А Д Тверской Турецкий


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «slovar06» > А. Д. Тверской. Турецкий марш. 1965
Поиск статьи:
   расширенный поиск »

А. Д. Тверской. Турецкий марш. 1965

Статья написана 2 июля 2018 г. 21:11

Город — ласковый.

Под каштаном с утра теплые солнечные пятна в траве плавно колышутся вместе с листвой, плывут но двору, вздрагивают, останавливаются.

Рань. Солнце. Сосна.

В городе — сосна.

Играют мускулы сильной реки Благодати. Благодать голуба. А если глядеть с моста, река черна от глубины.

Город Витязь.

Город на холме.

Каланча — не пожарная, а древняя дозорная башня — торжественная, словно стрельчатый снежный собор.

Неширокие тротуары — в гору, к каланче. Домов каменных много: небольшие, белые и желтые. Колонны петровских времен. Черное железо строгих старинных оград, и на нем — зеленые звезды кленов.

Здание, где, говорят, останавливался во время шведской войны сам Петр Первый. В этом же доме была штаб-квартира и опочивальня Наполеона.

Бывший Губернаторский сад. Меж высоких дубов, рядом с новой школой, — высоченный гранитный обелиск памяти героев Отечественной войны 1812 года.

Под обелиском — четыре старинных орудия: чугунные пушки, короткие и толстые. Увесистые ядра.

Подойдет к монументу человек, снимет шапку, глядит на граненую вершину, омываемую облаками и славою.

Зримым символом могущества обороны стоит монумент.

...Вечерами силуэт памятника озаряется тем особенным закатом, который бывает, пожалуй, только в краях, близких к Балтийскому морю.

Предваряя сумерки, навевает марево бледно-зеленое море неба. Каланча и обелиск словно опускаются на дно. Потонувшим кораблем стоит Витязь под оранжево-алым пожаром.

Не проходит и получаса, как начисто меняется картина — будто глядишь из иного окна. Тлеет закат, догорает небо, ночь окутывает город. Где-то тихая песня — о встречном. Но как разглядеть во мраке завтрашний, встречный день?..

Город спит, как человек,

Ласковый город.

***

...Другой неожиданный прорыв – появление не только имени Гумилева, но и его стихотворения в книге для “детей старшего возраста” – в повести Александра Давыдовича Тверского “Турецкий марш” (М.: Издательство детской литературы, 1965). Сюжет повести слегка напоминает “Молодую гвардию” А. А. Фадеева. В первых главах изображен последний предвоенный год в жизни учащихся десятого класса города Витязя. В дом главного героя повести Марка ночью врываются шесть сотрудников НКВД и уводят его отца. Вскоре в школе появляется новый учитель истории, Александр Петрович Грандт. Он буквально очаровывает учеников, ставит с ними пьесы и т. п. Объектом особой “индивидуальной педагогической работы” он избирает Марка, с которым ведет долгие задушевные беседы, пытаясь посеять в его душе зерна сомнения в справедливости существующего порядка вещей. Однажды он вдруг читает ему такое стихотворение:

Он стоит пред раскаленным горном,

Невысокий старый человек.

Взгляд спокойный кажется покорным

От миганья красноватых век.

Все товарищи его заснули,

Только он один еще не спит:

Все он занят отливаньем пули,

Что меня с землею разлучит...

Пуля, им отлитая, просвищет

Над седою, вспененной Двиной,*

Пуля, им отлитая, отыщет

Грудь мою, она пришла за мной.

Упаду, смертельно затоскую,

Прошлое увижу наяву,

Кровь ключом захлещет на сухую,

Пыльную и мятую траву.

И Господь воздаст мне полной мерой

За недолгий мой и горький век,

Это сделал в блузе светло-серой

Невысокий старый человек.

“Что за стихи? – спросил Марк упавшим голосом. – Неизвестного поэта… малозначительного…— ответил Александр Петрович, – некий Гумилев… тоже был расстрелян… как ваш отец. А что – нравится? Да, это поэзия!” Любопытна перекличка: в шпионском детективе – повести А. Полещука “Эффект бешеного солнца” (Альманах научной фантастики. Вып. 8. М., 1970. С. 81) – белогвардеец-контрразведчик, террорист и “вредитель” исповедуется так: “Я был другим. Всегда другим. Меня поразили когда-то слова: “Я злюсь, как идол металлический среди фарфоровых игрушек...” Ваши друзья расстреляли автора этих строк…” (цитируются строки из стихотворения Гумилева 1913 года “Я вежлив с жизнью современною…”; имя автора в тексте, конечно, не указано).

Уместно на этом сайте фантастической литературы вспомнить и о др. фант. произведениях, в частности — упомянутых здесь учеников 10-й школы: Алекса́ндр Давы́дович Тверско́й (1924—1990), переводчик на русский — Иваненко О. Сандалики, первая скорость! Пять сказок. М., 1972; Бережной В. Сенсация на Марсе. Научно-фантастические повести и рассказы. М., 1988.

Ли́дия Алексе́евна Обухова (1924 — 1991) Заметным явлением в советской фантастике 1960-х годов стала повесть Обуховой «Лилит» (1966) — первое произведение писательницы в жанре фантастики. В повести, содержащей явные отсылки к апокрифическому библейскому мифу, описан контакт инопланетных пришельцев с первобытными людьми Земли. Ряд других фантастических рассказов и повестей Обуховой, относящихся в основном к юмористической фантастике — «Птенцы археоптерикса», «Диалог с лунным человеком», «Дочь Ноя», «Яблоко этого года» — вошли в сборник «Диалог с лунным человеком» (1977)

Кроме «ГУМа» литературным кружком 10-й школы,, которым руководила Б.М. Снитко, издавался легальный, солидный журнал «Дружба». Его редколлегию возглавляла Лиля (Лидия Алексеевна) Обухова, впоследствии ставшая известной писательницей. К сожалению, после войны «Дружба» не возродилась, но ее редактор не теряла связей со школой, и в «ГУМе» от 1 мая 1963 года была помещена еще нигде не опубликованная рукопись Лили «Прекрасные страны».

Б. Гинзбург, Википедия

В таком виде стихотворение “Рабочий” появилось в советской печати, причем в детской книжке, но со следующей многозначительной купюрой: после второго четверостишия, слов “что меня с землею разлучит” и отточия следовало еще одно:

Кончил, и глаза повеселели.

Возвращается. Блестит луна.

Дома ждет его в большой постели

Сонная и теплая жена.

По-видимому, наша “целомудренная цензура” решила не смущать неокрепшие души старшеклассников такими сценками. Еще Пушкин в сказке “Царь Никита и сорок его дочерей” задавал себе такой вопрос:

Как бы это изъяснить,

Чтоб совсем не рассердить

Богомольной важной дуры,

Слишком чопорной цензуры?

Советская в этом смысле давала ей сто очков вперед.

В годы перестройки, между прочим, некоторые бойкие журналисты пытались доказать, что Гумилев предсказал свою судьбу и речь в стихотворении идет о российском рабочем; для этой цели перевирали даже одну строку: “Над седою, вспененной Невой”, а не Двиной. Нет, все-таки немецком: полк Гумилева стоял на берегу Двины, а стихотворение опубликовано впервые еще в 1916 году в газете “Одесский листок” (10 апреля). Против такой спекуляции, имевшей давнюю традицию, постоянно возражала в свое время Ахматова: “…отнесение стихотворения “Рабочий” к годам Революции и т. д. ввергают меня в полное уныние, а их слышишь каждый день”14.

Повесть “Турецкий марш” переиздавалась дважды – в 1968 и 1983 годах. Так вот: в этих позднейших изданиях выделенный диалог ученика и учителя исчез; хотя стихотворение “Рабочий” и оставлено, но без имени автора. Исчезла и сцена ареста: об этом факте вообще не упоминается, поскольку официальные инстанции приказали “закрыть” тему репрессий: “партия на ХХ съезде уже все сказала… сколько можно…” Стоит отметить, что второе издание подписано к печати 29 августа 1968 года, то есть примерно через неделю после ввода советских танков в Прагу. Это был сигнал: “чешская весна” могла состояться благодаря резкому смягчению цензурного режима; советские идеологические надсмотрщики учли этот “опыт”.

Далее события в повести развиваются так. В город приходят фашисты. Учитель Александр Петрович Грандт, пытавшийся с помощью стихов Гумилева “духовно растлить” своего ученика, оказывается, естественно, фольксдойчем, потомком немецких баронов. Он тотчас же стал служить оккупантам, издавая и редактируя антисоветскую газету “Новый путь”. Затем он становится бургомистром, организатором еврейского гетто. Название повести не случайно: под звуки “Турецкого марша” Моцарта, кощунственно превращенный сентиментальными “эстетами”-палачами в погребальный, производятся массовые расстрелы… Судьба все-таки зло подшутила на Грандтом. Искусный художник-гравер, услугами которого пользовались подпольщики для подготовки фальшивых аусвайсов, сооружает по их просьбе поддельный документ, подброшенный затем некоему Родько, недругу Грандта, но также служившему фашистам. На его основе Родько и посылает донос в гестапо, в котором утверждал, в частности: “В наши железные колонны, сплоченные и ведомые фюрером, прокрался иудо-большевистский враг. Имя его Александр Петрович (он же – Исаак Пейсахович) Грандт”, занимающийся укрывательством евреев и другими └преступлениями против Рейха“”. Гестаповцы поверили этой подделке: Грандта вешают посреди центральной площади города.

Несколько слов об авторе этой повести. Александр Давыдович Тверской родился 12 апреля 1924 года в Витебске (очевидно, город Витязь образован по некоторому созвучию), окончил там 10-ю среднюю школу, затем принимал участие в Великой Отечественной войне, награжден медалями. В 1956 году окончил филологический факультет МГУ, в 1960 году принят в члены Союза советских писателей 15.

Любопытные сведения о Тверском сообщает в журнале еврейских общественных организаций Белоруссии “Мишпоха” (2003, № 14) его одноклассник Борис Гинзбург, вместе с ним окончивший в 1941 году витебскую школу.

Он рассказывает, что А. Д. Тверской часто приезжал из Москвы в Витебск, собирая материалы для своей книги и беседуя со многими людьми, перенесшими здесь период оккупации, с бывшими партизанами и подпольщиками, знакомился с архивными материалами. Прототипы героев книги довольно легко угадываются, хотя и выведены под другими или слегка измененными именами. В частности, учителем истории в те годы действительно был Александр Львович Брандт: в повести изменены только отчество и первая буква фамилии. “Почти вся его предательская деятельность передана точно, – пишет Гинзбург. — В годы войны он добровольно пришел на службу к фашистам. Стал редактором их газетенки. Писал подобострастные статьи о новой власти. С гневом обличал то, о чем с восторгом отзывался в предвоенные годы. Газета была “нашпигована” антисемитскими пасквилями. Брандта убили в городе партизаны”.

А.В. Блюм

http://magazines.russ.ru/neva/2011/4/bl10...

-----------

* Стихотворение написано в 1916 году. В эту пору он молод, женат, всеми признанный акмеист, заядлый исследователь Африки, а главное – воин Первой Мировой войны. Жанр – аллегория, притча в урбанизированных декорациях, размер – хорей с рифмовкой перекрестной, 6 строф. Лирический герой – сам поэт. Впрочем, здесь есть еще одно действующее лицо: он, рабочий. В 1 же строфе автор набрасывает для читателя портрет этого человека, вполне среднестатистический: невысокий, старый, покрасневшие глаза. Казалось бы, никакой угрозы. Однако уже во 2 строфе появляется зловещая нота, хотя описано все довольно буднично: он один не спит, занят отливаньем пули. Время военное, завод работает без выходных. Сознательный рабочий задерживается, чтобы перевыполнить план. Эта миссия возложена на него государством. Поэт предчувствует: меня с землею разлучит. Между тем, удовлетворенный рабочий возвращается к жене и детям. «Пуля, им отлитая, просвищет над Двиной»: автобиографическая деталь. В период создания стихотворения полк поэта как раз находился в окопах на берегу этой реки. Известно, что однажды поэт с однополчанами попал под неожиданный неприятельский обстрел. Н. Гумилев дольше других медлил с прыжком в окоп, будто испытывая судьбу. В четверостишии чувствуется почти песенный напев, этому способствуют и глагольные рифмы. «Она пришла за мной»: здесь песня превращается в плач, причитание в их фольклорном изводе. Автор создает щемящую пронзительность чередой метафор, густо смешанных с реальностью, прозаичностью происходящего: прошлое увижу наяву. Вся жизнь пронесется перед глазами. «Кровь ключом»: образ из русских сказок. Описание травы дано не случайно, ведь это последнее, что видит выбитый из седла воин. В заключительной строфе мощная исповедальная нота: Господь воздаст мне. Вдруг вся жизнь поэта, такая яркая, выстроенная в соответствии с его желаниями и вкусами, кажется ему «горькой». В финале вновь возникает образ смерти, облаченной в рабочую блузу. Здесь поднимается уже тема влияния друг на друга людей, казалось бы, чужих, никак не связанных между собой. В данном случае – влияния рокового, смертельного. Есть в этих строках и пророчество о будущем. Пуля для него была отлита не немецким, а большевистским рабочим. Поэт был расстрелян в 1921 году.

Да́угавпилс (латыш. Daugavpilsо файле; до 1920 года — Двинск; до 1893 года — Динабу́рг[11], нем. Dünaburg; в 1656—1667 годах — Борисогле́бов[4][12]; в русских летописях также Невгин[13]) — город республиканского подчинения в Латвии, второй по величине и значению город страны после Риги (расстояние до Риги: по шоссе — 232 км, по железной дороге — 218 км). Самый южный из всех городов республики, расположен на реке Даугаве (Западной Двине), недалеко от границы с Литвой (23 км по автодороге А13) и Беларусью (26 км по автодороге Р68).

Город основан в 1275 году как крепость (замок) Динабург (первоначально находился в 19 км выше по течению реки Двины от нынешнего месторасположения города)[4]. Крупнейший город в юго-восточной части Латвии; культурный, образовательный и промышленный центр Латгалии. Важный железнодорожный узел. Административный центр Даугавпилсского края, в состав которого не входит.





879
просмотры





  Комментарии
нет комментариев


⇑ Наверх