Я заранее проясняю, что это эссе написано в рамках обучения на философском факультете, а поэтому затрагивает философский контекст. Однако, я попытался проиллюстрировать философские идеи Макса Штирнера (1806 — 1856) — неординарного немецкого мыслителя, младогегельянца — с помощью произведений фантастики и фэнтези. Не знаю насколько корректно это получилось, поэтому всячески приветствую критику, поправки, уточнения и прочие указания на мою неграмотность 
А также призываю к дискуссии.
Короче говоря, вот такой вот эксперимент.
Единственный портрет Штирнера, руки Энгельса
С одной стороны проект Единственного Штирнера (речь идёт о книжке «Единственный и его собственность» 1845 г.) – это утопический проект, появившийся в годы, когда индивидуалистические тенденции были не самыми популярными (в это время появляются марксизм и позитивизм). Коллективистская тенденция становится очень влиятельной и находит отражение во многих литературных произведениях в том числе в произведениях авторов, которые казалось бы достаточно далеки от того же марксизма – вспоминается, например, «Война и мир» Льва Толстого. С другой стороны, проект Штирнера оказался слишком радикальным даже для других идеологов индивидуализма. Тургеневский Базаров был вдохновлен скорее нигилизмом Ницше, персонажи Достоевского по духу больше Киркегоровские персонажи. Сам Ницше вероятно и не читал книгу Штирнера, а, если и читал, то сильно с ним разошёлся.
Казалось бы между Штирнером, Ницше, Достоевским и Киркегором много общего. На деле общим у них является только неприятие гегелевской тотальности. Однако, не принимают они её разными способами. Неприятие Ницше – активное, куда более гневное, пропитанное весьма воинственным духом. Неприятие Штирнера более пассивное, менее внешнее – речь не о том, чтобы пускаться в открытую борьбу с царящими устоями (хотя и Ницше, безусловно, не революционер), а самому встать в позу Единственного, признать свою уникальность, самоценность и самодостаточность: чем больше людей осознают необходимость подобного демарша, тем естественней произойдет отмирание старых порядков. Однако, уловить габитус штирнерианца почти невозможно даже глядя на самого Штирнера, который и учителем поработал, женился и пытался продавать молоко — об этом писал Дж. Генри Маккей в единственной биографии Штирнера. В его жизни нет почти ничего, что указывало бы на то, что он Единственный (хотя, возможно, это и должно так выглядеть – Единственный не бунтарь и не классический анархист). Выходит не очень вдохновляюще и не убедительно. Поэтому Базаров и ницшеанец.
Достоевский писал не об этом!
Непривычно выглядит и то, что Штирнер при всём своём индивидуализме остаётся довольно сухим и рационалистичным. Действуя, в рамках системы Гегеля, он просто останавливается на определённом её витке (индивиде) и не желает двигаться дальше. Таким образом Штиренр рационалист, хотя и очень странный, разминувшийся с рационализмом классическим, который неумолимо движется ко всеобщности. Однако, его путеводитель, всё-равно, сухой разум (в союзе РАЗУМНЫХ эгоистов места чувству нет). Это разводит его с Достоевским, который был индивидуалистом чувства, а не индивидуалистом разума (Киркегор тоже).
Эти две линии (рациональный коллективизм и чувственный индивидуализм) активно проявляются и часто противоборствуют в художественной литературе (недаром Достоевский и Толстой воспринимаются как два полюса русской литературы). А вот героям Макса Штирнера места в ней не находится, его проект не вызывает отклика и вскоре почти забывается.
Джон Маккей — правоверный штирнерианец, поэт и анархист
Персонаж Штирнера слишком странен. Возможно, поэтому Единственного стоит искать в «странной» литературе – фантастике и фэнтези. Эти жанры расцвели пышным цветом через сто лет после смерти Макса Штирнера.
Здесь идея, которая оказалась слишком радикальной для людей может обрести жизнь в нечеловеческом бытии.
В научной фантастике идея самодостаточности, союзов основанных исключительно на разуме приходит с идеей возможности расчитывать предстоящие события. С помощью расчёта достигается оптимальное состояние для данного индивида, это никак не связано с чувствами или привязанностями. Очень часто, правда, этот приём используется для того, чтобы описать общества всеобщего блага (как в «Академии» Азимова, однако, попытаемся вспомнить те произведения, в которых расчёт становится индивидуальным орудием.
На ум приходит роман Генри Каттнера «Ярость», в котором действуют Бессмертные, заботящиеся только о своих личных интересах. На службе у них специальный персонаж – Вычислитель, умеющий давать наиболее рациональные советы. Очень важно, что взаимоотношения Бессмертных не приводят к хаосу – они сознают, что очень сильно зависят и от блага общества, но не ставят себя в подчинённое ему положение. Они вступают и в «любовные» взаимоотношения и заключают союзы. Но это именно Союзы разумных эгоистов, как у Штирнера. Единственное, чем персонажи Каттнера не похожи на персонажей Штирнера – они излишне эмоциональны и корыстолюбивы, им не хватает стоического спокойствия, присущего Штирнеру. Впрочем, эта черта присуща Вычислителю, который, однако, слишком зависим от тотальности. Так что в романе Каттнера, пусть и в несколько размазанном виде, присутствует Единственный Штирнера.
Вот так издавали у нас Каттенра — по виду типичная боевая фантастика
В повести Теда Чана «История твоей жизни» инопланетяне способные видеть будущее, предлагают людям взаимовыгодный союз, не из сочувствия, а из желания спасти себя в будущем. Будь у них такая необходимость, люди были бы уничтожены. Однако, инопланетяне поступили как истинные разумные эгоисты. (неизвестно, правда, какие у них там отношения между собой, так что тут я слегка сам себе противоречу, но инетерсна сама модель поведения).
Наконец, примером Единственного Штирнера является Доктор Манхэттен персонаж культового графического романа Алана Мура «Хранители». Причём он является подлинно Единственным, других подобных ему в мире просто нет. Причем Манхэттен по-штирнеровски спокоен и даже равнодушен к большинству мировых событий, при этом он не ведёт жизнь отшельника, а имеет «друзей» и «возлюбленную» и даже является «героем». Однако, действует он всегда в своих интересах, которые недоступны понимаю обычных людей. Руководствуется он, конечно же, своим Сверх-Разумом.
Доктор демотивирует
В фэнтези Единственные чаще всего являются пользователями каких-либо сверхъестественных способностей, имеющих недоступную простому человеку природу.
В некоторой степени уже Толкиновские эльфы близки к Штиренру. Их удивительная мудрость порой приводит их к равнодушию и заботе только о себе, что побуждает их покидать Средиземье и уходить на Валинор, уклоняясь от борьбы. Однако, нельзя сказать, что между собой эльфы строят отношения на правах разумных эгоистов, что их не заботит судьба народа, да и особо достойных представителей чужих народов они признают своими друзьями.
(Больше сюда подойдут тёмные эльфы (дроу) из книжек Роберта Сальваторе ( и из всей вселенной Забытых королевств, но в них тоже сильна клановость и злопамятность).
А вот Саруман ведёт себя как Единственный Штирнера. Под этой оптикой он не злодей, а «человек» поступивший очень разумно, вступив в сговор с Сауроном. Жалко расчёт оказался не точным, но ведь Толкин поборник традиционной морали и в его мире Саруман победить не может.
Для Штирнера Саруман бы не был злодеем
Вообще, волшебники очень часто и оказываются разумными эгоистами в фэнтези произведениях. Вспоминается Мерлин Ника Перумова, не злой и не герой, очень рациональный, действующий в своих интересах настоящий Единственный.
Или, например, маг Баяз из «Первого закона» Джо Аберкромби, очень похож на остальных волшебников, разве что чересчур тщеславен и обидчив.
В общем, таких примеров масса.
Подводя итог, хочется сказать, что, по моему мнению, Единственный Штирнера с трудом умещается в произведениях, стремящихся описать наличиствующую действительность (при реальном положении дел его очень трудно реализовать, и даже сам Штирнер тут под большим вопросом). Зато, при добавлении каких-либо фантастических условий и допущений Единственный оказывается вполне возможным и в той или иной форме, частично или почти полностью воплощается в фантастических и фэнтези произведениях, часть из которых я и попытался вспомнить и привести в пример.
Примечательно, что можно сделать любопытную параллель с деятелем Просвещения Маркизом де Садом, который тоже проповедовал преследование собственных интересов, и делал это с помощью рациональных аргументов, однако, его персонажи всё-таки слишком бесшабашны для Штирнера.
цитата
«Разве каждый не рождается в одиночку?» (цитата из «Философии в будуаре»)