Впусти меня (Låt den rätte komma in), Швеция, 2008.
«Если у человека нет склонности к кровопийству, вампиром ему не стать. Хоть досуха его выхлебай, в клочья искусай, слюны ядовитой ему в жилы напусти — не встанет он кровососом. Умрет, а не встанет... Пока найдешь правильного человечка, с нужной червоточинкой в душе! — пока вопьешься в сердце, вызнаешь: он, не он…» Собственно, одной этой цитаты из «Снулль вампира Реджинальда» Г. Л. Олди достаточно для освещения особенностей всей вампирской тематики фильма «Впусти меня». То, что два наших бравых старикана походя обсмеяли в юмористической повести, шведы Ю. А. Линдквист и Т. Альфредсон развили аж в роман и сценарий. Не скажу, что получилось плохо. Затянуто, натуралистично, местами пошло, но очень своевременно. Оригинально и — в пику слащавому гламуру — даже с претензией на реалистичность.
Фильм заостряет внимание на многочисленных неудобных моментах, застенчиво оставляемых за кадром идеализированного образа жизни клыкастых красавцев и красавиц, и бесстыдно срывает сентиментальную простынку с особенностей межвидовой и вневозрастной любви, причём прямо в её разгаре. Например, Клодия и Луи в фильме «Интервью с вампиром», изжив со временем отношения «доча-папа», всё так же держатся за руки, играют на фортепиано в четыре руки и обращают себе «маму», она же «няня». Как-то это наиграно, особенно после ссоры над трупом креолки с на диво развитыми вторичными половыми признаками. Вообще забавно проследить как кинематографические метаморфозы кровососущей нежити от лысой сутулой обезьяны с трупными ногтями и запахом изо рта до рантье модельной внешности и нестабильной сексуальной ориентации, так и превращение её заплесневелой полуберлоги-полумогилы в старинный особняк с кружевными занавесками и канделябрами. Культурные жернова романтизма и сентиментализма перемололи фольклорного монстра в сверхчеловека, а его животные стремления пожрать и спрятаться — в желание любви и понимания. Возвращаясь к нашим Дмитрию Громову и Олегу Ладыженскому, «упырь-рутину ушлые борзописцы раскрашивали, кто во что горазд. Фантазия хлестала кровушкой из жил. Талант бил колом в грудину. Творчество благоухало чесноком. Благородные вампиры, мудрые вампиры, обаятельные, любвеобильные, остроумные, преданные, отважные, добрые, с тягой к прекрасному — барышни ночами мечтали о дивных женишках, смачивая подушку слезами».
Увы, прорывом фильм «Впусти меня» не стал. Он оперирует стандартными клише городского фэнтези: пригород, съёмные квартиры, странный новосёл с диковатой дочкой, мальчик-ровесник по соседству. Внешне всё привычно, но вскоре начинаешь понимать, что высокими чувствами и даже простой детской дружбой тут и не пахнет. Действия героев стандартны для этого жанра, но их мотивация крайне отталкивающа. Можно поморщиться и перетерпеть бытовуху ночной охоты Хокана, ведь дочке кушать хочется. Бедный отец! Ах, какая любовь! Но вот расчётливая холодная истерика, которую Эли профессионально закатила своему кормильцу, уже настораживает. На такое способна прожжённая старая стерва, презирающая очередного и ещё недопиленного супруга, но никак не вечный ребёнок. Дальше — больше. Коротко, взглядами и оговорками в немногочисленных и потому особенно ценных диалогах, нам однозначно дают понять, что отношения Хокана и Эли совсем не платонические. Ладно, ладно, ведь она — бессмертное и вечно юное создание, а человек, увы, стареет. Любви все возрасты покорны!.. Постойте, но зачем тогда им Оскар? Возможно, предыдущий возлюбленный понимает, что время его вышло, и волевым усилием сначала уходит в тень, а после благородно жертвует собой, чтобы не мешать молодому? Стоп-стоп-стоп! Опять романтическая пошлятина затесалась! Что, Хокана нельзя было обратить, пока он не состарился? А-а-а, душа у него, жаль портить… Нет, всё равно что-то не сходится. В рай Хокан точно не попадёт после всех убийств, так в чём же дело? А дело-то, однако, в банальном выживании. Эли использовала, заездила и убила предыдущего, приручила следующего. Жестоко? Ну извините. Зато всё тут же встаёт на свои места. Эли нуждается в прикрытии перед законом, в защите днём, в добыче крови не вызывающим подозрений о сверхъестественном способом. Всё это может обеспечить ей только живой и послушный человек с паспортом. Модернизированный интеллектом инстинкт «пожрал-спрятался» фольклорного упыря, и ничего большего.
Оскар и Хокан — жертвы, не первые и не последние у чудовища в детском обличье. Нужны ли Эли друзья и любовники, мыслит ли она этими категориями вообще? По-моему, нет. Она расчётливо выбирает себе в спутники отщепенцев с гнильцой, моральных уродов, способных полностью отколоться от общества, целиком перейти под её контроль и быть при этом довольными своим положением. Взять Оскара — этот затюканный одноклассниками мальчишка, брошенный разведёнными родителями, не может ни постоять за себя, ни найти самовыражения хоть в чём-либо. Он труслив и агрессивен, и в своих фантазиях способен на убийство. Эли, застав Оскара во время ежевечерней «сценической постановки» с ножом, тут же застолбила его в качестве подходящего кандидата. Началась охота, спланированное совращение обиженного ребёнка взрослым и опытным махинатором: привлечь необычностью, удивить волшебными способностями, соблазнить богатством и телесной доступностью, подсказать быстрое решение проблем, позволить почувствовать себя героем, завести в безвыходное положение и неожиданно спасти. Привязать к себе полностью и безвозвратно. Взрослая женщина из того же фильма, но без психических отклонений, предпочла мучительную смерть случайно открывшимся ей фантастическим возможностям вампирского существования. Малолетний Оскар поддался добровольно, попался на лучших своих чувствах. Хокан в литературном источнике вообще не вызывает симпатий, он гомосексуальный педофил, оправдывающийся перед самим собой высшим образованием и способностью к высокой любви.
Олег Дивов в «Ночном смотрящем» также развенчивает моду на вампиров, используя натурализм и трэш как в бытовых описаниях, так и во взаимоотношениях персонажей. Но у него вампиризм сродни наркомании — страх, подсаживание, ломка и эйфория, изменение личности с последующей её деградацией и неизбежным угасанием. У Линдквиста и Альфредсона жертва лишь приобщается к тайне, становится соучастником, но не приобретает сверхвозможностей и кардинально не меняется. В «Вампирах» Джона Карпентера всё очень грубо, примитивно и агрессивно, но тоже по-другому. У него нечисть образует ковены наподобие религиозных сект или осиных гнёзд, в которых всегда есть хозяин-матка и множество потерявших свободу воли низших особей, подчинённых строгой иерархии и выполняющих функции охраны и обеспечения. В фильме «Впусти меня» Эли не нужна свита последователей, а её жертвы соединены с ней «любовью-ненавистью» по схеме семей хронических алкоголиков. Они вольны уйти в любой момент, но не уходят, и при этом остаются людьми. Эли подобна насекомому-мирмекофилу — частично паразит, частично симбионт человеческого общества. Она чужак, непознаваемое нечто, вневозрастное и бесполое оно, в результате лишь своих умелых, продуманных и спланированных действий и оказываемых мелких (но экзотических) услуг принимаемое некоторыми особями за своего. Лучший друг, возлюбленный или любовник одному — и хищник для всех остальных. В книге «Впусти меня» Эли — мальчик с полностью удалёнными половыми органами. В фильме эту особенность опустили, оставив лишь его словесное отрицание принадлежности к женскому полу и секундный эпизод со страшным шрамом внизу лобка. Опустили, но не отказались вовсе. Почему и для чего? Убрали откровенную педофилию из кадра, но подчеркнули искусственность и неестественность разыгрываемых отношений. Эли не чувствует, он лишь даёт каждому то, в чём тот нуждается: Хокану запретный секс, Оскару — пока — только нежные чувства и обнимашки.
О какой детской дружбе, о какой вечной любви тут допустимо фантазировать? Вампир может имитировать человека, но ничего человеческого в нём нет. Зло безобразно по своей сути, и только «червоточинка в душе» желает найти в нём если не скрытое добро, то хотя бы опасную красоту. Полное название шведского романа и фильма — «Впусти того, кого следует» — весьма красноречиво.