В сочельник получил хороший подарок — три экземпляра, которые заказал в интернет-магазине. Авторские экземпляры получит Светлана Рыжкова — у неё это первая книга, так что надо порадовать соавтора
А пока — хорошая рецензия от умного человека. Мы получили эту рецензию, когда участвовали в конкурсе крупной прозы ТРИММЕРА-2012:
«Зачиталась, так что анализировать было сложно. Редко когда попадаются тексты настолько созвучные моему внутреннему мироощущению. Все — от возраста героинь до диалектных словечек, то и дело проскальзывающих в романе, совпадало почти как фотография.
Это — мой мир.
Мир маленьких заводских городков и рабочих окраин.
Здесь кривые тополя буреют к началу августа — слишком много в воздухе копоти.
Здесь кислое даже пиво, которое пьют мужики после смены. Женщины, впрочем, тоже пьют...
Здесь основной цвет — серый: асфальт, бетонные стены, замусоренное дымами небо, лица работяг...
Здесь всегда пахнет чем-то химическим. Неуловимо, чуть-чуть, но всегда. Где-то — горящим коксом, где-то метаном, где-то — азотистыми окислами. Где-то — еще чем-то, тем, что «сифонит» в данный момент из-под неплотно пригнанной муфты на одном из трубопроводов на градообразующем предприятии. А «сифонит» всегда.
Этот запах — как фон, как декорация, он — везде, он пропитывает все, дотягивается до соседних дач, до помидорных грядок, до березок вдоль реки...
И здесь растут дети. Мы здесь росли...
И, что самое неожиданное — выросли и помним детство не серым, а ярким, словно роскошные узоры в картонной трубке калейдоскопа: то ослепительно голубым, то солнечно-желтым, то отчаянно-зеленым, то красным, как праздничная демонстрация, то белым, как высокие облака.
И этот мир, и этот кривой тополь возле старого дома — они по-прежнему остаются яркими.
Парадокс? Нет.
Просто все мы — родом из детства. Чья фраза, не знаю, цитата откуда-то... но точная.
Об этом, собственно, и роман Уралова и Рыжковой. О том детстве, которое делает взрослых способными на невозможное. О том детстве, которое нельзя предать.
И еще — о том, что каждый... да, каждый, однажды понимает, что он теперь — первый в строю, а за спиной у него — то, без чего он перестанет быть самим собой.
Плюшевый мишка и сшитые мамой «пушистики».
Кривой тополь у дома.
Девочка Алина из другого подъезда.
Мама. Отец. Хотя их нет уже на этой земле...
И только тогда появятся в жизни Рыцарь и Охотник, и только тогда волшебное Королевство может прорасти в реальность.
Язык
На литературных форумах много спорят о языке. О том, что «правильно» и «не правильно».
Но есть один вариант, самый счастливый, — тот язык, на котором человек думает.
Когда читаешь «Трон на двоих», возникает ощущение, что авторы не пишут — просто думают. То и дело — просторечные, а то и жаргонные словечки вроде «раскурочила», гармонично сочетающиеся с устаревшими, редко употребляемыми, но яркими словами вроде «баул» или «снедь».
Есть байка про кружевниц. Всю не помню, но суть в том, что лучшая кружевница — не та, чьи произведения заставляют восхищаться вложенным в них трудом, а та, которая творит словно по волшебству, словно совершенно без усилий.
Здесь язык именно такой — словно не работали авторы над романом вообще. Хотя, думаю, авторы вложили в роман немало труда, но этот труд на первый взгляд совершенно не заметен.
На этом фоне некоторое количество опечаток или синтаксических ошибок кажутся чем-то совершенно несущественным.
Да, есть одна «системная», повторяющаяся ошибка — приложение не всегда выделяется с двух сторон, как положено по правилам.
Мир и структура
Миров — четыре: прошлое реальное, прошлое волшебное, сегодняшнее реальное и сегодняшнее волшебное.
Прошлое реальное сделано великолепно. Каждая деталь заставляет кивать: «Да, так было». Крышки эти дурацкие, дефицитные-дефицитные. Очереди. «Секретики». Пионерские лагеря. Школьные друзья...
Прошлое волшебное не подчиняется никакой системе. Я попыталась разложить героев сказочного мира по архетипам — бесполезно. Это — не одна сказка, это — напластование сказок, таинственный тигель, в котором плавилось то, что давало пищу для фантазии девочек. И главное зло, носящее имя соседнего магазина — совершенно детский вариант мира.
Сегодняшнее реальное меня не удовлетворило. Да, именно «каркасный» сюжет, события вокруг Марины после вступления в наследство, показались мне слабее всего. Может быть, я слишком журналист, и мне слишком надо знать, «как оно работает». О том, чем занимается «Гамма» — лишь общие слова. Что такое «служба качества»? Какие инновации? Каких бездельников заменила Ирина с командой?
Работа сестер называется, наверное, «менеджмент». Или «логистика». Но, черт возьми, дайте мне хоть немного представления о том, как «Гамма» приносит свой кусок пользы!
Марина вроде бы изучает какие-то документы. Что в них? Контракты на что подписывает юрист?
И не надо думать, что работа «Гаммы» — слишком сложная, поэтому детали не нужны читателю. Рассказать простыми словами можно о любом деле. Главное, чтобы тот, кто рассказывает, сам в нем досконально понимал.
В результате конфликт в «сегодняшнем настоящем» оказывается практически не проявлен. Собственно говоря, какое давление на Марину оказывается? Глупейший телефонный звонок? Хулиганский визит конкурента в офис, причем в тот момент, когда Марины нет в кабинете? Попытка нападения, причем нападающие — не уголовники, а жалкие алкаши? И что, конкуренты всерьез думали напугать этим современную женщину?
Понятно, что городок, в котором происходят события, «красный». Нет, к коммунистам — никакого отношения, чисто уголовное определение. Есть «черные» зоны, в которых реальная власть принадлежит воровским авторитетам, есть «красные» — администрации лагеря. Есть «беспредельные», но нынче их все меньше. Так вот, городки, в которых градообразующие предприятия не умирали (было и такое) — «красные». Реальная власть принадлежит директору комбината. Под него строятся все, в том числе и милиция-полиция. Криминал — только в бытовой форме, никаких авторитетов, никакой мафии, братков, авторитетов, бригад, смотрящих и так далее. Отстреляны.
В таких условиях настоящей опасности для «Гаммы» нет вообще. Значит, конфликт в данном случае может быть не «против», а «за» — за душу Карлы — Рудольфа Карловича. Кстати, он директор или кто у «Фредди Крюгера»?
В общем, «сегодняшнее реальное» меня не удовлетворило. Прошлое гораздо лучше.
«Сегодняшнее волшебное» кажется немножко затянутым. Видимо, потому, что конфликт из реала перешел в волшебную страну...
А вот структура с «каркасным» сюжетом в «сегодняшним реальным», на который «нанизаны» воспоминания и отражения в «сегодняшнем волшебном», очень хороша. Система отражений, система проявления в реальном и волшебном мирах работает на идею: только обитая и в реале, и в сказке, можно стать цельным. И только сказка может дать силы жить в реале. Жить, а не существовать, притворяясь живым и даже «настоящим» человеком.
У мужа Марины нет отражения в сказке.
Нет такого отражения и у Фредди Крюгера. Он — не Грызмаг, нет, слишком мелок.
Об идеях
И есть в романе еще одна очень важная тема, причем решается она по-детски непосредственно и по-взрослому мудро.
Смерть. Грызмаг царит не просто в «загробном мире. Его удел — город Напрасно Умерших. «Душам погибших в бою не место в твоем мрачном городе — так какого же дьявола тебе надо?» — говорит Марина Грызмагу.
Тема о том, что даже смерть бывает разной. И та, которая отдана за любовь и порядок, не напрасна. И что память может сделать смерть не напрасной, а то и возродить душу.
В общем, по идеям — отличная вещь. Добрая и светлая, по-настоящему сказочная. И очень сегодняшняя».
(с) Евгения Лифантьева