Они все мертвы, эти старые пилоты (с) Фолкнер
Годы проходят, а пустыня не меняется. Бублик Джонс стоит на краю и смотрит.
Барханы до самого горизонта. Барханам нет числа.
Парни не дотянули. Когда, в какой момент пустыня победила их, затянула в себя? — думает Бублик. Когда исчезла белозубая улыбка Джерри? Когда он забыл про свое колесо -- а ведь он так его любил? Когда угольно-черные усы Буруна, которыми тот гордился, обвисли и побелели? Неужели в тот момент, когда друзьям стало лень даже подниматься на второй этаж, чтобы перекусить и выпить свежей воды? Или нет... Бублик помедлил, прищурился. Наверное, все началось с того дня. когда братья перестали купаться в бассейне... Бублик Джонс закрывает глаза и видит растолстевшие, безвольные туши друзей. Нет, еще раньше. Когда пустыня забрала их волю к жизни. Тела изветшали позже.
После смерти Джерри и Бурундучелло, он сбросил лестницу и закопал в песок. Теперь, чтобы забраться наверх, нужно сделать прыжок.
Настоящий прыжок.
Надо создавать себе трудности. Иначе окончательно превратишься в овощ, в никуда не годного старика. Пока ты борешься, ты жив. Мозг работает, сердце качает кровь, мышцы напряжены.
Бублик Джонс выпрямился.
Пустыня не знает ни конца, ни края. Пустыня не знает жалости. Пустыня -- это время.
Рано или поздно каждого из нас занесет песком. Но я буду торчать из него, как хренов Сфинкс, до последнего.
Иногда он вспоминал гигантский силуэт кота Мурзиллы, его страшный черный облик в грозовых облаках. Там, где начинается ничто. Раскаты грома и чудовищный смех Мурзиллы.
И аэроплан «Альбатрос», планирующий против штормового ветра.
Вода заливала лицо. Даже в очках было мало что видно. Штурвал выворачивался из рук. Бублик до сих пор помнил вытягивающую боль в предплечьях -- когда он пытался удержать биплан на курсе.
Вспышки ослепляли. Бурундучелло, брат, сидел на пулемете. Джерри устроился на месте штурмана, вцепившись в рукояти, и хохотал при каждой вспышке молнии. Они все были молоды. Они сражались за правое дело и не собирались отступать... Они выдержали тысячи испытаний, они победили чудовищного Мурзиллу, они вернулись домой...
Чтобы превратиться в слабоумных стариков и умереть.
Бублик Джонс примерился. Прыжок -- к еде, к воде. Его каждодневное испытание. Каждый день нужно ставить себе препятствия.
Он рывком распрямил ноги, выбрасывая тело вверх и вперед... Воздух засвистел в ушах... Край площадки все ближе. Нет, нет... Толчок был слишком слабым, понял он вдруг. Он промахнулся! Удар.
Бублик ударился бедром о край площадки.
Ногу пронзила острая боль. В бедре что-то сухо, едва слышно, треснуло. И Бублик вдруг понял, что заваливается назад. И падает. «Эх, ты, старик, — подумал он в одно мгновение. — Никуда ты уже не годишься».
Бублик Джонс упал на песок. Удар был настолько силен, что несколько мгновений он не мог дышать. «Пить, — подумал он. В горле пересохло. Потом он вспомнил, что вода там, наверху... Боль пульсировала в ноге жарко, часто. В глазах плыли черные пятна. Он попытался подняться, но тут же снова упал. Эх ты, старик. Отбегался, да? Он заставил себя отогнать дурацкие мысли. Он -- Бублик Джонс. Он -- победитель Мурзиллы. Он никогда не сдается.
Рот наполнился кровью. Бублик стиснул зубы, подтянул себя на руках и начал подниматься. Плевать на боль... Он сможет. Он должен.
Нога подломилась.
Кажется, он задремал.
Сквозь сон он услышал знакомый рокот мотора. Роторный, касторовое масло, автоматически подумал он. Он даже чувствовал характерный запах горящих газолиновых паров. Этот запах всегда напоминал ему молодость.
— Эй, старик! — услышал он молодой насмешливый голос. — Тебя подвезти?
Бублик открыл глаза и резко повернулся.
Биплан «Альбатрос» катился по песку, пропеллер все еще вращался. В кабине сидел молодой пилот.
— Джерри?!
— А ты кого ждал, старик? — Джерри засмеялся. Белые молодые зубы его сверкали, как жемчужины.
— Ты забыл свой шарф, старина, — сказал Бурундук. Он был молод и красив со своими черными густыми усами. Бурун легко спрыгнул из самолета и пошел по песку. Он протянул Бублику белый шелковый шарф. — Настоящие пилоты никогда не забывают свой шарф.
— Я не могу встать, — сказал Бублик.
Джерри засмеялся.
— Глупости, старина, — сказал Бурундучелло. — Конечно, можешь.
У меня нога сломана, хотел сказать Бублик, но вместо этого подтянул ноги под себя и... ловко встал. Ничего не болело. Тело слушалось с легкостью, точно он снова был здоров.
Прохлада шелка окутала шею. Это было словно глоток чистой свежей воды -- пил бы и пил, не отрываясь. Бублик зажмурился, открыл глаза.
И снова почувствовал себя молодым. Кровь бурлила в жилах. Руки рвались к штурвалу.
— Быстрее! — закричал им Джерри издалека. — Что вы там копаетесь?
— Полетели, старина, — сказал Бурундучелло. Улыбнулся. — У нас тысячи дел. Я даже не представляю, как мы все успеем!
Бублик Джонс кивнул. Он тоже не представлял. Но жаждал попробовать.
...«Альбатрос» разогнался по песку, гудя двигателем, и взмыл в огромное, безоблачное голубое небо... исчез вдали...
* * *
— Он умер, — сказала девочка и заплакала.
— Да, — сказал папа.
— Надо его похоронить.
— Да, — сказал папа. — Давай найдем ему хорошую коробку.
На минуту девочка перестала плакать.
— Самую красивую?
— Можно и так, — сказал папа. — Но лучше крепкую и надежную.
Девочка задумалась. Ей хотелось найти для Бублика самую лучшую коробку.
— Я спрошу у мамы.
— Хорошо.
Когда девочка ушла, папа подошел к клетке. Мышь лежал на песке, вытянувшись. Исхудавший и совершенно седой. Папа поискал в груди ощущение дыры, что всегда бывает, когда от тебя кто-то уходит. В папе все еще зияла огромная дыра после того, как ушел его дедушка. И в эту дыру иногда были видны звезды. Но сейчас дыры не было, даже самой маленькой. Была только печаль. Небольшая и светлая. Конечно, подумал папа. Мы же знали, что старик скоро умрет. Ему лет сто пятьдесят по человеческим меркам. Вообще удивительно, что он столько протянул.
Вернулась девочка и принесла коробку. Это была хорошая коробка -- простая и надежная. Раньше в ней хранились папины ботинки, поэтому она до сих пор пахла старой кожей, дубом и кремом для обуви.
Папа кивнул. Хорошо. Что может быть лучше, чем спать вечным сном в запахах кожи и гуталина.
— Ну что, старик. Пора.
Они положили мыша в коробку, закрыли крышку. Девочка написала на листке:
«Бублик (2009-2015). Мы тебя никогда не забудем».
Папа приклеил листок скотчем. Затем подумал и обмотал коробку два раза. Так было надежнее.
Они оделись и вышли из дома. Девочка несла коробку в руках.
На улице было темно и холодно. Недавно наступила весна, снег подтаял, но все еще местами лежал -- плотный и почерневший, точно в слое пепла. Девочка и папа перешли дорогу. На стоянке стояла папина машина. Когда они прошли мимо, папа остановился.
— Я сейчас, — сказал папа. Он вернулся к машине, открыл багажник и достал большую красную лопату. Этой лопатой он обычно отгребал снег из-под колес.
— Пошли, — сказал папа.
Они пришли. Полоса деревьев отделяла дом от шоссе.
— Здесь, — сказал папа. — Здесь хорошее место.
Летом тут будут зелень и трава, и тень от деревьев. А сейчас здесь только голая земля, раскисшая от грязи. Несколько желтых травинок. Узкими клиньями лежит снег -- как серые ледяные штыки.
Папа взял лопату и начал копать. Лопата легко снимала раскисший слой земли и скрежетала по замерзшему. Папа взмок, пока копал. Наконец, яма была готова. Они опустили коробку в яму.
— Хочешь что-то сказать? — спросил папа.
Девочка кивнула.
— Прощай, Бублик. Ты был мой самый лучший мышь.
Девочка хотела сказать «песчанка», но «песчанка» очень неудобное слово. Его не скажешь про мальчика.
— Передавай привет Джерри и Бурундуку.
— Прощай, старик, — сказал папа.
Девочка искоса посмотрела на него. Она удивилась, какие у него темные глаза. С мерцающими огоньками. Словно он смотрит далеко в глубину и видит звезды.
За деревьями с ревом промчалась машина, и папа словно проснулся.
Папа закинул лопату на плечо, и они пошли. Грязь чавкала под ногами.
— Пап, — сказала девочка.
— Что?
— Как думаешь, Бублику понравилась коробка?
Папа остановился и посмотрел на девочку.
— Думаю да, — сказал он. — Думаю да.
========
Иллюстрация: Василиса Овчинникова, 10 лет