В том же письме он заинтересовался первым вариантом романа «Прыжок в ничто», вышедшим в Ленинграде в 1933 году. Переписка продолжалась вплоть до смерти Циолковского в 1935 году.
Писатель поддерживал тесный контакт с Константином Эдуардовичем. Посылая Циолковскому экземпляр первого издания «Прыжка в ничто», Беляев писал, что основывался главным образом на его работах и хотел даже посвятить ему роман, но опасался того, что он «не будет стоить этого». В конце письма Беляев добавляет: «...если роман не найдете слишком плохим, разрешите ли мне посвятить его Вам -- ведь Ваше имя проходит через весь роман?»
Циолковский ответил: «Ваш рассказ (роман «Прыжок в ничто». -- Б. Л.) содержательнее, научнее и литературнее всех известных мне работ на тему «межпланетных путешествий»... Он более будет распространять знание и интерес к великой задаче 20 века, чем другие популярные рассказы, не исключая даже иностранных... Что же касается до посвящения его мне, то я считаю это Вашей любезностью и честью для себя».
В ответном письме Беляева характерны следующие строки: «Ваш теплый отзыв о моем романе придает мне новые силы в нелегкой борьбе за создание научно-фантастических произведений». Понятно, почему здесь употреблено слово борьба. Ведь и «Прыжок в ничто» не избежал несправедливых критических нападок.
Характер замечаний Циолковского показывает, насколько действительно ученый был «небожителем». Каким покажется небо в стратосфере, при полете на ракетоплане? Что встретится на Марсе, на Венере? Каковы условия жизни в космосе? Как предохранить человека от вредного действия перегрузки при взлете ракетного корабля?
Беляев писал об этом в статье памяти Константина Эдуардовича.
Некролог -- и такие чисто деловые «технологические» моменты. Статья памяти ученого -- и такие, казалось бы, детали, связанные с работой над романом писателя, только начинавшего осваивать космическую тему. Однако они тоже прекрасно проиллюстрировали мысли Беляева о личности Циолковского, «первоклассного фантаста в лучшем смысле этого слова».
На первой странице второго издания романа появилась надпись: «Константину Эдуардовичу Циолковскому в знак глубокого уважения. Автор».
В предисловии ко второму изданию Циолковский писал: «...Я сердечно и искренне приветствую появление второго издания, которое, несомненно, будет способствовать распространению в массах интереса к заатмосферным полетам. Вероятно, их ожидает великое будущее. К. Циолковский. Калуга, март, 1935 г.».
В последнем письме Циолковскому (20 июля 1935 года) Беляев, находившийся на лечении в Евпатории, сообщал, что обдумывает новый роман -- «Вторая Луна». Он появился под названием «Звезда КЭЦ» (Константин Эдуардович Циолковский) в 1936 году; второе название подчеркивает отношение автора к Циолковскому, которому принадлежит идея искусственного спутника Земли, обитаемых внеземных станций.
Беляев писал о том, что ему хотелось бы популяризировать мысли Циолковского о «переделке Земли», выраженные в ряде сочинений Константина Эдуардовича, с которыми «широкая публика менее знакома». Это намерение было выполнено: в романах «Прыжок в ничто» и «Звезда КЭЦ» есть страницы, изображающие нашу планету, переделанную в духе грандиозных замыслов Циолковского, считавшего, что превратить пустыни в цветущие поля и сады, сделать тропические леса удобными для жизни, изменить климат -- посильная задача для человечества.
Беляеву помогал также научными консультациями профессор Н. А. Рынин, написавший послесловие к роману. Рынин, живший в Ленинграде, был активным пропагандистом идей Константина Эдуардовича и состоял с ним в длительной переписке. Общение Беляева с Рыниным, безусловно, способствовало успеху работы писателя над космической темой.
«Судя по письмам писателя, он по частям читал этот роман («Прыжок в ничто». -- Б. Л.) профессору, обсуждал с ним научные проблемы, пользовался его советами», -- пишет М. Сонкин, изучавший архив Н. А. Рынина. Беляев, сообщая Рынину о своей переписке с Циолковским относительно «Прыжка в ничто», привел, в частности, слова из письма Константина Эдуардовича от 5 января 1935 года: «Одни изобретают и вычисляют, другие более доступно излагают эти труды, а третьи посвящают им роман. Все необходимы, все драгоценны!»
Из слов Константина Эдуардовича видно, какое важное значение он придавал популяризации идей межпланетных сообщений средствами научной фантастики.
В одном из писем Беляева к Рынину упоминается о совместном обсуждении первой части романа «Прыжок в ничто». Беляев интересовался тогда вопросом о двигателях, работающих на внутриатомной энергии. Об этом он написал затем в романе -- межпланетный корабль был превращен в атомный и мог двигаться с огромной скоростью.
В других своих письмах писатель информирует Рынина о своей переписке с Циолковским по поводу романов «Воздушный корабль» и «Прыжок в ничто». Им приводятся, в частности, детальные постраничные замечания Циолковского к первому изданию «Прыжка в ничто».
Занимаясь историей космонавтики, Рынин собрал богатейшие материалы и библиотеку. Один из выпусков его энциклопедии «Межпланетные сообщения» был специально посвящен Циолковскому. Ученому же были посвящены книги и многочисленные статьи Я. И. Перельмана. Общение с Рыниным и Перельманом, несомненно, способствовало возникновению интереса у писателя к работам «патриарха звездоплавания».
Не случайно одного из героев романа «Прыжок в ничто» зовут Лео Цандером. В определенной мере прототипом этого героя являлся выдающийся советский ракетостроитель и энтузиаст космонавтики Фридрих Артурович Цандер. О Цандере писал Рынин, поместивший в «Энциклопедии» его автобиографию. В те годы идея космической ракеты все сильнее и сильнее овладевала умами, появлялись сообщения о практических работах в области ракетной техники у нас и за рубежом. В романе есть еще один герой, носящий невымышленную фамилию -- Винклер. Так звали известного в 30-х годах немецкого инженера, проводившего опыты с ракетами и также упоминавшегося в «Энциклопедии» Рынина. И не случайно Винклер в романе говорит о Циолковском и его последователях, прокладывавших дорогу в будущее.
Так знакомство с жизнью и деятельностью «людей космоса» -- тех, кто закладывал фундамент сегодняшних успехов космонавтики, помогало Беляеву создавать его космические романы.
В новом, переработанном издании романа «Прыжок в ничто», которое вышло в 1935 году, писатель убрал записи из дневника Ганса Фигнера, так как они нарушали композицию произведения. Этот отрывок сугубо научно-популярного характера занимал слишком много места. Будучи написан по-своему живо и интересно, он все же резко выделялся по стилю, тормозил развертывание сюжета, снижал художественную ценность романа.
Теперь пассажиры «Ноева ковчега» узнают все, интересующее их, из объяснений Цандера, которые очень логично и естественно ложатся в соответствующие эпизоды. При обсуждении вопроса -- куда лететь? -- Беляев сообщает читателю астрономические сведения, а затем рассказывает об устройстве ракетного корабля по идеям Циолковского. Пассажиры «Ноева ковчега» -- неискушенные в космонавтике и астрономии люди -- испытывают на себе невесомость, знакомятся с космосом за бортом корабля, когда им приходится собирать оранжерею.
Существенно изменилась заключительная часть -- «Новая Земля», рассказывающая о пребывании путешественников на Венере, благодаря чему сюжет получился более острым и насыщенным событиями. Кроме того, характеристики героев приобрели большую завершенность. По замечаниям Циолковского был сделан ряд поправок, относящихся к научной стороне романа.
Борис Ляпунов «Александр Беляев Критико-биографический очерк» 1967
Александр Беляев. Прыжок в ничто / Дальгиз. Дальневосточное краевое государственное издательство. — Отпечатано в типо-литографии Облместпрома, Хабаровск, Л. Толстого, 45. — 1938 г. — 464 с. — Формат 60х92 1/32 (11х14,5 см.). Цена 3 руб. 20 коп., Переплет 1 руб. 50 коп. Тираж 15 000 экз.
Послесловие профессора Н.А. Рынина в издании Дальгиза (1938) датировано 1935 годом и имеет несколько отличий от послесловия 1933 года. В качестве примера:
«Разные ученые в разных странах и часто независимо друг от друга в многочисленных своих исследованиях (до 1933 г. вышло более 1500 названий) пришли к выводу...» («Прыжок в ничто». 1933).
«Разные ученые в разных странах и часто независимо друг от друга в многочисленных своих исследованиях (до 1935 г. вышло более 1800 названий) пришли к выводу...» («Прыжок в ничто». 1938).
В издании 1938 г. добавлен абзац (между абзацами в издании 1933 г., начинающимися со слов: «В настоящее время...» и «Широкий интерес...»): «Если верить сообщениям иностранной прессы, то 4 ноября 1933 г. на острове Рюген (Северная Германия) уже состоялся первый подъем человека в ракете на высоту 10 км. На этой высоте человек, соответственно одетый, выбросился и благополучно спустился при помощи парашюта на землю, куда также благополучно спустилась на другом парашюте и ракета». В Послесловии 1938 г. обнаружены и другие текстовые отличия.
https://fantlab.ru/edition105149
Но тема уже зацепила Беляева, и он решил развить ее в романе «Прыжок в ничто», появившемся в 1933 году.
Текст писался долго и трудно, но так в идеале должно писаться любое научно-фантастическое произведение, посвященное столь сложной теме, как космические полеты. При создании «Прыжка в ничто» Беляев активно пользовался работами популяризатора Якова Перельмана и теоретика космонавтики Николая Рынина. Что касается Циолковского, то к тому времени калужский ученый стал для Беляева высочайшим авторитетом, причем не только в области ракетостроения. Подтверждением служит, например, очерк «Гражданин Эфирного острова», написанный фантастом для «Всемирного следопыта» в 1930 году. Он выдержан в столь превосходных тонах, что даже немного неловко делается за писателя, который и сам был не из последних деятелей эпохи. «Гигант мысли, первоклассный физик, гениальный старик», – так пишет Беляев о Циолковском.
Очерк интересен еще и тем, что в нем подробно и доступно излагается необычная техническая идея, предложенная Циолковским в брошюре «Космические ракетные поезда» (1929):
«Под ракетным поездом он подразумевает соединение нескольких одинаковых реактивных приборов, двигающихся сначала по дороге, потом в воздухе, затем в пустоте вне атмосферы, наконец, где-нибудь между планетами и солнцами.
Дело представляется так. Несколько ракет – скажем, пять, соединяются, как вагоны поезда, – одна за другой. При отправлении первая головная ракета играет как бы роль паровоза: она, взрывая горючее, везет за собой поезд, набирая все большую и большую скорость. Когда у этого “паровоза” запас горючего начинает истощаться, головная ракета на лету отцепляется от поезда и возвращается на Землю. Вторая ракета становится головною и ведет поезд, пока и она не истощит свой запас горючего. Так происходит с каждой ракетой, кроме последней, предназначенной для межпланетного полета. Когда предпоследняя ракета отчалит и снизится на Землю, у последней уже будет набрана необходимая скорость для полета в межпланетном пространстве. Причем она не истратит на преодоление земной тяжести и на приобретение необходимой скорости ни одного грамма из своего горючего. А свои запасы горючего последняя ракета может расходовать уже на “небе” для необходимого маневрирования или спуска (торможения)».
Важно это описание не только тем, что им зафиксирован очередной важный приоритет Циолковского, но и тем, что именно «космический ракетный поезд» описан в романе «Прыжок в ничто» как разгонная ракета-носитель многоразового использования.
Начало сюжета напоминает финал «Борьбы в эфире»: капиталистический мир рушится под ударами революций. Хитрые капиталисты задумывают сбежать от неминуемой гибели в космос. Примечательно, что идею о необходимости строительства ковчега для спасения от революции в первом издании романа Беляев вложил в уста знаменитого английского фантаста Герберта Уэллса и даже вынес приписываемые ему слова в качестве эпиграфа:
«Многим из сидящих здесь молодых людей приготовлен ужасный жребий. Многие из вас будут расстреляны, или уничтожены, или изувечены, или отравлены, или обречены на голодную смерть. Мир, как мы видим, явно обречен. Капиталистическая система рушится. Признаки этого видны повсюду. И нет выхода. Разве… построить ковчег подобно библейскому Ною, в котором мы могли бы укрыться от угрожающего нам разрушения…»
Из второго издания «Прыжка в ничто», которое хорошо известно нам по многочисленным сборникам Беляева, всякие упоминания об Уэллсе выкинуты.
Тем не менее и в первом, и во втором вариантах романа капиталисты поручают выдающемуся инженеру Лео Цандеру построить межпланетный ковчег, что тот и проделывает, воспользовавшись их деньгами и проектом Циолковского, о чем прямо сказано в тексте:
«– Да, ковчег Ноя был более вместительный, – продолжал Цандер. – Наш “ковчег” имеет всего четыре метра в диаметре. В сущности, он представляет из себя комбинацию двадцати простых ракет. Это так называемая “составная пассажирская ракета 2017 года” Циолковского. Моя скромная роль при проектировании ограничилась некоторыми незначительными дополнениями и конструктивными изменениями. Каждая простая ракета заключает в себе запас взрывчатых веществ, взрывную камеру с самодействующим инжектором и прочее. Среднее – двадцать первое – отделение не имеет реактивного прибора и служит кают-компанией».
Поясню, что речь здесь идет о проекте Циолковского, изложенном в его фантастической повести «Вне Земли» (1918–1920), действие которой происходит в 2017 году. Достать оригинальный текст повести тогда было довольно трудно, но Беляев мог воспользоваться многотомной энциклопедией «Межпланетные сообщения» (1928–1932), составленной Николаем Алексеевичем Рыниным, который постарался собрать в одном издании не только инженерные, но и чисто фантастические проекты. Таким образом, «Прыжок в ничто» популяризировал сразу несколько идей Циолковского, подтверждая заявленную ранее гениальность калужского ученого.
По результатам в межпланетный полет отправилась довольно пестрая компания персонажей: банкиры, аристократы, философ, епископ, сыщик, их слуги – в качестве пассажиров; Лео Цандер и два законспирированных коммуниста Ганс Фингер и Альфред Винклер – в качестве экипажа. Впрочем, уверенность Беляева, что именно западные державы станут первыми в космосе, сменилась надеждой, что благодаря гению Циолковского социалистическая республика сумеет добиться не менее впечатляющих успехов на этом поприще:
«Не забывайте, что родина звездолетов – Россия. Там родилась и была научно разработана теория реактивных двигателей. Вокруг Циолковского выросла целая плеяда молодых советских специалистов – его учеников. Что, если советская Россия двинет на “Ноев ковчег”, который вздумал бы принять участие в боевых наступательных операциях, целую флотилию “красных” звездолетов? Пассажирам “ковчега” не поздоровится!»
Ближе к финалу романа выясняется, что и впрямь советские ракетные корабли бороздят просторы Солнечной системы. Больше того, гений Циолковского помог преобразовать саму Землю:
«Коммунизм победил во всем мире. ‹…›
Давнишний “спор” аэроплана с дирижаблем окончен. На сравнительно небольших расстояниях применяются аэропланы, свыше тысячи километров – стратопланы и цельнометаллические дирижабли – несколько измененная конструкция Циолковского. Не “ссорятся” меж собою и стратопланы с дирижаблями: стратопланы применяются преимущественно для сверхскорого передвижения, дирижабли – для туристов и товаро-пассажирского движения. ‹…›
Весь свет стал новым. Его не узнать. Единое социалистическое плановое хозяйство изменило лицо Земли. Надземные солнечные станции отеплили тундры, приполярные страны. Воздушные и морские течения текут и дуют в том направлении, которое указано им наукой и техникой по заданиям победившего класса. Многие грандиозные проекты Циолковского сбылись раньше, чем он предполагал. ‹…›
Многомиллионная армия трудящихся освоила тропики, превратив некогда гиблые места колониального гнета в цветущие культурные свободные земли. Первый удар был нанесен этой армией экваториальным джунглям Африки.
Наступление велось со стороны берега Атлантического океана. Дикая растительность сжигалась, и вместе с нею гибли ее обитатели – гады, хищные звери, насекомые, разносящие эпидемические болезни. На месте пустынь и непроходимых джунглей освободилась огромная “жилплощадь”.
Неприступные горы с их разреженным воздухом покрылись стеклянными сводами и зазеленели садами и огородами, щедро поливаемыми лучами горного солнца. Даже часть неизмеримого пространства океанов была приспособлена для жилья и земледелия “на плотах”…»
В этих строках Беляев фактически описывал план благоустройства планеты, предложенный Циолковским в разных ранних работах, включая «Вне Земли». Получалось, что если принять идеи калужского гения не только в части покорения космических высот, то можно будет построить самую настоящую утопию, причем куда более рационально устроенную, чем предлагали авторы типа Чернышевского.
Хотя к первому изданию «Прыжка в ничто» подробное послесловие написал признанный ленинградский теоретик космонавтики Николай Рынин, роман вызвал противоречивые отклики. Например, очеркист и фантаст Абрам Палей упрекал Беляева за научные неточности. Но наиболее зло высказался Яков Перельман: он раскритиковал идею двигателя на «внутриатомной энергии», которую считал «проблематической для технического использования», и советовал автору поменять его на обычные химические двигатели, работающие на «промышленном топливе», причем сам допустил ошибку в трактовке природы реактивного движения. Тем не менее авторитет Перельмана как специалиста по межпланетным полетам был столь высок, что в редакции «Молодой гвардии», выпустившей роман, возникли сомнения в необходимости его переиздания, несмотря на огромный спрос, которым с определенного времени пользовались новые тексты Беляева.
Казалось, что литературная судьба «Прыжка в ничто» будет плачевной, однако в процесс неожиданно вмешался сам Циолковский. После того, как журнал «Вокруг света» начал публиковать повесть Александра Беляева «Воздушный корабль», популяризирующую проект цельнометаллического дирижабля, 10 декабря 1934 года калужский основоположник направил письмо с похвалой автору и просьбой прислать «его другой фантастический рассказ, посвященный межпланетным скитаниям». 27 декабря Беляев откликнулся следующим посланием:
«Глубокоуважаемый Константин Эдуардович!
Редакция журнала “Вокруг света” передала мне копию Вашего письма по поводу моей повести “Воздушный корабль” в № 10 журнала.
Я очень признателен Вам за Ваш отзыв и внимание.
Экземпляр романа о межпланетных путешествиях “Прыжок в ничто” высылаю заказной бандеролью. В этом романе я сделал попытку, не вдаваясь в самостоятельное фантазирование, изложить современные научные взгляды на возможность межпланетных сообщений, основываясь главным образом на Ваших работах. У меня была даже мысль – посвятить этот роман Вам, но я опасался того, что он “не будет стоить этого”. И я не ошибся, хотя у читателей роман встретил теплый прием. Як. Ис. Перельман дал о нем довольно отрицательный отзыв в № 10 газеты “Литературный Ленинград” (от 28 февр.). Вот конец этой рецензии:
“В итоге никак нельзя признать новый роман Беляева сколько-нибудь ценным обогащением советской научно-фантастической литературы. Родина Циолковского вправе ожидать появления более высококачественных произведений научной фантастики, трактующих проблему межпланетных сообщений”.
Лично я считаю, что статья Перельмана написана далеко не во всем объективно. Но как бы то ни было, после такого отзыва я не решился даже послать Вам экземпляра этого. Но теперь, поскольку Вы сами об этом просите, охотно исполняю Вашу просьбу и посылаю роман на Ваш суд. В настоящее время роман переиздается вторым изданием, и я очень просил бы Вас сообщить Ваши замечания и поправки. И я, и издатель были бы Вам очень благодарны, если бы Вы написали и предисловие ко второму изданию романа (если, конечно, Вы найдете, что роман заслуживает Вашего предисловия).
Искренне уважающий Вас А. Беляев.
И еще одна просьба: если роман найдете не слишком плохим, разрешите мне посвятить его Вам – ведь Ваше имя проходит через весь роман».
Надо сказать, что Циолковский был уже очень стар, и ему было трудно участвовать в редактуре романа и тем более – писать к нему развернутое предисловие. Но Беляев оказался настойчивым, поскольку понимал, что участие авторитетного основоположника в подготовке второго издания защитит текст от любой критики. Между фантастом и калужским ученым завязалась переписка. В конечном итоге Беляев получил и одобрение нового варианта романа, и комплиментарное предисловие к нему:
«Обстоятельный, добросовестный и благоприятный отзыв о романе А. Р. Беляева “Прыжок в ничто” сделан уважаемым проф. Н. А. Рыниным. Этот отзыв в качестве послесловия помещен в настоящем, втором, издании.
Я же могу только подтвердить этот отзыв и прибавить, что из всех известных мне рассказов, оригинальных и переводных, на тему о межпланетных сообщениях роман А. Р. Беляева мне кажется наиболее содержательным и научным. Конечно, возможно лучшее, но однако пока его нет.
Поэтому я сердечно и искренне приветствую появление второго издания, которое, несомненно, будет способствовать распространению в массах интереса к заатмосферным полетам.
Вероятно, их ожидает великое будущее.
Калуга.
Март, 1935 г. К. Циолковский».
Если сравнивать тексты первого издания со вторым, появившимся в 1935 году, то они довольно сильно отличаются друг от друга: Беляев переработал многие главы, добавив новые эпизоды и при этом сократив популяризаторские страницы в пользу большего драматизма. Помимо Циолковского и Рынина в выходных данных можно найти и Перельмана: он значится научным редактором. Таким образом, конфликт интересов был исчерпан, а Беляев заручился поддержкой ведущих советских экспертов в области теоретической космонавтики.
https://fantlab.ru/edition204218
. Но тема уже зацепила Беляева и он выдает толстенную и чрезвычайно увлекательную книгу «Прыжок в ничто» (1933).
Роман писался долго и трудно, но так теоретически должно писаться любое научно-фантастическое произведение, посвященное столь необъятной теме, как космические полеты. При его написании Беляев активно пользовался работами Якова Перельмана, Николая Рынина и Константина Циолковского. Более того, он с ними консультировался, встречаясь в Ленинградском доме инженера и техника, а Циолковского просто боготворил. Подтверждением последнему служит хотя бы очерк «Гражданин Эфирного острова», написанный Беляевым для «Всемирного следопыта» в 1930 году. Он выдержан в таких превосходных тонах, что даже немножко неловко делается за писателя, который и сам был не из последних деятелей эпохи. «Гигант мысли, первоклассный физик, гениальный старик», — так пишет Беляев о Циолковском.
Этот очерк интересен еще и тем, что в нем подробно излагается идея «космического поезда», предложенная Циолковским в книге 1929 года:
«...Под ракетным поездом он подразумевает соединение нескольких одинаковых реактивных приборов, двигающихся сначала по дороге, потом в воздухе, затем в пустоте вне атмосферы, наконец где-нибудь между планетами и солнцами.
Дело представляется так. Несколько ракет — скажем, пять, соединяются, как вагоны поезда, — одна за другой. При отправлении первая головная ракета играет как бы роль паровоза: она, взрывая горючее, везет за собой поезд, набирая все большую и большую скорость. Когда у этого «паровоза» запас горючего начинает истощаться, головная ракета на лету отцепляется от поезда и возвращается на Землю. Вторая ракета становится головною и ведет поезд, пока и она не истощит свой запас горючего. Так происходит с каждой ракетой, кроме последней, предназначенной для межпланетного полета. Когда предпоследняя ракета отчалит и снизится на Землю, у последней уже будет набрана необходимая скорость для полета в межпланетном пространстве. Причем она не истратит на преодоление земной тяжести и на приобретение необходимой скорости ни одного грамма из своего горючего. А свои запасы горючего последняя ракета может расходовать уже на «небе» для необходимого маневрирования или спуска (торможения)».
Важно это описание потому, что именно «ракетный поезд» Циолковского стал неодушевленным персонажем романа «Прыжок в ничто».
Итак, капиталистический мир рушится под ударами Мировой Революции. Хитрые капиталисты задумывают сбежать от неминуемой гибели в космос. Они поручают выдающемуся инженеру Лео Цандеру построить межпланетный ковчег, что тот и проделывает, воспользовавшись их деньгами и проектом Циолковского (об этом прямо сказано в тексте). В итоге в космос отправляется довольно пестрая компания: банкиры, аристократы, философ, епископ, сыщик, их слуги — в качестве пассажиров, Цандер и два законспирированных коммуниста Ганс Фингер и Винклер — в качестве экипажа.
Ракета конструкции Константина Циолковского, 1926 год
Космический ракетный поезд Константина Циолковского, 1929 год
Беляев раскрывает тему постепенно. Сначала «Ковчег» отправляется в свободный полет, его пассажиры осваиваются в невесомости, учатся перемещаться и питаться по-новому. Затем они выходят в открытый космос, чтобы построить оранжерею, которая будет кормить их, пока на оставленной Земле не победит контрреволюция. С помощью атомного двигателя Цандер разгоняет корабль до скорости, равной трети световой, и космические путешественники на некоторое время улетают из Солнечной системы. Но из-за поломки оранжереи приходится вернуться и совершить посадку на Венеру.
Молодой горячий мир принимает их. Здесь Беляев дает волю фантазии, отказавшись от стандартного описания обитателей каменноугольного периода (чем грешили ранние российские фантасты) и заменив их на самых причудливых существ. Человеческая колония быстро деградирует, скатываясь к первобытнообщинному строю, ей не пережить зимы, но тут с Марса (заметьте, с Марса!) приходит сообщение, что коммунизм окончательно победил и первых межпланетчиков ждут на Земле...
Поначалу роман вызвал противоречивые отклики специалистов. Яков Перельман обрушился с критикой на идею двигателя на «внутриатомной энергии», которую он считал «проблематической для технического использования», и советовал автору поменять его на обычные химические двигатели, работающие на «промышленном топливе». Константин Циолковский в одном из писем просил Беляева снять всякое упоминание о «теории относительности» и эффектов замедления времени при достижении околосветовых скоростей, — великий самоучка не понимал работ Эйнштейна, в чем открыто признавался.
Несмотря на все эти замечания, ко второму изданию «Прыжка в ничто» Циолковский написал хвалебное предисловие, в котором дал самую высокую оценку роману Беляева: «Из всех известных мне рассказов, оригинальных и переводных, на тему о межпланетных сообщениях роман А. Р. Беляева мне кажется наиболее содержательным и научным».
После этого в кругах энтузиастов космонавтики Александра Романовича окончательно признали за своего...
https://fantlab.ru/edition21497
В романе «Прыжок в ничто» романтическая фабула космического
путешествия оборачивается гротескной метафорой. О своем бегстве на другие
планеты капиталисты возвышенно говорят, как о спасении «чистых» от
революционного потопа, нарекают ракету ковчегом... А святой отец, отбирая
лимитированный центнер багажа, отодвигает в сторону пищу духовную и
набивает сундук гастрономическими соблазнами. Попытка «чистых» —
финансовых воротил и светских бездельников, церковника и реакционного
философа-романтика — основать на «обетованной» планете библейскую колонию
потерпела позорный крах. Перед нами кучка дикарей, готовых вцепиться друг
другу в глотку из-за горстки бесполезных здесь, на Венере, драгоценных
камней.
В творчестве Беляева нашла продолжение традиция сатирической
фантастики Алексея Толстого и, может быть, Маяковского. Некоторые образы
капиталистов у него близки памфлетам Горького на служителей Желтого
Дьявола. Беляев внес свою лепту в формирование на русской национальной
почве фантастического романа-памфлета. Л. Лагин в романе «Патент АВ» шел
по следам биологической гипотезы, использованной Беляевым в двух романах о
Тонио Престо. Однако в отличие от Лагина для Беляева фантастическая идея
представляла самостоятельную ценность. Он и в сатирическом романе не
удовлетворялся использованием ее в качестве простого трамплина к сюжету. В
некоторых ранних произведениях Беляева условным фантастическим
мотивировкам соответствовал такой же условный, лубочный гротеск в духе
«Месс-Менд» Мариэтты Шагинян и «Треста Д. Е.» Ильи Эренбурга. В зрелом
«Прыжке в ничто» и в романах о Тонио Престо реалистическая гиперболизация
соотнесена уже с научной фантазией.
Наконец, Беляев сделал объектом научно-фантастического исследования
самую природу смешного. Жизнерадостный человек и большой шутник, писатель
в юности был незаурядным комедийным артистом-любителем. Психологическая
правда злоключений Тонио Престо имеет, может быть, и автобиографическое
происхождение. Герой рассказа «Мистер Смех» (1937) Спольдинг, изучающий
перед зеркалом свои гримасы, — это отчасти и сам Беляев, каким он
запечатлен на шутливых фотографиях из семейного альбома, что опубликованы
в восьмом томе его Собрания сочинений.
Спольдинг научно разработал психологию смеха и добился мировой славы,
но в конце концов оказался жертвой своего искусства, «Я анализировал,
машинизировал живой смех. И тем самым я убил его... И я, фабрикант смеха,
сам больше уже никогда в жизни не буду смеяться». Впрочем, дело сложнее:
«Спольдинга убил дух американской машинизации», — заметил врач.
В этом рассказе Беляев выразил уверенность в возможности исследования
эмоциональной жизни человека на самом сложном ее уровне. Размышляя об
«аппарате, при помощи которого можно было бы механически фабриковать
мелодии, ну, хотя бы так, как получается итоговая цифра на арифмометре»,
писатель в какой-то мере предугадал возможности современных электронных
вычислительных машин (известно, что ЭВМ «сочиняют» музыку).
Художественный метод Беляева, чье творчество обычно относили к
облегченной, «детской» литературе, на поверку глубже и сложней. На одном
его полюсе — полусказочный цикл о волшебствах профессора Вагнера, а на
другом — серия романов, повестей, этюдов и очерков, популяризировавших
реальные научные идеи. Может показаться, что в этой второй линии своего
творчества Беляев был предтечей современной «ближней» фантастики. Ее
установка: «на грани возможного», объявленная в 40 — 50-е годы
магистральной и единственной, привела к измельчению научно-фантастической
литературы. Но Беляев, популяризируя реальные тенденции науки и техники,
не прятался за науку признанную.
Он писал Циолковскому, что в романе «Прыжок в ничто» «сделал попытку,
не вдаваясь в самостоятельное фантазирование, изложить современные взгляды
на возможность межпланетных сообщений, основываясь, главным образом, на
Ваших работах»*. Не вдаваясь в самостоятельное фантазирование... Но ведь в
свое время даже такой выдающийся инженер, как академик А. Н. Крылов,
объявлял проекты Циолковского научно несостоятельными.
_______________
* Переписка между А. Р. Беляевым и К. Э. Циолковским впер вые была
опубликована Б. В. Ляпуновым в журнале «Искатель» по материалам,
предоставленным проф. Б. Н. Воробьевым. В нашей статье мы цитируем письма
Беляева к Циолковскому по оригиналам, хранящимся в Архиве АН СССР, фонд
55, опись 4, № 91-а.
По этому поводу Циолковский писал: «...академик Крылов, заимствуя у
О. Эбергарда его статью, доказывает устами этого профессора, что
космические скорости невозможны, потому что количество взрывчатого
вещества будет превышать самый реактивный прибор во множество раз». Стало
быть, ракетоплавание — химера? «Совершенно верно, — продолжал
Циолковский, — если взять для расчета порох. Но получатся обратные выводы,
если порох заменить, например, жидким водородом и кислородом. Порох
понадобился ученому, чтобы опровергнуть всеми признанную истину».
Циолковский на десятилетия опередил свое время, — и не столько
технические возможности, сколько узкие представления о целесообразности, о
необходимости того или иного изобретения для человечества. И вот это
второе, человеческое лицо «всеми признанной истины» писатель-фантаст
Беляев разглядел лучше иных специалистов. Например, цельнометаллический
дирижабль Циолковского — надежный, экономичный, долговечный, — он до сих
пор бороздит воздушный океан лишь в романе Беляева.
Роман «Воздушный корабль» начал печататься в журнале «Вокруг света» в
конце 1934 года. Вскоре редакция получила письмо из Калуги: «Рассказ...
остроумно написан и достаточно научен для фантазии. Позволю себе изъявить
удовольствие тов. Беляеву и почтенной редакции журнала. Прошу тов. Беляева
прислать мне наложенным платежом его другой фантастический рассказ,
посвященный межпланетным скитаниям, который я нигде не мог достать.
Надеюсь и в нем найти хорошее...»
Это был роман «Прыжок в ничто».
«Глубокоуважаемый Константин Эдуардович! — отвечал Беляев. — ...Я
очень признателен Вам за Ваш отзыв и внимание... У меня была даже мысль —
посвятить этот роман Вам, но я опасался, что он «не будет стоить этого». И
я не ошибся: хотя у читателей роман встретил теплый прием, Як<ов>
Ис<идорович> Перельман дал о нем довольно отрицательный отзыв в № 10
газеты «Литературный Ленинград» (от 28 февр.)... Но теперь, поскольку Вы
сами об этом просите, охотно исполняю Вашу просьбу и посылаю роман на Ваш
суд. В настоящее время роман переиздается вторым изданием, и я очень
просил бы Вас сообщить Ваши замечания и поправки... И я, и издательство
были бы Вам очень благодарны, если бы Вы написали и предисловие ко второму
изданию романа (если, конечно, Вы сочтете, что роман заслуживает Вашего
предисловия).
Искренне уважающий Вас А. Беляев» (письмо от 27 декабря 1934 г.).
Упоминаемая Беляевым рецензия Я. Перельмана, известного
популяризатора науки, много способствовавшего распространению идеи
освоения космоса, была необъективной и противоречивой. Перельман то
требовал неукоснительно следовать практически осуществимому, то упрекал
Беляева за популяризацию давно известного, то отвергал как раз новое и
оригинальное.
Перельман, по-видимому, был недоволен тем, что в «Прыжке» не нашла
отражения только что открытая Циолковским возможность достигнуть
космических скоростей на обычном промышленном топливе. До того Циолковский
(как видно из его возражений академику Крылову) возлагал надежду на очень
опасную и дорогую пару — жидкие водород и кислород. Циолковский
опубликовал свое открытие в газете «Техника» в мае 1935 года. Естественно,
что в романе, вышедшем из печати в 1933 году, эта новая идея Циолковского
никак не могла быть учтена.
Главное, однако, не в этом, а в том, что Перельман подошел к
фантастическому произведению с точки зрения своей, чисто популяризаторской
задачи, в которую научная фантастика, конечно же, не укладывается. И здесь
он тоже не был последователен. Перельман противопоставлял «Прыжку в ничто»
роман О. В. Гайля «Лунный перелет» как образец научной популяризации.
Между тем немецкий автор основывался на работах своего соотечественника
Г. Оберта, которые вовсе не были последним словом науки. Вот отрывки из
письма Циолковского Перельману от 17 июня 1924 года:
«Глубокоуважаемый Яков Исидорович, пишу Вам главным образом затем,
чтобы высказаться немного относительно работ Оберта и Годдарда
(американский пионер ракетной техники. — А. Б.)... Во-первых, многие
важные вопросы о ракете даже не затронуты теоретически. Чертеж же Оберта
годится только для иллюстрации фантастических рассказов...» То есть скорей
Оберт должен был иллюстрировать Гайля, а не наоборот. Циолковский
перечисляет многочисленные заимствования Оберта из его работ. Стало быть,
Гайль брал даже не из вторых, а из третьих рук и, во всяком случае, не мог
служить для Беляева примером. Беляев был основательно знаком с трудами
Циолковского. Еще в 1930 году он посвятил ему очерк «Гражданин эфирного
острова».
Предисловие Циолковского ко второму изданию «Прыжка в ничто»
(читатель найдет его на стр. 319 этой книги) по всем пунктам
противоположно рецензии Перельмана. Знаменитый ученый писал, что роман
Беляева представляется «наиболее содержательным и научным» из всех
известных ему тогда произведений о космических путешествиях. В письме к
Беляеву Циолковский добавлял (цитируем сохранившийся в архиве набросок
письма): «Что касается до посвящения его мне, то я считаю это Ваш<ей>
любезностью и честью для себя».
Поддержка окрылила Беляева. «Ваш теплый отзыв о моем романе, —
отвечал он, — придает мне силы в нелегкой борьбе за создание
научно-фантастических произведений». Циолковский консультировал второе
издание «Прыжка в ничто», входил в детали. «Я уже исправил текст согласно
Вашим замечаниям, — сообщал Беляев в другом письме. — Во втором издании
редакция только несколько облегчает «научную нагрузку» — снимает «Дневник
Ганса» и кое-какие длинноты в тексте, которые, по мнению читателей,
несколько тяжелы для беллетристического произведения.
«Расширил и третью часть романа — на Венере, — введя несколько
занимательных приключений, с целью сделать роман более интересным для
широкого читателя».
«При исправлении по Вашим замечаниям я сделал только одно маленькое
отступление: Вы пишете: «Скорость туманностей около 10 000 километров в
сек.», — это я внес в текст, но дальше пишу, что есть туманности и с
большими скоростями...»
Отступление, впрочем, было не только в этом. Беляев отклонил совет
Циолковского снять упоминание о теории относительности и вытекающем из нее
парадоксе времени (когда время в ракете, несущейся со скоростью, близкой к
скорости света, замедляется по отношению к земному).
Популяризируя, Беляев не исключал спорного и выдвигал свои, не
заимствованные у Циолковского фантастические идеи. Перельман, например,
осуждал Беляева за то, что в «Прыжке в ничто» ракету разгоняют до
субсветовой скорости при помощи чересчур «проблематической для
технического пользования» внутриатомной энергии. Но Беляев смотрел в
будущее: без столь мощной энергетической установки, как атомный двигатель,
невозможны дальние космические полеты. Современная наука настойчиво ищет в
этом направлении. Беляев оптимистичнее Циолковского оценил сроки выхода
человека в космос. Как он и предсказывал, первые космические полеты были
осуществлены младшими современниками Циолковского. Сам же ученый, до того
как он нашел возможность обойтись без водородо-кислородного горючего,
отодвигал это событие на несколько столетий. В эпизодах на Венере мы
найдем не только приключения, но и довольно логичный — по тем временам —
взгляд на формы внеземной жизни. «Кроты», своим горячим телом
проплавляющие ходы в снеговой толще, шестирукие обезьянолюди в
многоэтажных венерианских лесах и прочие диковинки — все это не буйная
неуправляемая фантазия, а образы, навеянные научными представлениями того
времени. Беляев знал, что Венера — более горячая планета, чем Земля, что
природно-температурные контрасты на ней более резки, и, если в таких
условиях вообще возможна жизнь, она необходимо должна была выработать
более активные приспособительные признаки. Не обязательно, конечно, шесть
рук, но это ведь, так сказать, биологически реализованная метафора.
Беляева интересовали не только космические проекты Циолковского.
Сожалея об утерянных при перевозке книгах, он писал: «Среди этих книг были
между прочим о «переделке Земли», заселении экваториальных стран и проч. С
этими Вашими идеями широкая публика менее знакома, мне хотелось бы
популяризировать и эти идеи».