должны властвовать только мы, представители высшей расы. Вот я – седьмой потомок знаменитого корсара «Золотого Старлатти», владыки Адриатического моря. Он был грозой Средиземноморья. Седьмой потомок его удивит мир. Седьмой – это я».
Претерпев массу поразительных приключений, Урландо выясняет, что советские ученые и впрямь получили совершенно удивительные результаты, правда, не в сфере вооружения, а в сельском хозяйстве. Скажем, построили машину, которая, выйдя в поле, одновременно и удобряет, и засеивает его за счет новых химических веществ. Это сокращает время от посева зерна до жатвы до одних суток! Даже для сурового 1939 года это звучало вызывающе. Критик А. Ивич корил автора: «Доводить замечательные труды Лысенко до такого абсурда, как созревание пшеницы через двадцать четыре часа после посева – значит, невыносимо опошлять серьезное дело!» Попутно А. Ивич указывал и на легко угадываемую, даже в мелочах, литературную зависимость Сергея Беляева от фантастических романов Алексея Толстого. Например, у Сергея Беляева – Урландо-Штопаный нос, у Алексея Толстого – Гастон-Утиный нос, и так далее.
В финале романа советские бойцы лихо разделывались с Урландо.
Одна из иллюстраций в книге так и была подписана: «Враг разбит на его собственной территории». Тайна мрачного гения перестала быть тайной, и, как это ни странно, Урландо полностью раскаивается.
«Когда-то, – говорит он, – я мечтал о мировой славе и почестях, мечтал о триумфах в стенах самых знаменитых академий мира, мысленно видел себя делающим доклад нобелевскому комитету о своих работах и изобретениях. Но, запутавшись в паутине провокаций, полицейских связей, шпионажа и диверсий, я скатился по наклонной плоскости. И вот логика событий привела меня в качестве пленника в штаб фронта Красной Армии, поставила перед лицом специальной комиссии, возглавляемой моим бывшим пленником, генералом Лебедевым».
Теперь Урландо охотно отвечает даже на вопросы, связанные с самой сокровенной тайной его истребителя.
«Что обозначала буква „зет“ в ваших формулах?
Урландо на мгновение запнулся, смолчал, потом быстро ответил:
– Обычно, как принято, «зет» имеет несколько, то есть, я хотел сказать, два значения. В ядерной модели атома, предложенной Резерфордом, знаком «зет» принято обозначать число отрицательных электронов в электронной оболочке вне ядра атома.
– Это известно, – сухо ответил Груздев. – Принято считать, что ядра всех элементов состоят из протонов и нейтронов, масса ядра обозначается буквой M, а его заряд – буквой Z. Здесь «зет» обозначает количество заряда. Эти два значения мне известны, как и всем. Нас здесь интересует третье значение. Интересует ваше значение «зета» в формулах, начиная с номера шестьдесят семь и дальше.
Сидящий с края большого стола Голованов подтвердил:
– Совершенно верно. Например, формула триста восемьдесят девятая никак не касается внутриатомных реакций.
Урландо наморщил лоб и встряхнул головой, как бы решаясь говорить только правду:
– У меня «зетом» иногда обозначались световые кванты. Мне удалось понять интимный процесс образования материальных частиц из фотонов, о чем так беспомощно рассуждал в начале сороковых годов знаменитый Леккар и за ним школа Фрэддона. Электроны и позитроны не неделимы, как думают…»
"— Но мы уклонились от вопроса о пресловутом «зете». Вы, синьор Урландо, ничего больше не добавите нам о «зете»? Может быть, имеется и еще значение «зета»? Три значения мы пока насчитали. Число электронов, заряд ядра и — как это? — фотоны… Четвертого значения не было?
Урландо неуверенно качнул головой:
— Нет.
Лебедев прищурил глаза:
— Я не химик, я летчик. Поэтому меня интересует вопрос, который Груздев забыл вам задать: почему вы назвали свою машину не просто истребителем, а истребителем «2Z»?
Урландо опустил голову и молчал. Голованов переглянулся с Груздевым:
— Действительно, почему «2Z»?
Глаза Лебедева весело смеялись:
— Я и не физик. Но в данном случае я, пожалуй, смогу вам помочь. Вы, Урландо, склонны к мечтательности. Только ваша мечтательность — очень дурного свойства. Ваши способности изуродованы отвратительным воспитанием, лакейством перед фашистскими чиновниками. И все же вы хотели… да…
Урландо поднял голову вопросительно. Лебедев кивнул:
— Да, да, вспомните: вы хотели «…и в подлости сохранить оттенок благородства». Вы — фашист-истребитель. Но вы прятали это под личиной ученого и изобретателя. И два ваших «зета» — это…
Тут Лебедев вежливо обратился к стенографистке:
— Товарищ Васильева, простите, я вас спрошу: вы пудритесь?
Та пожала плечами, но увидала в глазах Лебедева, помимо улыбки, что-то очень серьезное и ответила:
— «Элладой»… Любимый запах.
— Не найдется ли в таком случае у вас в сумочке зеркала?
Стенографистка быстро порылась в сумочке, вынула кругленькое зеркальце:
— Оно маленькое, товарищ Лебедев.
— Хватит, — заметил тот.
Посмотрелся в зеркальце, пригладил волосы и продолжал:
— Так вот, насчет «зета». Смотрите сюда…
Он начертил на бумаге один «зет». Груздев с любопытством следил за кончиком карандаша, двигавшегося по бумаге. Голованов тоже посмотрел и написал такой же «зет» у себя в ручном блокноте.
— А теперь напишем второй «зет», но только не рядом с первым, а поперек…
Лебедев старательно вывел латинскую букву и кивнул стенографистке:
— Этого не записывайте. Я занимаюсь математикой. Пишу главную формулу Урландо. И сейчас постараюсь расшифровать его политическую алгебру.
— Что же получилось? — пошевелил губами Груздев.
Лебедев усмехнулся:
— Поглядите на эти перекрещенные «зеты» в зеркальце.
Он поставил зеркало против написанных букв:
— Ну?
— Фашистская свастика! — крикнул Голованов.
— А ведь верно! — удивилась стенографистка."
С. М. Беляев "Истребитель 2Z" 1939
В 1945 году вышла еще одна научно-фантастическая повесть Сергея Беляева «Десятая планета».
«Двадцатого октября 1956 года, – так начиналась повесть, – к вечеру погода окончательно испортилась. Над зданиями Главного астрономического института нависли серые низкие облака. Холодная изморось легким полупрозрачным туманом стояла за окнами…»
Двадцатого октября 1956 года!
Я помню невероятное ошеломление.
Ведь повесть Беляева попала мне в руки в… 1958 году!
Значит, считал я, все, о чем говорится в повести, уже сбылось!
Обнаружена еще одна планета Солнечной системы, расположенная по отношению к Земле точно за Солнцем. Ну, это ладно. Я мог проморгать научные сообщения, жил все-таки не в столице. Новая планета движется с такой же скоростью, как Земля, настоящая планета-невидимка. Ну, это тоже ладно. Мало ли, я же не ученый. Попав на десятую планету, академик Солнцев очень скоро почувствовал невыразимую тоску по далекой милой родной Земле. И это было знакомо. В книгах тех лет все советские люди, попадая в чужие края, ужасно тосковали по родине.
Впрочем, долго тосковать академику не пришлось.
«Ряд приземистых, низких, как бы вросших в почву строений расстилался перед ним. Окна в переплетах тяжелых решеток зияли, словно глаза мертвецов. У ближайшего строения стоял низколобый человекообразный маньяк. Он был тяжел и неподвижен, как изваяние. Он держал в поросших шерстью передних лапах странный длинный предмет с острием на конце. Казалось, он не дышал. Но он поводил глазами, пустыми глазами одержимого. Он взглянул на академика прямо, в упор. Академику стало противно смотреть на маньяка. Он не ощущал теперь страха. Он вплотную подошел к изгороди и грудью оперся на выпуклости перекладины. Вероятно, это не понравилось человекообразному. Он поднял острие, и гулкие звуки гонга прозвучали в знойном воздухе…
И тогда из зданий начали выходить люди.
Да, это были люди, изможденные, страдающие.
Женщины, старики, подростки. Все одетые в рубища, в грязные лохмотья. Некоторые несли на руках детей. А человекообразные взмахивали острыми палками и били их…»
К счастью, как на Земле, так и в долгой страшной войне на десятой планете победили не маньяки.
«Отряд людоедов был окружен людьми, которые со всех сторон посылали огненные потоки в обезьяноподобных.
– Их уничтожали, как отвратительных гадов, – пояснил Лари. – Видите, как они бегут? Они были загнаны в глубокую долину среди высоких гор и там оцеплены, как когда-то оцепляли очаг заразы. И они, пораженные одичанием, как болезнью, были там уничтожены. Видите, люди очищают воздух после этих выродков.
– Но как было достигнуто это? – воскликнул академик, показывая на мощные потоки огня, обрушивающегося на обезьяноподобных подчеловеков.
– Творческим трудом, – ответил Лари. – Труд возвысил нас над животными. И каждый, кто пренебрегает трудом, кто хочет существовать за счет награбленного, неизбежно начнет превращаться в животное. Видите, в каких грязных зверей превратились эти погромщики? – кивнул Лари на подчеловеков. – А теперь взгляните, как самоотверженный труд на общую пользу облагораживает нас…
И академик увидел сначала поросшие диким кустарником пространства. Сюда приходили люди. Они очищали пространства, и стройные здания начинали выситься здесь. Академик видел просторные залы, наполненные гудящими машинами. Около них трудились люди, сосредоточенные и серьезные. Они ковали металл. Бесконечные ряды готовых изделий в штабелях тянулись всюду, куда бы ни взглянул академик. И тут же рядом, близко, видел он человеческие лица – мужчин, женщин, стариков, подростков, суровые лица занятых своим делом людей. Он понял, что здесь люди куют оружие победы».
И все же, все же…
Я ведь читал повесть Сергея Беляева в 1958 году!
Я читал ее всего лишь через каких-то два года после описанных в ней событий!
Значит, что получается? Я уже в будущем? Я уже два года нахожусь в самом настоящем будущем!
Но где тогда описанные в повести чудесные высотные здания? Где невероятная, необыкновенная техника? Где красивые веселые люди с красивыми высокими устремлениями? Я жил в Сибири – на большой узловой, но все же провинциальной железнодорожной станции. Осенние лужи на разбитых дорогах, обветшавшие деревянные бараки, очереди за хлебом. Цветущий в частных огородах картофель… Лужи на неосвещенных улицах… Окончательно добило меня послесловие, в котором автор мне пояснил: «…никакой Десятой планеты нет. Путешествие академика Солнцева – лишь его астрономическая мечта. Эту мечту он переживает в состоянии кратковременного, так называемого неполного или частичного сна, каковым, согласно научным данным, и является именно сон со сновидениями». Дальше Беляев зачем-то добавлял: «Известно, что знаменитый французский баснописец Лафонтен написал интересную басню в состоянии одной из форм частичного сна».
Я – мечтатель. Отлично помню, как однажды
Увидел я город, которого достигнуть
Желал я долго, страстно…
В долине он лежал таинственный и скрытый.
Но башен острия внезапно
Блеснули предо мной вдали
Сквозь облака, разорванные солнцем.
Туман сгустился снова скоро,
И город, тьмой объятый, вдруг
Исчез навеки.
Прощай! Я рад, что хоть на миг
Увидел я тебя.
В повести Сергея Беляева больше всего мне понравились стихи Болеслава Люченке.
В 1945 году вышел еще один другой научно-фантастический роман Беляева «Приключения Сэмуэля Пингля». Он был посвящен некоему молодому человеку, волею судьбы попавшему к знаменитому биологу Паклингтону, занятому весьма необычной работой по перестройке химической структуры фильтрующихся вирусов и пересадке желез внутренней секреции.
«Я родился в 1632 году в городе Йорке в зажиточной семье иностранного происхождения; мой отец был родом из Бремена и обосновался сначала в Гулле. Нажив торговлей хорошее состояние, он оставил дела и переселился в Йорк. У меня было два старших брата. Один служил во Фландрии, в английском пехотном полку – том самом, которым когда-то командовал знаменитый полковник Локгарт; он дослужился до чина подполковника и был убит в сражении с испанцами под Дюнкирхеном. Что сталось со вторым моим братом, не знаю, как не знали мои отец и мать, что сталось со мной… Так как в семье я был третьим, то меня не готовили ни к какому ремеслу, и голова моя с юных лет была набита всякими бреднями. Отец мой, который был уже очень стар, дал мне довольно сносное образование в том объеме, в каком можно его получить, воспитываясь дома и посещая городскую школу. Он прочил меня в юристы, но я мечтал о морских путешествиях…»
Узнаете? Отлично.
Но это еще не Сергей Беляев.
Это известный всем Даниэль Дефо.
«Родился я в конце первой мировой войны в Эшуорфе, крошечном и уютном городке на берегу Атлантического океана, – а вот это уже Сергей Беляев, – в семье Айзидора Пингля, письмоводителя конторы замка Олдмаунт майората лорда Паклингтона.
У родителей я был последним ребенком и единственным, оставшимся в живых. Многочисленные братцы и сестрицы, рождавшиеся раньше меня, умирали в младенчестве. Мать моя не отличалась крепким здоровьем, и воспаление легких свело ее в могилу, когда мне исполнилось семь лет. Отец и я горько и безутешно оплакивали эту тяжелую утрату.
Отец вместе с дядюшкой Реджи, братом матери, старым холостяком, коротал дни своего вдовства в небольшом доме близ Рыночной площади. Дядюшка, отставной сержант Реджинальд Бранд, которому в 1917 году гранатой оторвало руку в Галлиополи, с гордостью носил военную медаль «За храбрость» и рассказывал мне множество удивительных историй. Кажется, они-то и зародили во мне сильное желание повидать тропические страны, чтобы самому познакомиться с тамошними чудесами. Тогда, ребенком, я и не подозревал, что действительность может оказаться гораздо причудливее тех приключений, о которых повествовал дядюшка, покуривая трубку перед угасшим огнем камина в долгие зимние вечера…»
И далее: «Шестнадцатилетним юношей я окончил младшее отделение колледжа с похвальным отзывом и дипломом, где подписи ректора и профессоров под пышным королевским гербом удостоверяли, что я имею достаточные познания по истории королевства, географии, элементарной химии, биологии, ботанике и прочим наукам…
Между тем лорд Паклингтон сделал какое-то замечательное открытие. Какое – отец не знал. Но для проверки лорду необходимо было проделать опыты над людьми. Он потребовал от правительства или предоставить ему для опытов преступников, которым грозила смертная казнь, или разрешить нанимать людей за деньги. Хотя требование, составленное в соответствующих выражениях, и было послано втайне, однако каким-то образом об этом узнали в окрестностях Олдмаунта. Десятки людей стали осаждать контору замка, предлагая себя для опытов».
Впрочем, герой в это время отправился в путешествие, которое привело его к некоему загадочному господину Добби, тоже весьма увлеченному наукой. Принимая прописанные господином Добби препараты, Сэюмюль Пингль однажды почувствовал себя как-то странно.
«На плите грелся пузатый блестящий кофейник. Ага! Я схватил булькающий кофейник, посмотрелся в него, как в зеркало, ничего не разобрал и поставил мимо плиты. Кофейник грохнулся, и кофе черной дымящейся лужей расплылся по полу. Прыгнув, словно взбесившийся кот, к кухонной полке, я поскользнулся в луже, но все-таки сорвал с гвоздя начищенную медную кастрюлю и поднес ее дно к своему лицу. Жадно всматривался я в это примитивное зеркало. Из него глянула на меня незнакомая рожа. Тогда я расхохотался, зачерпнул кастрюлей воды из бака и, все еще смеясь, выбежал на воздух. Я знал, чем заменить зеркало. Наши прародители пользовались зеркальной водной гладью, чтобы посмотреть на себя. Во дворе я поставил кастрюлю на землю и подождал, когда вода станет спокойной и неподвижной. Я не обращал внимания на то, что из кухни доносились негодующие крики Мигли. Занятый только собою, я наклонился над прозрачным водным кругом, и холодный ужас сковал меня. В воде отражалось лицо, совсем не похожее на мое…»
А непонятные чудеса продолжаются.
«Эшуорф наполнился толками, слухами и семейными неприятностями. Хотя дрессированный жираф в цирке и выздоровел, но на улицах Эшуорфа внезапно появились странные коты и собачки. Коты лаяли и бросались кусать икры прохожих. Собачки порывались лазать по заборам. Майкл поймал парочку этих зверей и догадался притащить их в цирк, чтобы продать в зверинец. После консультации с ветеринаром они были куплены владельцем цирка. И уже газета напечатала интервью с ветеринаром, утверждавшим существование в природе таксокошек и котопуделей.
Читателю известны пациенты Флинта. Число их увеличивалось. Миссис Гледис неожиданно заговорила баритоном. Почтмейстера Колли сторож не пустил на почту, так как человек, явившийся на службу в мундире почтового ведомства, совсем не походил на мистера Колли. У миссис Лотис захворала горничная Кло, причем внешний вид больной так поразил хозяйку, что она забаррикадировалась в квартире и на всю улицу пела псалмы. Инспектор банкирской конторы «Мэй Энд Литтл-юнион» в панике отправил к доктору Флинту своего младшего клерка Билля – как заболевшего таинственной болезнью. У Билля, пришедшего на службу, оказался под глазом синяк, напудренный парикмахером с Почтовой улицы. Билль клялся и божился, что он здоров и что синяк получен им при падении с велосипеда, умалчивая, что произошло это после посещения бара в порту. Все-таки Билль был изгнан из конторы впредь до выздоровления. Опустевший цирк на площади находился под караулом двух полисменов, отгонявших каждого, кто осмеливался подходить к унылому сооружению ближе чем на пятнадцать ярдов. На воротах церкви Майкл вывесил записку, что проповеди отменяются…»
В конце концов, тайна лорда Паклингтона выясняется.
Оказывается, лорд никуда не исчезал, он просто изменил внешность.
«Я люблю большую науку, – признается он герою. – Ее достижения влияют не на отдельные отрасли техники и промышленности, а на весь уклад жизни человечества, разрешают крупнейшие проблемы. Большая наука изучает основные явления жизни. Я, например, открыл, что вирусы – это паразитарные белки. Молекулы их ведут себя как болезнетворные начала. Вирусы, или, как их еще называют, фильтрующиеся вирусы, ультравирусы, – это одно и то же, – оказались доступными обработке. Бактериологи умеют выращивать микробов с нужными для опытов качествами, как ботаники выращивают сорта растений. Так и я, изучив строение молекулы паразитарных белков, начал их химически перестраивать.
При искусственной перестройке вирусы в одних случаях постепенно утрачивали свою вредоносность, а в других приобретали новые биологические свойства. Одно такое свойство я проверил на себе. Вирус изменил черты моего лица. Вандок, явившись ко мне как к доктору Рольсу, не узнал, что перед ним человек, которого он преследовал как Мильройса. И вы, Сэм, не узнали своего «змеиного профессора» в Добби. Этот же вирус изменил и самого Вандока. Отсюда ряд приключений, которые выпали не только на долю Сэма. Некоторые обработанные мною и искусственно культивируемые вирусы оказались способными перестраивать всю структуру белков организма. Морщинистая мозаика картофеля, курчавость хлопчатника, превращение листьев в колючки, изменение внешних признаков сахарного тростника – все это знакомо тебе, Сэм?»
И далее (вполне в духе Сергея Беляева, – Г. П.): «Если из тканей собаки выделить белок и искусственно придать ему способность паразитирования, а затем ввести в организм живой кошки, то можно вызвать перестройку структуры ее белков; это сообщит кошке свойства собаки».
Вызывающее, я бы сказал, даже нагловатое утверждение.
Но, в конце концов, почему фантаст должен всегда быть скромным?
В 1947 году вышел последний научно-фантастический роман Сергея Беляева «Властелин молний». Названия глав а этом романе звучат для любителей приключений как музыка:
«Огненные бусы».
«Грозовая ночь».
«Опять огненные бусы».
«Среди снеговых гор».
«В вихре молний».
«Лаборатория высоковольтных разрядов».
«Вероятная невероятность».
«Голова Медузы».
«Туманность в созвездии Южного Циркуля».
«Двенадцатый этюд Скрябина» (см. А. Беляев «Человек, который не спит», 1926 "Властелин мира" 1929 https://fantlab.ru/blogarticle64855 , И. Ефремов. Туманность Андромеды.1958 https://www.shkolazhizni.ru/culture/artic... https://fantlab.ru/blogarticle72208 https://lib.icr.su/node/1145 https://goo.su/mrrPTh)
«Молнии в плену».
«Эпсилон-4».
«Молния и пепел».
«Тайна кольца и перчатки»…
«В ту ночь под 12 октября 195… года, одиннадцать лет тому назад, в жизни Радийграда отмечалось торжественное и знаменательное событие.
Есть сто секунд паузы после того, как радиоволны разнесут по всему миру полночный звонок кремлевских курантов и величественные аккорды Государственного гимна СССР. В эти секунды на улице Алексея Толстого в Москве радиостудия готовится к ночным концертам.
И вот тогда, в эти секунды, ультракороткая волна «Эпсилон-4», как невидимый прожектор пронзила тысячекилометровые пространства, ионизируя на своем пути воздух и устанавливая этим прямую трассу для полета сгустков энергии, воздушный путь от высокогорной станции Чап-Тау до Радийграда в Заполярье».
На обложке книги – волевое мужское лицо, озаренное ровным светом шаровых молний, одна за другой выкатывающихся прямо на читателя. Герои Сергея Беляева решали важнейшую для народного хозяйства проблему извлечения из земной атмосферы электромагнитной энергии и передачи ее без проводов на дальние расстояния по специальным ионизированным трассам. Разумеется, вокруг всего этого в романе было накручено множество самых невероятных тайн. Конечно, как всегда, научный экспериментальный институт высоковольтных разрядов был окружен атмосферой самых зловещих тайн и случайностей.
Но ведь читатели ждали этих тайн, они ждали необыкновенного.
Умер 11 февраля 1953 года в Москве.
СОЧИНЕНИЯ:
Истребитель 17Y. – М.: Авиация и химия. – 1928. – № № 3–12.
Радио-мозг. – М. – Л.: Мол. гвардия, 1928 (Беляев, С. Радио-мозг : роман / С. Беляев ; с послесл. Б. Б. Кажинского. — Москва ; Ленинград : Молодая гвардия, 1928. — 182 с.
Истребитель 2Z. – М. – Л.: Детгиз, 1939.
Десятая планета. – М. – Л.: Детгиз, 1945.
Приключения Сэмюэля Пингля. – М. – Л.: Детгиз, 1945.
Властелин молний. – М. – Л.: Мол. гвардия, 1947.
Приключения Сэмюэля Пингля. – М.: Мол. гвардия, 1959.
Властелин молний: НФ романы. – Ташкент: Изд-во лит. и искусства им. Г. Гуляма, 1990.
ЛИТЕРАТУРА:
Волженин А. (Рец. на роман Сергея Беляева «Истребитель 2z»). – М.: Новый мир. – 1939. – № 7.
Брандис Е. Пути развития и проблемы советской научно-фантастической литературы. (В кн.: «О фантастике и приключениях», вып.5). – Л.: Детгиз, 1960.
Ляпунов Б. У истоков советской научной фантастики для детей и юношества. – Вып. 1. – М.: Детская литература. – 1962.
Прашкевич Г. К биографии жанра. (В кн.: Сергей Беляев «Властелин молний»). – Ташкент: Изд-во лит. и искусства им. Г. Гуляма, 1990.
***
Известность Сергею Беляеву принес научно-фантастический роман «Радио-мозг» (1926), сперва из номера в номер печатавшийся в «Рабочей газете», затем появившийся отдельным изданием. Послесловие к «Радио-мозгу» написал инженер Б. Кажинский, тот самый, что проводил с дрессировщиком В. Дуровым опыты над изменением психики животных и ставший прототипом инженера Качинского в романе другого Беляева (Александра) «Властелин мира». Б. Кажинский подчеркивал доступность, читаемость, современность романа. Это действительно было так. Все отвечало времени: и язык (наркомздравовцы, лекпомы, самоуки…), и герои (энергичный и преданный коллективному делу инженер Гэз, интеллигентный, а значит не всегда готовый к конкретным решительным действиям доктор Тах, решительный, все понимающий, умеющий разрешить любой конфликт главный начальник химической промышленности Союза Глаголев, Мишутка – рубаха-парень, лихой самоучка, сумевший самостоятельно написать пролетарскую симфонию для домр…), и интонация, и тональность.
«Тах смотрел на залу, заполненную рабочими и работницами. Перед ним колыхался цветущий луг живой рабочей массы».
При этом он — дитя своей эпохи, которая чувствуется во всем: в языке (все эти — наркомздравовец, лекпом, самоук…), в героях (весьма типичный для тех лет энергичный и преданный коллективному делу инженер Гэз, интеллигентный, а значит, не всегда готовый к конкретным действиям доктор Тах, весьма решительный, все понимающий, умеющий разрешить любой конфликт главный начальник химической промышленности Союза Глаголев, наконец, Мишутка, рубаха-парень, самоучка, самостоятельно написавший пролетарскую симфонию для домр), в интонации, в тональности, в каждой фразе."
«Тах смотрел на залу, заполненную рабочими и работницами. Перед ним колыхался цветущий луг живой рабочей массы». Тем не менее доктор Тах, совершивший великое открытие, не торопился сообщать о нем людям. Ему хотелось все досконально обдумать, ведь в конце концов его открытие не так уж безопасно, его открытием могли воспользоваться внешние и внутренние враги. «И тогда… проснувшись, он (радио-мозг. — Г.П.) начнет думать… Он начнет прислушиваться к Парижу, Берлину, Копенгагену, все складывать в себе, все, что жалкие дипломаты пытаются утаивать друг от друга. И потом радио-мозг величественно по всему земному шару даст очередную порцию це-волн, которые вопьются в мозги людей, заразят их мыслями… и люди сойдут с ума, истребляя друг друга в последней войне».
Впрочем, о великом открытии, преобразующем мир, доктор Тах не торопится доложить даже близкой ему рабочей массе. Он прекрасно знает, что великие открытия далеко не всегда безопасны, любое из них, на вид самое безобидное, можно использовать для низких целей. «И тогда… проснувшись, он (радио-мозг, – Г. П.) начнет думать… Он начнет прислушиваться к Парижу, Берлину, Копенгагену, все складывать в себе, все, что жалкие дипломаты пытаются утаивать друг от друга. И потом радио-мозг величественно по всему земному шару даст очередную порцию це-волн, которые вопьются в мозги людей, заразят их мыслями… и люди сойдут с ума, истребляя друг друга в последней войне…»
В «Радио-мозге» герои Беляева обращались с наукой достаточно свободно.
«От аппарата Гричаров, – говорил один из них, – не скрывается ни одна человеческая мысль, как они хвастают в своих шантажных радио, которые я перехватываю. И хотя мне кажется, что этого пока еще нет, они лгут и шантажируют, но это может стать фактом каждую минуту… Мы приняли меры… Мишутка со своей дифракционной решеткой пришел нам на помощь… Он использовал Мелликэновскую зыбь микроволн, и мы теперь имеем радиозаграждение… Сейчас мы с вами окружены этим заграждением, и извне ни одна волна посторонних генераторов, в том числе и Гричаровских, не проникает к нам».
Перелистывая пожелтевшие от времени страницы журналов и книг, отчетливо чувствуешь жгучий интерес ко всему, связанному с реальной будущей войной. «Советская литература, – например, указывал Николай Тихонов, – почему-то избегает разработки таких тем, как наука и война, техника и военное искусство, а между тем в дни усилившейся военной опасности, в дни, когда буржуазные государства вооружаются, обгоняя друг друга в лихорадочном желании увеличить свою боевую мощь, об этом следует вспомнить в литературе».
Вспомнили. Появилось множество военно-фантастических романов, повестей, рассказов. Энергичный, жаждущий известности Сергей Беляев тоже внес свою лепту в это немаловажное дело. В 1928 году в журнале «Авиация и химия» появилась фантастическая повесть Сергея Беляева «Истребитель 17-Y» , будучи (кардинально переработанная автором вышла в 1939 году уже как роман под названием «Истребитель 2Z». т.к. оказалось, что истребитель И-17 уже был разработан советскими конструкторами, и автора чуть было не заподозрили в шпионаже и раскрытии военной тайны). «Зловещему изобретателю Урландо, очередному претенденту на мировое господство, – не очень одобрительно отзывался о повести критик и литературовед Е.П. Брандис, – противопоставлены советские ученые, использующие аналогичное открытие в мирных целях. Все в этом романе донельзя преувеличено: и разрушительная сила аппарата Урландо, и тот же самый фантастический принцип извлечения энергии, помогающий советским ученым выращивать пшеницу за двадцать четыре часа, и гипертрофированно-отрицательные типы, и плакатные положительные герои, не поддающиеся никаким человеческим слабостям, и та необыкновенная легкость, с какой советские торпеды, управляемые по радио, уничтожают грозный „истребитель“ Урландо». Фантастическая техника в романе «Истребитель 2Z» состоит из таких муляжных деталей, как лучи смерти, раздвигающиеся стены и звучащие из пространства механические голоса.
В 1947 году вышел последний научно-фантастический роман Сергея Беляева «Властелин молний». Названия глав в нем звучали для читателя как музыка: «Огненные бусы»… «Опять огненные бусы»… «В вихре молний»… «Вероятная невероятность»… «Туманность в созвездии Южного Циркуля»… «Молнии в плену»… «Тайна кольца и перчатки»… Идея тоже впечатляла. «В ту ночь под 12 октября 195… года, одиннадцать лет тому назад, в жизни Радийграда отмечалось торжественное и знаменательное событие. Есть сто секунд паузы после того, как радиоволны разнесут по всему миру полночный звонок кремлевских курантов и величественные аккорды Государственного гимна СССР. В эти секунды на улице Алексея Толстого в Москве радиостудия готовится к ночным концертам. И вот тогда, в эти секунды, ультракороткая волна „Эпсилон-4“, как невидимый прожектор, пронзила тысячекилометровые пространства, ионизируя на своем пути воздух и устанавливая этим прямую трассу для полета сгустков энергии, воздушный путь от высокогорной станции Чам-Тау до Радийграда в Заполярье…»
На обложке романа – волевое лицо, озаренное светом шаровых молний, цепочкой выкатывающихся на читателя. На этот раз герои Сергея Беляева решали проблему извлечения из земной атмосферы рассеянной там электромагнитной энергии и передачи ее без проводов на дальние расстояния по специальным ионизированным трассам. Конечно, как всегда, научный экспериментальный институт высоковольтных разрядов был окружен атмосферой самых зловещих тайн и случайностей.
***
— Сергей Беляев! — сказали мы в голос. — Какая Антология фантастики
без Сергея Беляева? Александра Беляева все помнят, Сергей Беляев
незаслуженно забыт.
Из детских лет — "Властелин молний"...
На обложке — лицо, странно озаренное отсветом шаровых молний,
выкатывающихся прямо на читателя...
О самом С.Беляеве я узнал гораздо позже.
Москвич, родился в 1883 году в семье священника. Перепробовал массу
занятий, пел на клиросе, служил в театре. Сотрудничал в РОСТА, закончил
Юрьевский университет, никогда не оставляя профессии врача, даже ради
литературы. До обращения к фантастике написал в соавторстве с Б.Пильняком
полудокументальный роман о бойнях — "Мясо", до революции издал
"Семинарские очерки", после революции — "Записки советского врача",
сборник рассказов, кажется, "Пожар", и повесть под интригуюшим названием
"Как Иван Иванович от большевиков бегал".
Известность С. Беляеву принес роман "Радио-мозг", изданный в 1928 году
тиражом в 5000 экземпляров. Послесловие к роману написал инженер
Б.Кажинский, тот самый Кажинский, что проводил с известным дрессировщиком
В.Дуровым опыты над изменением психики животных, тот самый, что послужил
прототипом инженера Качинского в романе другого Беляева — Александра -
"Властелин мира". Всегда склонный к игре, жаждавший успеха, автор кое-где
переигрывал, но следует отдать должное — роман С.Беляева читался.
Более того, "Радио-мозг" читается и сейчас. При этом он весь — дитя
своей эпохи, которая чувствуется во всем: в языке (все эти -
"наркомздравовец", "лекпом", "самоук"...), в героях (весьма типичный для
тех лет энергичный и преданный коллективному делу инженер Гэз,
интеллигентный, а значит не всегда готовый к конкретным действиям доктор
Тах, весьма решительный, все понимающий, умеющий разрешить любой конфликт
главный начальник химической промышленности Союза Глаголев,
наконец ,Мишутка, рубаха-парень, самоучка, самостоятельно написавший
пролетарскую симфонию для домр...)., в интонации, в тональности, в каждой
фразе.
"Тах смотрел на залу, заполненную рабочими и работницами.
Перед ним колыхался цветущий луг живой рабочей массы".
Доктор Тах, которому посчастливилось совершить великое открытие, не
торопился сообщать о нем людям. Ему хотелось все досконально обдумать,
ведь, в конце концов, его открытие было не таким уж безопасным, его
открытием вполне могли воспользоваться враги.
"И тогда... проснувшись, он (радио-мозг, — Г.П.) начнет думать... Он
начнет прислушиваться к Парижу, Берлину, Копенгагену, все складывать в
себе, все, что жалкие дипломаты пытаются утаивать друг от друга. И потом
радио-мозг величественно по всему земному шару даст очередную порцию
це-волн, которые вопьются в мозги людей, заразят их мыслями... и люди
сойдут с ума, истребляя друг друга в последней войне."
Истребляя друг друга в последней войне...
Даже сейчас, перелистывая хрупкие, пожелтевшие от времени газеты и
журналы, отчетливо ощущаешь жгучий интерес людей того времени ко всему,
что было хоть как-то связано с войной.
"Советская литература, — писал Н.Тихонов в предисловии к своей
известной повести "Война", — почему-то избегает разработки таких тем, как
наука и война, техника и военное искусство, а между тем в дни усилившейся
военной опасности, в дни, когда буржуазные государства вооружаются,
обгоняя друг друга в лихорадочном желании увеличить свою боевую мощь, об
этом следует вспомнить в литературе..."
Вспомнили...
П.Павленко, Н.Шпанов, А.Горелов, С.Буданцев, Н.Бобров, С.Диковский,
В.Курочкин, Б.Лавренев...
Картины масштабных воздушных сражений рисовал в своих фантазиях
Георгий Байдуков — Герой Советского Союза, участник перелета через
Северный полюс в Америку, совершенный вместе с В.Чкаловым и А.Беляковым.
Сами названия его фантазий достаточно откровенны — "Разгром фашистской
эскадры", "Последний прорыв"... Николай Автократов в повести "Тайна
профессора Макшеева" описывал особые лучи, способные на расстоянии
взрывать чужие боеприпасы... Николай Шпанов в "Первом ударе" за несколько
часов заставлял фашистскую Германию сложить оружие...
И так далее.
Можно собрать специальный том фантастики, посвященной только войне.
Талантливый, жаждавший известности Сергей Беляев тоже не отмахнулся
от горячей темы. В 1939 году он выпустил в свет фантастическую повесть
"Истребитель 2Z". Один из ее героев — Лебедев, очень патриотически
настроенный летчик, так объяснял:
"Давно ли Блерио перелетел через Ла-Манш? Тогда весь мир взволнованно
говорил об этом "чуде". А теперь ни дальние расстояния, ни высокий
стратосферный потолок, ни крейсерская скорость порядка 500 километров в
час, ни полеты в неблагоприятных метеорологических условиях не удивляют и
не смущают советских пилотов и штурманов. Еще в 1934 году советские
летчики Громов, Филин и Спирин покрыли без посадки по замкнутой кривой
12711 километров. Летом 1936 года Чкалов, Байдуков и Беляков по
Сталинскому маршруту пролетели, в труднейших арктических условиях, без
посадки 9374 километра. Эти же трое Героев Советского Союза через год
продолжили Сталинский маршрут, открыв кратчайший путь из Москвы в США
через Северный полюс. Вскоре Герои Советского Союза Громов, Юмашов и
Данилин по той же трассе — через Северный полюс, Канаду и США — пролетели
из Москвы до границы Мексики, покрыв по прямой свыше 11000 километров. А
замечательный полет Коккинаки?.. С тех пор все важнейшие рекорды авиации,
особенно по дальности, высотности и полетам с полезной нагрузкой, крепко
держатся в руках советских летчиков..."
С карандашом в руке летчик Лебедев, обводя маршрут своего
планируемого необыкновенного полета, заявлял:
"Серьезное предприятие! Но у каждого из нас — своя мечта. Водопьянов
мечтал о Северном полюсе, Георгий Байдуков — о кругосветном путешествии
через два полюса, а я... Тридцать тысяч четыреста пятьдесят километров без
посадки — прямо к антиподам... Сначала через всю нашу страну, затем Тихий
океан пересечь наискось..."
Понятно, что поддерживает героического летчика:
"Крупными шагами Лебедев прошелся по кабинету, распахнул дверь и
вышел на балкон. С высоты десятого этажа ему открылась панорама громадного
города, окутанного теплым величием весенней ночи. Рубиновые звезды на
башнях Кремля красиво выделялись, как путеводные маяки. Лебедев долго
смотрел на них, чувствуя, как постепенно приходит к нему удивительная
внутренняя успокоенность..."
Проблема хладотехники в повести была хорошо поставлена.
"Истребитель 2Z" Сергея Беляева — лучший тому пример.
Первый вариант романа, опубликованный еще в 1928 году ("Истребитель 17-Y") был, на мой взгляд, динамичнее. В том первом варианте ощущалась экспрессия, вполне еще здоровый соревновательный дух. Молодость чувствовалась в том варианте! Молодость страны, молодость автора...
Переписывая роман через десять лет (каждый сейчас представляет, что это были за годы), Беляев переписал его именно в духе времени — черные, как ночь, враги, светлые, как майское утро, друзья. Из текста будто специально (вспомним жалобы другого Беляева — Александра) вычеркивались все живые характеристики, образы последовательно заменялись на схемы.
Некто Урландо, изобретатель чудовищных лучей смерти, которыми угрожает молодой Советской стране международный фашизм, ни с того, ни с сего отправляется вдруг прямо в логово врагов, то есть в молодую Советскую страну. Нелегально, конечно. До него дошли слухи, что советские ученые в своих исследованиях пошли вроде бы его путем и добились больших успехов. Претерпев массу безумных приключений, иногда просто нелепых, Урландо выясняет, что советские ученые и впрямь получили удивительные результаты, правда, не в сфере вооружения, а в сельском хозяйстве. Ну, скажем, они построили машину, которая, выйдя в поле, удобряя, выхаживая, засеивая его, сокращает время от посева зерна до жатвы до одних суток!
Даже для 1939 года это звучало несколько вызывающе.
Критик А.Ивич писал: "Доводить замечательные труды Лысенко до такого абсурда, как созревание пшеницы через двадцать четыре часа после посева — означает невыносимо опошлять серьезное дело!"
Попутно указывалась легко угадываемая зависимость С.Беляева от А.Толстого, иногда даже в мелочах: Урландо — Штопаный нос... В "Гипрболоиде инженера Гарина": Гастон — Утиный нос...
В финале романа советские бойцы лихо разделывались с ужасной и смертноносной машиной Урландо.
Наука в романе тоже давалась лихо.
"-Что обозначала буква "зет" в ваших формулах?
Урландо на мгновение запнулся, смолчал, потом быстро ответил:
— Обычно, как принято, "зет" имеет несколько, то есть, я хотел сказать, два значения. В ядерной модели атома, предложенной Резерфордом, знаком "зет" принято обозначать число отрицательных электронов в электронной оболочке вне ядра атома.
— Это известно, — сухо ответил Груздев. — Принято считать, что ядра всех элементов состоят из протонов и нейтронов, масса ядра обозначается буквой M, а его заряд — буквой Z. Здесь "зет" обозначает количество заряда. Эти два значения мне известны, как и всем. Нас здесь интересует третье значение. Интересует ваше значение "зета" в формулах, начиная с номера шестьдесят семь и дальше.
Сидящий с края большого стола Голованов подтвердил:
— Совершенно верно. Например, формула триста восемьдесят девятая никак не касается внутриатомных реакций.
У Урландо наморщился лоб, и он встряхнул головой, как бы решаясь говорить только правду:
— У меня "зетом" иногда обозначались световые кванты. Мне удалось понять интимный процесс образования материальных частиц из фотонов, о чем так беспомошно рассуждал в начале сороковых годов знаменитый Леккар и за ним школа Фрэддона. Электроны и позитроны не неделимы, как думают..."
Действительно.
Думают всякую ерунду, беспомощно рассуждают... А тут интимный процесс образования материальных частиц...
Г. Прашкевич. Адское пламя.