(Сказочники и сказки / Сост. Б. Сабыр уулу)
ISBN 978-9967-421-50-9
стр. 164-172
Рассказчик — Курбан Кайназар уулу из местечка Кара-Суу Аксыйского района Джалал-Абадской области Киргизской Республики.
Улукман
Абу Али Сино отучился в Кумбез Даваре три года, волосы его заслонили ему лицо, усы покрыли всю губу, стал он по белу свету распространять свою врачебную науку, собрал много джигитов, стал их обучать. Помимо прочего учил он, что есть на свете двухголовая змея, если отрезать две ее головы, сварить их, а потом выпить бульон, то станут такому человеку все травы на свете сами сообщать от какой болезни они могут вылечить. Услышав об этом, два джигита, которых звали Аблетун и Аластун, вызвались:
— Будем мы искать эту змею.
Предупредил их Абу Али Сино:
— Найти эту змею будет очень трудно, не мучайтесь, только время свое зря потратите.
Но джигиты не послушались, отправились по скалам и осыпям на поиски. Каждую весну на протяжении двадцати одного года вели они поиски. На двадцать первый год попался им один алачык. Решили они зайти в этот алачык и попить чаю. Когда они приблизились к алачыку, то наткнулись на ту самую змею, которую искали. Навалились они на змею, убили ее, отрезали обе ее головы. Пришли они к алачыку, а там сидит одна старуха:
— Матушка, налей в свой казан воды для нас, хотим мы попить чаю.
Встала старуха с места, ополоснула казан и налила в него воды.
— Занимайтесь своими делами, сами мы вскипятим чай и напьемся, — сказали ей джигиты.
Положили они в казан змеиные головы. Вот подкидывали они дрова в огонь под казаном, да и заснули. В это время пришел семилетний сын старухи, пасший в степи коз. Увидел он двух спящих людей у казана. Сам казан закрыт крышкой, но что-то в нем булькает и кипит. Поднял мальчик крышку казана, но ничего не увидел. Взял он половник, зачерпнул кипящего варева и отпил один глоток. Закрыл он потом крышку и ушел.
После проснулись спящие джигиты, вскочили, взяли ложки, отхлебнули бульона, затем вытащили из казана змеиные головы, остудили их, завернули в тряпицу и забрали с собой.
Вот добрались они до родных краев. Прошло четыре-пять месяцев, но ничего с ними не происходит, нет никаких признаков. Собрались они, пришли к Абу Али Сино и показали ему змеиные головы. Сказал он:
— Это именно та самая змея, о которой я говорил. Увенчались ваши старания наконец-то успехом.
Стали они упрекать его:
— Сварили мы головы там же, где и нашли змею. Прошло четыре-пять месяцев, но ничего не изменилось в нас, нет никаких признаков. Сообщили вы нам бесполезные сведения, из-за вас потеряли мы впустую двадцать один год, столько трудов зря.
Остановил их Абу Али Сино:
— Нет, нет, не может быть такого, обязательно бы обрел чудесную способность тот, кто отпил бы бульона. Потерпите еще пять месяцев. Если и тогда не проявятся знаки, можете считать меня шарлатаном.
Прошло семь месяцев. Стали в народе говорить:
— Есть у старухи из такой-то местности единственный сын, достаточно больному дать ту траву, которую сорвет этот мальчик, выздоровеет этот больной. Говорят, что все больные, кто к нему пришел, уходят от него своими ногами.
Вызвал к себе Абу Али Сино тех двоих:
— Слышали, все больные, обратившиеся к семилетнему сыну одной старухи, излечиваются, уходят от него своими ногами. Это вы дали ему того бульона, а еще меня упрекали...
Призадумались они, услышав это, признали свою вину: "Когда варили мы головы в казане, сморил нас сон, видно, выпил тогда бульон этот мальчик".
Спросили они у Абу Али Сино:
— Неужели, так и останемся мы ни с чем, потратив зря двадцать один год. А ну говорите, как мы можем расквитаться с этим мальчиком?
Сказал свое последнее слово Абу Али Сино:
— Если убьете этого мальчика, а затем сумеете извлечь его печень, не касаясь ее ножом, сварите эту печень и выпейте бульон. Только тогда перейдет на вас чудесная способность.
Стали два джигита советоваться:
— Неужели останемся ни с чем после стольких лет поисков? Неужели не одолеем семилетнего мальчика? Убьем его, вынем печень, сварим ее и выпьем бульон.
Решив так, отправились они убивать мальчика.
Приблизившись к дому старухи, присели они отдохнуть. Задумался Аластун: "Потратили мы на поиски двадцать один год, надо же было такому случиться, что нашли мы то, что искали, именно здесь, у алачыка этой старухи. Эх, надо было нам сварить змеиные головы прямо тут в поле, в кумгане. Смотри-ка, собственными руками положили мы змеиные головы в старухин казан. Как же теперь нам быть? Не проспим ли опять? А вдруг кто-нибудь увидит, как мы убиваем мальчика? А вдруг нож заденет печень мальчика? Неужели снова все впустую? И какой ответ мы потом дадим на Страшном Суде?". Долго просидел Аластун в раздумьях, уставившись в землю. Заметил это, сидевший рядом, Аблетун, спросил его:
— О чем это ты задумался?
— Вот о чем... — поведал ему все свои сомнения Аластун и добавил, — вдруг кто-то увидит, как мы убиваем мальчика, вдруг попадемся мы и нас схватят люди, или нож заденет печень мальчика... С самого начала, видно, не судьба была нам овладеть этой волшебной способностью. Вот пришла мне в голову мысль, что опять не повезет нам, не дают мне покоя эти мысли. Хочу я отказаться от этой плохой затеи.
— Правда твоя, если дело не заладилось с самого начала, то и конец у этого дела будет неудачным. Согласен я с твоими рассуждениями. Ну и что теперь, дружище, будем делать? — сказал Аблетун.
— Думаю я так: отправимся к старухе и ее сыну, расскажем им обо всем, ничего не скрывая, ни хорошее, ни плохое. Если выслушают они нас, надо попросить дать нам какое-нибудь занятие у них.
Встали они и пошли в дом к старухе и ее сыну. Пришли, смотрят, у дверей лежать пять-шесть больных. Обходит их мальчик, наклоняется и передает каждому какое-нибудь лекарство. Берут больные у него лекарство, выпивают его и исцеляются на глазах, встают и уходят на собственных ногах.
Зашли они вдвоем к старухе:
— Как зовут вашего сына?
— Улукман, — ответила старуха.
— Улукман! — позвал Аблетун.
Услышав, что его зовут, Улукман вошел к ним.
— Садись, братец, — сказал Аластун.
Улукман сел рядом с матерью. Аластун рассказал им все, что с ними случилось.
— Двадцать один год искали мы это средство и собственноручно опустили его в твой казан. А в этот свой приезд, собирались мы убить Улукмана и извлечь его печень. От страха перед людьми решили мы не идти на такое злодейство. Пусть Улукман сидит в доме и отдает распоряжения, а мы будем лечить пришедших больных.
Как услышала старуха эти слова, вскочила, стала благодарить приезжих. Таким образом много лет они служили Улукману, в знании и умении превзошли даже его самого.
Однажды, когда Улукман был дома, явились два человека в красных шароварах с мечами на поясах.
— Кто тут Улукман? — спросили они.
— Сидит в доме, — ответил Аблетун.
Пришедшие зашли в дом, Аблетун зашел вслед за ними.
Сев рядом с Улукманом, два человека завели такой разговор:
— Прибыли мы из такой-то страны. Наш правитель семнадцать лет оставался бездетным. Наконец родила в этом году его жена девочку. Не осталось лекарей, которым не показывали эту девочку, не осталось мулл, которые не читали молитв над ней. Дошла до наших краев слава о вас, отправил хан нас к вам.
Прежде Улукмана ответил им Аблетун, подняв голову:
— Не может этот человек пойти с вами. Потому как каждый день приходит множество больных, никак ему не освободится. Возвращайтесь к своему хану, передайте ему, если согласится, то пусть на всем пути от нас к вам расставят деревянные столбы и по ним протянут железную проволоку. Когда закончат установку, пусть ханская дочь прикоснется к тому концу проволоки, а Улукман здесь возьмет в руки этот конец проволоки и сразу скажет, что у нее за болезнь.
Выслушали пришедшие слова Аблетуна:
— Хорошо, передадим, — и пустились в обратный путь.
Передали они сказанное хану. Отчаявшийся хан велел своему народу устанавливать столбы. Не прошло и месяца, как протянули проволоку и завели один ее конец в дом Улукмана.
— Пусть один из вас останется здесь, а второй отправляется к хану. В определенный день, в столько-то часов и столько-то минут пусть девочку доставят к тому концу проволоки и дадут его ей в руки, — сказали гонцам хана.
— Есть! — сказали они, тут же один отправился в путь, второй остался. В назначенное время Улукман взял в руки свой конец проволоки. Человек, пришедший оттуда, сидел рядом и смотрел на него. Улукман покосился на него и спросил:
— Разве дочь твоего хана — коза?
— Нет, нет, человек она, — ответил тот.
Отпустил Улукман проволоку. Спустя время снова он взял ее в руки и опять спросил у того человека:
— Дочь хана — медведица?
— Нет, человек, — ответил тот.
Немного погодя, Улукман снова взял в руки проволоку, подержал и выпустил:
— Взяла наконец проволоку дочь твоего хана. Болезнь, которая не дает ей расти, излечима, не успела она сильно ее затронуть.
Протянул он этому человеку три склянки, завернутые в тряпицу.
— Вот это густое средство намажьте на все тело девочки, не пропустив ничего. Через час водой из этой склянки облейте девочку с головы до пят. С помощью этих трех лекарств девочка обретет состояние семнадцатилетней.
Аблетун перехватил лекарства из рук Улукмана и воскликнул:
— Ай, Улукман, не задумываешься ты ни о чем. Вдруг они ошибутся, смешают лекарства, не подействуют они, не вылечится девочка, разгневается хан, да подошлет к нам двух человек, чтобы убить нас? Лучше дай мне эти средства, я их применю собственноручно, вылечится она или нет, но надо мне самому во всем удостовериться.
— И то правда. Густым средством намажь девочку, через час вымой ее этим красным средством, чтобы не осталось ни следа на ее лице. Потом обмой ее водой из этой склянки, — согласился Улукман и вручил склянки Аблетуну.
Вышел Аблетун наружу, спросил у человека, которого прислал хан:
— Куда ведет эта проволока?
— Конец этой проволоки находится прямо в ханской ставке.
Взял Аблетун в руки топор, у лежащей на земле ивы отрубил кусок в две сажени и привязал к ногам. В руки взял он жердь длиной около трех саженей. Взобрался он затем на натянутую проволоку и помчался по ней через все поддерживающие столбы. Бежал он по проволоке, бежал, добрался до ханской ставки и спустился на землю. Смотрит, сидит хан на золотом троне. Вокруг него полно людей. Повернулся Аблетун, сел на землю, отвязал деревяшки, привязанные к ногам, бросил их на землю и снова встал на ноги.
— Кто тут хан, который показывал дочь целителю? — спросил он.
— Я! — воскликнул хан и вскочил с трона, — Сюда пожалуйте!
Подошел он к хану, протянул ему руку, поздоровался. Спросил Аблетун:
— Есть при вас нож?
— Есть!
— Вытаскивайте.
Взял хан нож в руки. Аблетун ему:
— Срежьте с той ивы четыре прута в сажень длиной.
Принес хан срезанные прутья. Заострил Аблетун концы прутьев, воткнул их землю, сделав круг. Глядя на хана, произнес Аблетун:
— Снимите ваш камзол.
Снял хан свой камзол. Аблетун сказал:
— Наклоните эти прутья и накиньте на них ваш камзол.
Набросил хан свой камзол на прутья. Выпрямились прутья, держат шатром камзол. Через малое время наклонился Аблетун и заглянул в камзол, повернулся к хану и говорит:
— Подайте мне этот спелый анделек.
Наклонился хан, тянет руку, а рука не достает. Присел хан и снова тянет руку, но не может достать. Наконец забрался хан в наброшенный свой камзол с головой. Как только хан с головой ушел в свой камзол, почувствовал вдруг он себя голой женщиной. Оглянулась женщина, бывшая прежде ханом, смотрит — показалась вблизи вереница людей, ведущих в поводу лошадей и верблюдов. Увидев их, женщина голышом добежала до какой-то ямы и спряталась в ней. Когда она бежала, увидели ее идущие люди. Был среди них один аксакал, приказал он одному джигиту:
— Кажется, там женщина пробежала и спряталась в той яме, иди, посмотри, так ли это.
Прискакал этот джигит, смотрит — в яме лежит голая женщина, волосы которой достают до колен. Не смог он ее рассмотреть в лицо, поскакал обратно и сообщил:
— Лежит в яме ничком, свернувшись в клубок, какая-то женщина с волосами до колен. Не смог я заглянуть ей в лицо, увидел только со стороны.
Снова приказал аксакал:
— Эта женщина, видно, в чем-то провинилась перед мужем. Сорвал тот с нее всю одежду, да и выгнал в чистое поле. Дайте кто-нибудь штаны, кто-нибудь рубашку, кто-нибудь платок. Ты, поезжай к ней снова, пусть оденется.
Джигит, приблизившись к яме, швырнул в нее эти три предмета одежды со словами:
— Эй, женщина, надевай эти вещи! — а сам отвернулся.
Оделась женщина, встала во весь рост.
— Веди ее сюда! — крикнул аксакал.
Стал аксакал расспрашивать женщину, она в ответ ни слова. Посмотрел аксакал на спутников:
— Все, похоже, так и было, как я сказал прежде. Чего уж с этой бесстыдницей разговаривать? Привяжите ее к верблюду волосяным арканом за шею, если не будет идти, пусть верблюд удавит ее.
Привязали женщину к верблюду. Вот ехали они, ехали и добрались до какого-то села. Высыпали жители села к каравану, спрашивают, что это за женщина. Аксакал им и говорит:
— Что спрашивать про эту бесстыжую, видно же, что это женщина, которая сильно провинилась перед кем-то и теперь в бегах.
Позвали сельчане одного человека, у которого недавно умерла жена, говорит ему аксакал:
— Вот нашел я тебе жену, отвяжи ее от верблюда, отведи к мулле, пусть он вас сочетает браком.
Отвязал этот человек женщину от верблюда, отвел к себе домой. Позвали муллу, приготовили поднос плова, устроили бракосочетание. С этого момента провела она женой этого человека десять лет. За эти десять лет родила она ему двух сыновей. Однажды был очень жаркий день. Пошла женщина с двумя ведрами к большой реке за водой. Поставила она ведра на землю, осмотрелась по сторонам, нет вокруг ни души. Разделась женщина, решила разок искупаться, села на берегу. Садясь, поскользнулась она на зеленой траве, упала в воду. Понесло ее сильным течением. То скрываясь под водой, то выплывая на поверхность, оказалась она прямо в середине бурного потока. Вот несло ее так течением, как увидела она, что ветка одной березы, что росла на берегу, опустилась к самой воде. Схватилась она за эту ветку. Из-за сильного течения начала ветка обламываться. Когда ветка уже наполовину сломалась, вдруг из леса на берег вышел Аблетун. Хан, увидев Аблетуна, разрыдался, стал умолять его:
— Что я тебе сделал плохого? Отчего вы меня выставили посмешищем перед всеми?
Говорит Аблетун:
— Что же ты не знаешь своей вины? Когда мой наставник Улукман брался за проволоку, насмехался ты над ним, подставляя с того конца проволоки то козленка, то медведицу. За эти твои насмешки я и обрек тебя на все, что с тобой случилось за это время.
Заливается слезами хан-женщина:
— Не знаю я ни про козленка, ни про медведицу.
— Если не знаешь, то накажешь ли того, кто устроил эти шутки?
— Накажу, — поклялся хан страшной клятвой. Схватил Аблетун женщину за волосы и вытащил из воды. Как только вышла женщина на сушу, открыла глаза — стоит наклонившись, засунув голову в собственный камзол, не может достать рукой до анделека. Обливаясь потом, не устояв на дрожащих ногах, хан оперся обеими руками о землю и выпрямился. Многочисленный народ, стоявший вокруг, потрясенно замолчал.
— Где твои жена и дочь? — спросил Аблетун.
Принес хан свою дочь. Когда он, с девочкой на руках, приблизился к Аблетуну, тот велел вторично:
— Доставай анделек.
Хан, помня обо всем, что с ним произошло, замотал головой, отказываясь.
— Бери, бери, ничего с тобой не случится! — повысил голос Аблетун.
Хан наклонился — в этот раз он достал рукой до анделека. Вытащил он анделек и отдал его Аблетуну. Аблетун взял в руки нож, срезал макушку анделека и передал ее жене хана:
— Прикрепи это напротив сердца.
Отрезал Аблетун от анделека один ломоть и передал его дочери хана. Девочка открыла рот, прикоснулась губами к анделеку и бросила ломоть на землю. Отрезал Аблетун еще три ломтя и дал девочке три раза отведать. Все три куска потом бросил он на землю.
— Доставай анделек! — снова велел Аблетун хану.
Хан достал еще один анделек. Опять Аблетун отрезал от него три ломтя и дал их девочке.
И третий анделек хан тоже достал по велению Аблетуна. Этот анделек он разрезал пополам, взял в руки половинки, сложил затем свой нож, убрал его и отдал одну половинку ханской жене. Вторую половинку он возложил на голову девочке, сняв с нее платок. Затем он велел жене хана:
— Эту половинку прижми к заду девочки!
Сок с половинки, что была на голове девочки, потек по ее лицу. Через некоторое время он посмотрел на жену хана и приказал:
— Брось девочку на землю!
Наклонилась женщина, собралась положить девочку на землю.
— Не наклоняйся, бросай как стоишь!
Стала женщина возражать:
— Если отпущу ее, не наклоняясь, расшибется и умрет она!
Разозлился Аблетун, схватил женщину за руки, которыми она удерживала девочку. Крепко взялся он за ее руки и развел их в стороны. Закричала женщина изо всех сил, выскользнула девочка, как только коснулись земли ее ноги, растянулась она как шелк, стала с мать ростом. Повернулся Аблетун к хану:
— Мой хан, исполни то, что обещал мне.
Жена хана повела дочь домой.
— Мой хан, пришла ли девочка в надлежащее состояние? — спросил хана Аблетун. Обнял хан Аблетуна, расцеловал его в обе щеки.
— Ну-ка, хан, выполняй обещанное! — сказал Аблетун.
Повернулся хан к людям, спросил:
— Кто вчера стоял у конца проволоки?
Назвали ему двух человек. Велел он позвать их.
— Это ты вчера стоял у конца проволоки? — спросил у одного хан.
— Я, — признался тот.
— Зачем ты прикладывал к проволоке козленка?
— Сидел я у проволоки, ваша жена еще не подошла, как вдруг прискакал откуда-то козленок. Поймал я его, приложил к проволоке его копытце. Это правда. Потом пришел к проволоке один старик, который вел медведя. Я медведю знаками показал — подержи-ка эту проволоку, взял медведь проволоку лапой точь-в-точь как человек.
— Ну что, не виноват оказался я? — спросил хан и почтительно поклонился Аблетуну.
Сказал Аблетун, глядя на хана:
— Столько хлопот мы вам доставили, велев установить столбы и натянуть проволоку. Радуйтесь теперь, дочь ваша стала семнадцатилетней, как и должна была быть.
Пожал Аблетун руку хану, тот почтительно прижал руки к груди и пригласил его:
— Давайте теперь сядем, примите наше угощение.
— Ладно, только привяжу я эти деревяшки к ногам, покажу вам одну потеху, потом сядем и отведаю я вашего угощения, — сказав так, Аблетун привязал к ногам куски дерева, взял в руки жердь, вскочил на проволоку, воскликнул:
— Прощай, мой хан, будь здоров, — и скрылся из глаз.
Пробегая по проволоке, Аблетун бросил склянки, которые дал ему Улукман, на одну каменистую осыпь. Упали склянки на камни, разбились вдребезги.
Явился Аблетун к Улукману. Поприветствовал он Улукмана и, склонившись ниц, произнес:
— То, что вы велели мазать, намазал, тем, чем велели вы обмыть, обмыл. И третьим средством тоже обмыл, не прошло и часа, как девочка стала семнадцатилетней девушкой, как и должна была быть. Ни в речах ее, ни в лице, ни в теле, не осталось и следа от прежнего.
Воздел Аблетун ладони и попросил Улукмана:
— Ну-ка, наставник, за службу, которую я сослужил, дайте мне ваше благословение.
Улукман тоже воздел ладони и дал Аблетуну благословение:
— Аблетун, пусть до самого Страшного Суда не сотрется в веках твое имя!
Свалила одного джигита тяжелая болезнь, два года пролежал он в постели. Как-то один пришедший человек сказал ему:
— Говорят, что появился один лекарь по имени Улукман, якобы, нет такого больного, который бы придя к нему, не вылечился, сходил бы ты к нему.
— Не могу я ходить, не могу на коня сесть, как я к нему пойду.
Тут вмешалась его жена:
— А если я навьючу на верблюда с одной стороны тебя, а с другой еще что-нибудь, чтобы уравновесить?
Сплела женщина из прутьев длинные носилки, подвесила их с одной стороны верблюда, на другой стороне подвесила своего мужа, взяла в руки повод и повела верблюда к Улукману. Два раза переночевали они в пути, на третий день добрались до Улукмана. Обратилась женщина к людям, которые ждали снаружи приема лекаря:
— Помогите спустить его и перенести к Улукману.
Подошли два человека, сказали:
— Эх, бедолага, — и занесли больного джигита к Улукману.
Подержал Улукман запястье джигита, считая пульс, сказал:
— Сегодня останьтесь здесь.
Заночевали они в тот день. Утром Улукман подошел к больному и говорит:
— Братец мой, не могу, оказывается, я вылечить твою болезнь. Возвращайся домой.
Заплакала жена, позвала опять двух людей на помощь, подняла мужа на плетеные носилки, взяла верблюда в поводу и отправилась обратно.
Когда вернулись они домой, муж сказал жене:
— Байбиче, поставь для меня в стороне алачык. Хожу я под себя, не хочу чтобы дети это видели, буду лежать отдельно.
Согласилась жена, поставила в указанном месте алачык, перетащила мужа туда на войлоке, сделала в алачыке удобную постель и уложила туда мужа.
Прошло несколько дней, как-то жена принесла чашку с чем-то и поставила около алачыка. Не может муж поднять голову повыше, не видно ему, что в миске. Вдруг появилась около чашки змея, не похожая на змей, виденных джигитом прежде, засунула в чашку голову и стала пить то, что было в чашке. Раздулась змея, разнесло ее от выпитого. Через некоторое время подняла змея голову, посмотрела по сторонам, наклонилась, выблевала все выпитое обратно в чашку и уползла прочь. Подумал больной джигит: "Что бы там в чашке не было, выпила это все змея, и выблевала вместе со своим ядом обратно. Чем так лежать, лучше мне умереть. Выпью-ка я содержимое чашки, авось быстро помру". Решил он так, попытался дотянуться до чашки, но не смог сдвинуться с места. Оглянулся он по сторонам, видит, что через жерди алачыка растет камыш, высотой с человека. Кое-как достал он ножом до одного стебля камыша, срезал его, дотянулся камышом до чашки и стал сосать жидкость из чашки через полый стебель. Напился он, бросил камыш на землю, подумал: "Если помру, увидят, когда придут", завернулся в одеяло и уснул.
Долго он спал, проснулся весь мокрый от пота. Открылся у него тут сильный аппетит, захотелось ему есть. Крикнул он жене:
— Дай мне что-нибудь поесть.
Принесла ему жена еды. С этого дня стал он есть наравне со всеми, а через небольшое время стал уже вставать, пошел на поправку.
Как-то сидел он дома и задумался: "Надеялись мы на помощь Улукмана, а он прогнал меня, не сумев найти лекарство от моей болезни. А я, лежа дома, вылечился. Обманщик он, а не лекарь. Пойду я к нему и разоблачу его". Сел он на коня и отправился к Улукману. На верблюде они ехали три дня, а верхом он добрался за день. Спешился он и обратился к Улукману:
— Ай, Улукман, узнаешь меня?
— Да, узнаю.
— Когда привезли меня к тебе навьюченным на верблюда, прогнал ты меня обратно, сказав, что болезнь мою не вылечить. Вернулся я к себе, полежал, завернувшись с головой, вот, вылечился. Обманщик ты, оказывается, а не целитель!
Поднял Улукман голову и ответил джигиту:
— Все сказанное тобой — правда. Слишком сложным было лечение от твоей болезни. Всю ночь я размышлял, решил, что не смогу я все это проделать.
— И какое же было это лечение?
— Во-первых, нужно было найти для тебя молоко верблюдицы, не рожавшей прежде семь лет, во-вторых нужен был яд одной особенной змеи. Нужно было найти эту змею, дать ей выпить молоко этой верблюдицы, затем нужно было, чтобы змея выпитое молоко выблевала обратно, чтобы ты это выпил. Не сумел бы я все это проделать.
Услышал джигит эти слова, вспомнил все, что тогда с ним случилось, поразился он искусству Улукмана, вернулся домой и спросил у жены:
— Помнишь, жена, тот день, когда я весь облился потом? Что было в чашке, которую ты поставила тогда у алачыка?
Рассказала ему жена:
— В тот день стояла я у дороги, а мимо проходили два-три человека, ведущие большой караван верблюдов. Один из них, аксакал, обратился ко мне: "Доченька, видишь эту верблюдицу? Уже два-три дня она не доена, болит у нее вымя. Подои ее, доченька". Подоила я верблюдицу, а надоенное молоко в чашке не стала нести домой, поставила у твоего алачыка.
Поразился исцеленный, подумал, что не зря говорят киргизы: "от болезни, которой не суждено одолеть человека, лекарство само найдется".
Некоторые непереведенные слова
алачык — вид жилья, представляет собой неполную сборку юрты, которая ставилась или неимущими, или находящимися, скажем, в боевом походе, либо как быстрый и временный вариант переночевать на одном месте; было два вида алачыка, первый — "сайма алачык", то есть буквально "втыкаемый алачык", когда устанавливалась только верхняя куполообразная часть юрты, состоящая из кольца верхней отдушины юрты тюндюк и стыкуемых с ним изогнутых жердей уук, которые втыкались в землю, затем все накрывалось войлочными полотнищами, вместо двери просто откидывали угол одного из войлочных полотнищ, в таком варианте можно было разводить внутри огонь; второй — "ит арка", буквально "собачья спина", в этом варианте решетчатые плоскости кереге, образующие нижнюю цилиндрическую часть юрты, составлялись друг с другом в два ската, затем все накрывалось войлочными полотнищами юрты, получался своеобразный шалаш, в таком варианте разводить огонь внутри уже не было возможности.
казан — котёл в форме половинки правильной сферы, благодаря этому прочен, универсален и удобен при перевозке.
кумган — узкогорлый сосуд, кувшин для воды с носиком, ручкой и крышкой, обычно металлический; в кочевом быту часто служил чайником, в котором можно было в полевых условиях быстро вскипятить воду для чая или еще для чего-нибудь, поставив кумган прямо на угли костра.
анделек — сорт круглой, скороспелой дыни очень маленького размера, величиной с большое яблоко.
байбиче — старшая жена (при наличии другой жены или других жён); хозяйка в доме, жена; часто ласковое обращение мужа к жене.