Матфей Змеесос 22 августа, дата по старому стилю 9 августа. С днем Матфея связывали поверье: в это время к коровьему вымени прицепляются змеи и высасывают молоко, поэтому скотину не выпускали на пастбище и блюли все связанные с ней обычаи, например, старались доить корову в одиночестве, чтобы лишний глаз не испортил буренку.
Хорошие новости. После долгого перерыва издательство «Пальмира» переиздает роман Егора Радова «Змеесос», один из самых мощных текстов русского концептуализма. Радов незаслуженно забыт, но мы помним его книги, переполненные ощущением свободы и тихим вселенским бунтом.
Бытует интересная теория, что вся современная литература пишется не писателями как таковыми, а неисчислимыми ордами так называемых «литературных негров» – журналистами, филологами, критиками, да кем угодно. Есть вполне конкретные случаи, когда даже, казалось бы, «зарубежные» авторы оказывались нашими подёнщиками – некоторые выпуски книжной новеллизации сериала The X-Files, к примеру, писали наши люди, на великом и могучем. В чём слабое место этой якобы конспирологической теории? В том что она слишком очевидна, везде и всегда объясняя это некими литературными неграми.
Заговор в этой литературной системе совсем не в «неграх», а в, просится слово «призраках», но Википедия делает литературных «негров» и «призраков» синонимами, поэтому для противопоставления «неграм» воспользуемся другим скромным термином – в «литературных богах». Есть давняя теория, что все великие внезапно скончавшиеся в расцвете лет музыканты, в том числе и участники печально известного «Клуба 27», вовсе не умерли, а в тиши и покое продолжают творить, сочинять музыку где-то на тропических островах.
Егор Радов умер в возрасте сорока шести лет пятого февраля 2009 года в Кандолине, штат Гоа, Индия. Но его незримое присутствие чётко ощущается в русскоязычной литературе и по сей день. Каждая мало-мальски значимая новинка от известного, неизвестного ли автора пропитана духом его отрешённой и всеобъемлющей прозы. А Егор Георгиевич сейчас сидит где-нибудь на индийском пляже или на террасе тибетского монастыря с другими, такими же как он, литературными богами и посмеивается над нами, а мы пыжимся и стараемся отличить новый роман Глуховского от нового романа Лукьяненко, поминая всуе Пелевина с Акуниным. А это на самом деле всё они, отшельники, маленькая группа богов, сидят в своём секретном бункере, пишут книги и через длинную цепочку посредников доносят их до «авторов» и «сочинителей», которые на самом деле не могут не то что рассказ написать, а «попа» и «жопа» срифмовать. Видимо, эта схема так принципиально и задумана.
Кажется, там, в Гималаях, Егор Радов очень дружен с Велимиром Хлебниковым. «Змеесос» (помимо своей основной идеи, что творцы не могут умереть никогда и ни при каких обстоятельствах, что они постоянно, до оскомины, перерождаются вновь и вновь, и что сама структура вселенной не позволяет творцам сходить с дистанции и заставляет их творить ещё и снова и больше) структурно построен как многие стихотворения Председателя земного шара (так себя называл Хлебников, если кто не знает, и это написано на его надгробии). Так уж сошлось, что во время чтения «Змеесоса» мы слушали только что вышедшее переиздание альбома АукцЫона «Жилец вершин» – пластинки 1995 года, записанной группой с Алексеем Хвостенко как раз на стихи Хлебникова. Второй, бонусный диск нового издания называется «Камлания». Музыка на нём будто специально записана для романа. А вот что говорит гитарист Леонид Фёдоров про стихи Хлебникова в интервью Андрею Бурлаке из буклета альбома:
«…многие считают, мол Хлебников – поэт для поэтов, а это же всё бред собачий. Человек просто оттягивался, веселился, он и на самом деле кайфовый мужик, и все его «Гоум. Оум. Уум. Паум» — это же весёлый текст на самом деле! И помимо того, что он просто был гениальным поэтом, он же ещё не просто так писал, он же брал значения всех этих слов из древнерусского языка, настоящие слова, на них говорили когда-то. И когда я это просёк, я понял, что, в принципе, это тот же рок-н-ролл. Не просто вымучивание из себя каких-то строчек, а настоящее веселье.»
Всё что Фёдоров говорит о поэзии Хлебникова действительно и для прозы Радова. Фёдоров потом ещё несколько альбомов на стихи Введенского записал, но это отдельная история.
Я думал, хорош мир или плох. А он никакой. Только концепция творит из него Нечто.