Для нескольких поколений минчан парк Челюскинцев – культовое место. Кто-то любит здесь отдыхать,
кто-то – назначать встречи, но практически каждому жителю нашей столицы, пусть и всего раз в
жизни, это место чем-то запомнилось. Свойство человеческой памяти таково, что со временем многие
события уходят на второй план, как бы «сбрасываются в корзину», говоря компьютерным языком. Но
однажды возникает новый интерес: а что здесь было, какие события происходили, в честь кого или в
знак чего данный объект получил именно это, а не другое название?
Так вот. Когда-то на месте нынешнего
парка была окраина города, куда по
улице Советской, ныне проспект Незави-
симости, ходил трамвай. Он проезжал на
конечную и разворачивался как раз там, где
сейчас находится здание Детской железной
дороги. Остановка называлась просто и ем-
ко – «Выставка». Название было неслучай-
ным – здесь располагалась сельскохозяй-
ственная выставка БССР. А сам новый парк
в белорусской столице своим названиемк
отдавал дань памяти и уважения минчан
участникам арктической эпопеи челюскин-
цев, которая началась в Мурманске почти
восемьдесят лет назад – 10 августа 1933 го-
да. К слову, семеро участников полярного
похода парохода «Челюскин» были урожен-
цами Беларуси: минчанин Александр Миро-
нов, выходец из Брагина Борис Могилевич,
начальник научной экспедиции могилев-
чанин Отто Шмидт, уроженцы Витебщины
Николай Ломоносов, Иосиф Малаховский,
Алексей Харкевич и Александр Канцына.
Кто из них думал, что станет не просто
свидетелем, но и участником событий на
корабле, который мировая пресса назовет
советским «Титаником»? Думаю, что никто.
У каждого была своя судьба со сложными
поворотами и зигзагами и своя сухопутная
тропа, которая, в конце концов, привела
всех их в море.
Время многое изменило в оценке тех
далеких событий и, казалось бы, дало но-
вый ответ на вопрос, что произошло тогда
в Чукотском море. Но в потоке современ-
ных небылиц, слухов, домыслов и догадок
остались письменные воспоминания о тех
далеких событиях. Наш земляк Александр
Евгеньевич Миронов оставил не только
дежурные записки, но и подробно и четко
описал, что видел, с кем встречался и как
все происходило.
У каждого поколения минчан свой кар-
кас и периметр родного города. Время ме-
няет многое: город растет вширь и вверх, на
месте старых зданий появляются новые, но
бегущая строка памяти возвращает каждо-
го из нас в ту исходную и отправную точку,
которая запоминается раз и навсегда в ран-
нем детстве. Детство – это всегда целост-
ность и нерасчлененность, полное ощуще-
ние окружающего мира без его изъянов и
недостатков. Вы можете не помнить, что
делали вчера, но события многолетней дав-
ности воспроизводите в точных деталях и с
такими мельчайшими подробностями, что
собеседнику иногда кажется, что это не рас-
сказ об увиденном и пережитом, а сказка.
…Для юного Саши Миронова, как и для
всех мальчишек его поколения, Минск
1923–1925 годов – это, прежде всего, желез-
ная дорога. Вся жизнь крутилась и бурлила
здесь. Хотя работали уже завод «Энергия»
(ныне станкостроительный завод имени
Октябрьской революции), выпускавший
ручные соломорезки и конные плуги, и
чугунолитейный (ныне станкостроитель-
ный завод имени Кирова), всю продукцию
которого в то время составляли жестяные
ведра, печные ухваты, чугуны, колосники
да дверцы для дымовых печей.
В то время в городе было два железно-
дорожных узла – Виленский и Московский.
С пассажирскими вокзалами, паровозными
и вагонными депо, горками для формирова-
ния поездных составов и огромной товар-
ной станцией. В этом же районе неподалеку
располагались поликлиника с больницей и
две школы: четырехлетка на улице Москов-
ской и семилетка – за мостом, отделяющим
Московскую от Советской. Сейчас этой шко-
лы нет. На ее месте построен Главпочтамт.
На Московской улице и в отходящих от
нее переулках и улочках стояли дома. Семья
Мироновых жила в большом двухэтажном
кирпичном доме Дрейцера на втором этаже.
Рядом с ними жили Азаркевичи, Пекарские
и Лившицы – полный интернационал того
времени. На первом этаже дома распола-
гались магазины. Но наиболее приметным
местом во дворе Мироновых была кустар-
ная колбасная мастерская Ротера.
У ребятни на Московской имелось одно
преимущество – ни у кого не было побли-
зости таких «болотных джунглей» – не хуже
бразильских. С Московской болото тянулось
далеко в сторону Немиги, посреди него
была чистая водная гладь, казавшаяся без-
донной. Летом мальчишки на самодельный
крючок из булавки, привязанный к суровой
нитке, ловили карасей. А зимой это был ка-
ток для всех.
Но болото «безвременно погибло»: ор-
ганизатором его уничтожения был всем
известный в то время главный врач желез-
нодорожной больницы доктор Хундадзе.
Его знал и уважал весь район, он принимал
пациентов в любое время суток, а если кто-
то предлагал плату за лечение, то Хундадзе
грозно на него рычал. Стараниями Хун-
дадзе и с согласия руководства железной
дороги за несколько субботников болото
было ликвидировано. Работы возглавил
сам доктор. И в этот же год умер, просту-
дившись под многочасовым холодным лив-
нем во время визита к больному. Хоронил
его весь район, гроб с телом Хундадзе несли
на руках до немецкого кладбища, сменяя
друг друга, все жители улицы Московской.
Сегодня уже ничто не напоминает минча-
нам о том болоте – на его месте стоит му-
зыкальный театр.
…С замиранием сердца Саша Миронов
переступил порог семилетней железнодо-
рожной школы имени Червякова. Все было
новым, с прежним почти домашним режи-
мом обучения в четырехлетке, где учителя
по-соседски водили дружбу с родителями
школьников, пришлось расстаться. Для
юного Миронова началась другая жизнь,
с выходами в город. Выклянчив у родите-
Александр Миронов
9 4
лей деньги, Саша отправлялся в кино – в
«Спартак», в «Чырвоную зорку» или «Ин-
тернационал». Кинотеатры находились в
сотне метров друг от друга.
Учеба у Миронова пошла легко, но изу-
чение родного языка давалось мальчишке
с трудом. Домочадцы, привыкшие считать,
что они говорят по-белорусски, даже не за-
мечали, что на самом деле это был язык «ин-
тернационала» улицы Московской – смесь
русских, белорусских, польских и еврейских
слов.
Мать Миронова к тому времени работала
актрисой Первого Белорусского драмати-
ческого театра – БДТ-1, открытие которого
состоялось 14 сентября 1921 года. Ныне это
Национальный академический драматиче-
ский театр имени Янки Купалы. До этого
она была актрисой железнодорожного теа-
тра «Красный путь»: за громким названием
скрывался ветхий дощатый барак, неимо-
верно душный летом и насквозь продувае-
мый зимой.
Актеры железнодорожного театра ре-
петировали вечерами дома у Мироновых,
благо у них было четыре комнаты. Малень-
кий мальчик и не догадывался, какие люди
приходят к ним домой на репетиции. Коре-
настый, немного сутуловатый человек был
для него просто дядей Ваней: он захаживал,
когда актеры репетировали его пьесу «Рас-
киданное гнездо». А был это не кто иной,
как Янка Купала.
Уроки истории и географии были лю-
бимыми у всех ребят в классе, в котором
учился Миронов.
Они с замиранием серд-
ца слушали учителя Ивана Михайловича
Федорова. На его уроках им казалось:
исчезают школьные парты, вместо них
появляется Чудское озеро, где ратники
Александра Невского топят псов-рыцарей,
или Римская империя и ведущий рабов на
восстание Спартак… Объемные картины
мира возникали и на уроках географии.
Ребята твердо верили: все, о чем расска-
зывает их учитель, он когда-то пережил
сам. Иван Михайлович «путешествовал»
со своими учениками от Минска до севе-
роамериканских прерий, где из последних
сил бьются с бледнолицыми завоевателями
краснокожие соплеменники Чингачгука.
Они даже спорили, где все-таки побывал
учитель. Чтобы рассудили их, за помощью
обращались к его сыну Федору Федорову –
будущему академику-физику, Герою Социа-
листического Труда, имя которого носит
сегодня одна из улиц Минска.
Иван Михайлович Федоров так заворо-
жил ребят, что однажды Саша Миронов со
своим другом Шурой Тарулиным решили по-
пробовать сбежать в Америку. Подготовили
компас на кожаном ремешке, два больших
ножа и два пистолета-пугача. Продукты на
дорогу припасали вместе – сушили сухари
из хлеба, полученного дома на завтрак. Все
это добро они хранили в картонной коробке
на чердаке дома. «Торжественное отбытие»
экспедиции назначили на воскресенье – за
неделю до начала летних каникул. Но случи-
лось непредвиденное: его мама, идя из теа-
тра, заглянула в школу, где ее в очередной
раз «обрадовали» победами сына по мате-
матике. Надо сказать, что отношения Саши
Миронова с учителем математики Иваном
Доминиковичем Монцеводой всегда закан-
чивались неудом и пересдачей экзамена
осенью. Так произошло и на сей раз. При-
шлось Тарулину двинуться в путешествие
одному с уговором встретиться в Одессе.
Но встречи на Черном море не получилось –
в Борисове транспортный милиционер
поймал Тарулина и отправил домой. Узнав
о происшествии, Иван Михайлович на уро-
ке географии иронично и тонко заметил,
что ребята не в Америку собирались сбе-
жать, а в мечту. Учитель всегда был твердо
убежден, что путешествия у них впереди.
Окончание шестого класса стало траги-
ческим для Саши Миронова – умер отец.
Школу пришлось оставить. Нужно было ис-
кать работу, а учиться по вечерам на курсах.
Правда, с работой в то время в Минске было
сложно. На бирже труда предложений для
всех не хватало. Помогла случайная встреча
с учителем Иваном Михайловичем Федоро-
вым. Он обещал помочь. Говорят, чудес на
свете не бывает, но с Мироновым произо-
шло именно чудо. Через два дня после раз-
говора с учителем его берут чернорабочим
на строительство минской обсерватории.
В то время это была далекая окраина горо-
да: на месте будущей обсерватории когда-
то находилось единственное в Минске му-
сульманское кладбище. Но его решено было
снести. Почему, сказать трудно. Ходить на
работу Саше приходилось пешком по пол-
тора часа в одну сторону: денег на проезд
не было. А после возведения обсерватории
Миронова послали строить шоссе Минск –
Могилев в район Красного урочища, сейчас
это район Минского автозавода.
Но работой жизнь молодого человека
не ограничивалась. Тяга к знаниям владела
им безраздельно – читал он всегда и везде.
Как-то, встретив своего друга Бориса За-
хоща, он обменялся с ним мнением о но-
вой прочитанной книге. Это была повесть
Янки Мавра «В стране райской птицы».
Внутреннее чутье подсказало юному Ми-
ронову: прочитанное напоминает ему то,
что он уже когда-то слышал. Но друг Борис
был неумолим – такое мог написать толь-
ко англичанин или американец, а никак не
твой учитель географии. В довершение спо-
ра он предложил Миронову самому спро-
сить об авторстве книги у своего учителя.
Стеснительность не позволяла Миронову
напрямую обращаться с таким вопросом к
Ивану Михайловичу Федорову. Все снова
решил случай. Однажды Миронов встретил
учителя в обществе писателей и понял, что
он и есть Янка Мавр…
С учебой в университете ни у Алексан-
дра, ни у Бориса ничего не получилось. Ми-
ронову пришлось ехать в Могилев к даль-
нему родственнику. На заводе «Красный
возрожденец» он работал обрубщиком от-
ливок в литейном цехе. Но через три месяца
по сокращению штатов Миронова уволили,
а биржа труда направила в приграничный
район в Колосово строить узкоколейку.
Впервые в жизни на заработанные деньги
удалось купить костюм. Но дорогу закончи-
ли строить, вновь пришлось искать работу.
Вдруг удача опять улыбается Миронову – его
берут на работу внештатным корреспонден-
том в газету «Звязда». Испытательный срок
подходил к концу, но репортерская фортуна
не оставила нашего героя. «Неслыханная
эксплуатация батрака-француза» – с таким
заголовком, набранным крупными буква-
ми, в 1930 году «Звязда» сообщила своим
читателям об исключительной истории.
В первой своей крупной заметке под соб-
ственным именем Александр Миронов
рассказывал о судьбе французского солда-
та Марселя Бако, в течение долгих 11 лет
находящегося в кабале, а фактически в
рабстве у хозяина хутора Садки Смолевич-
ского района матерого кулака Зенкевича.
Воспользовавшись тем, что француз боялся
расстрела за добровольную сдачу немцам
в плен во время Первой мировой войны,
Зенкевич спрятал Бако у себя на хуторе и
с 1919 по 1930 год эксплуатировал. И, ко-
нечно, скрывал от него все грандиозные по-
литические события, которые произошли за
это время в мире. Все эти годы он держал
француза в глубокой яме, специально вы-
рытой в хлеву! Во время коллективизации
благодаря репортеру Миронову эта инфор-
мация стала известна всем.
После публикации в редакцию позво-
нили и попросили Александра Миронова к
телефону. Взяв трубку, он услышал знако-
мый голос. Ему звонил Янка Мавр. Сюжет
статьи заинтересовал писателя. Он посове-
Янка Мавр
9 6
товал Миронову написать об этом повесть,
уж больно неординарным выглядело собы
—
тие. Но в планах 20-летнего Миронова пи
—
сательство не значилось. Ему продолжали
сниться, как он потом вспоминал, манящие
цветные сны: «Ни «Красного возрожденца»,
ни приграничной узкоколейки, ни даже те
—
перешней редакции газеты в них не было.
Было другое: расплывчатое, голубовато-
белопенное и зыбкое. Откуда? Ведь я еще
ни разу не видел моря». И он уезжает вместе
с Борисом Захощем в Архангельск. Бориса
берут кочегаром второго класса на ледокол
«Седов», а Миронова – матросом второго
класса на ледокол «Малыгин». Неведомое
море позвало его в путь!
Единственное, чего удалось добиться
Янке Мавру от своего ученика, – это обя
—
зательства записывать в дневник все, что
он увидит. Миронов сдержит слово и со
временем станет одним из самых извест
—
ных писателей-документалистов, описы
—
вающих морские походы. Они пойдут по
жизни вместе с Янкой Мавром. До самой
смерти белорусского классика их отноше
—
ния будут гораздо глубже отношений учени
—
ка и учителя. Наталья Ивановна Мицкевич,
невестка Якуба Коласа и дочь Янки Мавра,
в последнем своем интервью незадолго до
смерти говорила, что ее отец относился к
Александру Миронову как к собственному
сыну. Они и жили практически рядом – Мавр
в писательском доме по улице Энгельса, а
Миронов – по улице Янки Купалы.
Уже на склоне лет Александр Миронов в
своей повести-воспоминании «Дед Мавр»,
посвященной Учителю, четко разделит два
понятия, актуальные во все времена, – учить
и воспитывать. Без детских обид – какие оби
—
ды, когда тебе за семьдесят! – он разделит
эти два понятия и даст свое точное и очень
пронзительное определение «Учителя» и
«учителя». «Иван Доминикович Монцевода,
учитель математики, тоже, по-своему добро
—
совестно, учил нас, «червяковцев». И если
бы все остальные учителя были такими, как
он, мы покидали бы школу не окрыленными
верой в будущее юнцами, а пришибленными
тихонями, из которых со временем выраста
—
ют и приспособленцы, и подхалимы, и спо
—
собные на любую мерзопакость карьеристы.
Потому что одних лишь педагогических зна
—
ний, умения преподавать предмет от корки
до корки по учебной программе ничтожно
мало. Для формирования психики, миро
—
воззрения, характтера, душевной чистоты
школьников необходимо гораздо большее.
И это гораздо большее вмещает в себя то, что
принято называть воспитанием детей».
Янка Мавр делал из своих учеников лич
—
ностей. И это правда. Читаю еще раз вос
—
поминания Миронова, которые написаны
о событиях 90-летней давности, а как будто
это сказано о вчерашнем классном собра
—
нии у сына в школе. Хороший учитель – это
подарок судьбы, это как выигранный лоте
—
рейный билет в будущее. Для очень многих
выпускников «червяковки» таким учителем
был Янка Мавр, 130-летие со дня рождения
которого мы будем отмечать 11 мая этого
года.
По первоначальной задумке автора в
этой статье должен был быть один герой –
Александр Миронов. Но судьбы Александра
Миронова и Янки Мавра настолько тесно
переплелись, у этих двоих столь разных лич
—
ностей было столько точек соприкоснове
—
ния, что невольно задумываешься о другом:
биография Миронова – это биография его
поколения, и, как ни крути, разговор нужно
вести не просто о человеке, а о человеке и
его времени.
Пару лет назад в журнале «Полымя» дочь
Ивана Михайловича Федорова, которого мы
все знаем как Янку Мавра, по настоятель
—
ной просьбе своего супруга – сына Якуба
Коласа Михаила Мицкевича опубликова
—
ла книгу воспоминаний «Доўгая дарога (ад
дома Янкi Маўра да дома Якуба Коласа)».
С предельной искренностью и добротой в
ней описаны перипетии жизни того време
—
ни, многое из того, чего мы не знали, что
тщательно скрывалось в советское время.
Жизнь Янки Мавра – сюжет для телеви
—
зионной саги. Потерявший работу в школе
в деревне Бытча, что в пяти километрах от
Борисова, он устроился домашним учите
—
лем шестерых внуков священника Федора
Адамовича. Поповна к тому времени была
вдовой, и сельское общественное мнение
озаботилось проблемой: как может жить в
ее доме молодой холостяк. Постановка во
—
проса со стороны Варвары учителю была
четкой и простой: или женись, или уходи.
Спустя много лет он с улыбкой вспоминал,
что женился на детях, к которым успел при
—
вязаться. У Янки Мавра было космически
большое сердце. Казалось, что в нем есть
место для всей детворы мира.
БЕЛАРУСКАЯ ДУМКА № 4 2013
***