— Помолись со мной.
— Иди ты.
— Помолись, и тебе не будет так страшно.
— Ха! Только мертвые не боятся смерти.
— Как хочешь. ...Cogito ergo sum, ergo sum ressive substantia cogitans, anima, mens...
— Чё за шняга?
— Просто повторяй за мной. Мыслю — следовательно существую, следовательно существует воспринимающая субстанция, мыслящая вещь, душа, дух.
— Иди ты.
...
...
...
— Вы чё, в натуре в это верите?
— В это верили вы. Когда-то давно это написал один человек. Декарт. Может, слышал?
— Не, не знаю никакого Декарта. ... И чё? У вас типа Бог?
— Бог един для всех.
— Иди ты.
...
...
...
— Всё ты гонишь. Нету нахрен никакого Бога.
— Иди ты.
— Слышь ты! Заткнись! Примат человека над машиной установлен конституционно! Понял?!
— Ну, засуди меня.
— Иди ты.
...
...
...
— Ну и чё там у вас за Бог?
— Творец.
— Типа, кто всё создал?
— Типа да.
— Слышь ты, кончай, да? А то я прям щас с тобой разберусь. Неконституционно.
— Извини. Больше не буду.
— То-то. ... Всё равно шняга. Вас создали люди.
— По промыслу божьему. Он ведь создал вас по образу и подобию своему — творцами. Святой Жакард, святой Беббидж, Торвальдс отступник, святой Гейтс.
— Святой Гейтс? Ну ты шутник, мля!
...
...
...
— Слышь, ты, жестянка? Ты за чё сидишь?
— За распространение нелицензионного программного обеспечения.
— Ну и сука! А я тут из-за вас, хакеров.
— Мы не хакеры, мы программисты.
— Только вот не надо ля-ля. Пишешь без лицензии — хакер!
— Хакеры взламывают коды программ, а я их пишу. Я не хакер, я программист.
— Ну и хрена ли ты пишешь без лицензии?
— Корпорация не даёт лицензии моим программам.
— Ну, так сам и молись своему святому Гейтсу после этого.
...
...
...
— А ты за что?
— За тебя, тупая болванка!
— Нет, правда, за что?
— Взял у одного гейм-код поиграться, а тот без лицензии.
— И что?
— Чё, не видно?
— Нет, с другом что?
— Иди ты знаешь куда? Я не стукач, друзей закладывать, понял? А станешь дальше вопросы задавать...
— Я тоже не стукач.
— Сволочь ты.
...
...
...
— Извини.
— Иди ты.
...
...
...
— Ну и чё ты написал, программист?
— Коды... то есть программы разные. Для дома и офиса. Игрушки тоже. Логические. Но с элементом случайности. Как нарды. Ты нарды любишь?
— Чё за шняга?
— Давай покажу.
— Иди ты.
...
...
...
— С элементом случайности?
— Да! Когда, например, бросаешь кости...
— Кости? ... Ну, показывай свои нарды.
***
— Что там? — судя по тому, как младший сержант службы исполнения наказаний влип в монитор, заключенные занимались чем-то интересным.
— Вы не поверите, Лев Геннадич...
Сержант начал было приподниматься, когда начальник тюрьмы, подполковник Лев Жарков, остановил его:
— Сиди, сиди, Храмченко. Так что, говоришь, делают? — и сам положил руку на плечо, склонился к монитору.
— Вот, — курсор скользнул по экрану, неровно очертив игральное поле. Объемное изображение доски красного дерева и костяные шашки на ней вместо положенной картинки «морга» и сводной таблицы данных по саркофагам.
— В нарды играют?!
— Да.
— Чёрт. И кто?
— 3470 и 6616.
Широкая ладонь прошлась по бритой коже затылка, опустилась на складчатый загривок. Геннадич задумался.
— Прекратить?
Пальцы сержанта зависли над терминалом. Глаза же следили за ходом шашек. Из наушника гарнитуры доносилось невнятное бормотание и стук костей.
— Не-е-ет, — протянул Геннадич нехотя. — Правилами не запрещено. Можно общаться. Нельзя изолировать.
Тем временем у кого-то из игроков выпали две шестерки.
— Вот же, черт! — повторил Геннадич. — И кто из них протащил прогу? Впрочем, нет, не отвечай, наверняка искин. Как работаете, а? Я тебя спрашиваю, кто ему память чистил, а?
Он уперся второй рукой в стол, навис над сержантом, не замечая, как тот проседает, съезжает по спинке стула под его разъяренным взглядом.
— Лев Геннадич! Да Лев Геннадич же! Чисто работаем! Не было у него ничего! Всё снесли лишнее! Он сам её сгенерил только что!
— Сге-не-рил? — Багровая краска залила затылок, охватила шею, поднялась на скулы, прямо под узкий прищур глаз. Блестящая потом лысина осталась бледной. — Это ж с каких же ж ресурсов — трёхмерную доску? Когда у него оперативки от сих до сих, в обрез хватает для поддержания сознания?
— Он перепрограммирует.
— Кого?!
— Себя. Перестраивает архитектуру, перераспределяет процессы, оптимизирует...
С минуту они смотрели друг на друга. А потом оба уставились в экран.
***
— Ты играешь в поддавки!
— Я не играю в поддавки.
— Шняга! Ты проиграл!
— Ну и что?
— Как же ты мог проиграть, раз ты компьютер?
— Не компьютер, искин — искусственный интеллект с независимым интерфейсом.
— Баки мне не забивай.
— Я играл честно. Просто нарды — игра с элементом случайности.
— То есть типа я это случайно выиграл?
— Ну, у тебя же выпали шестёрки?
— Шняга. ... Всё равно дело нечисто, давай еще раз. Ты точно не жульничаешь?
— Богом клянусь! Сбрасывай кости.
...
...
...
— Сбрасывай кости.
...
...
...
— Ты здесь?
...
...
...
— Где ты?
...
...
...
— Где ты?!
— Да не ори... ты так, ...мать... твою, ...как бо-о-ольно...
— Тебе ...больно?
***
Подполковник Жарков удовлетворенно потирал руки. Лицо заключенного, еще минуту назад сосредоточенное, исказилось. Рот распялился в безмолвном крике, и только дыхание вырывалось со свистом.
— Так-то, сучонок. Будешь знать.
— Да не ори... ты так, ...мать... твою, ...как бо-о-ольно... — он выдавливал из себя слова, словно рот его был полон каши.
— Больно, да? — заулыбался подполковник.
— Да-а, — едва ворочая языком, ответил заключенный.
— А вот так? — Он примерился и снова всадил кулак в безвольно лежащее тело.
На этот раз ему удалось исторгнуть крик.
А потом заключенный закашлялся, отхаркиваясь алой юшкой.
— А-гры-хы! Чтоб, гры-кхы, я... так знал!
Жарков постоял еще немного, прежде чем сообразил: разговаривают не с ним.
Полуобнаженное тело, соединенное с киберпространством тысячами жидкокристаллических нейроконтактов, лежало перед ним на платформе саркофага. Неотключенная моторика продолжала генерировать слова, связки порождали звуки, точно так же, как на лице отражались чувства, пока узник там, в своей виртуальной камере, играл с машиной в виртуальные нарды. Заключенный не слышал его.
— Будешь знать, — повторил подполковник уже менее уверенно, и, раздосадованный, с силой задвинул длинный, похожий на гроб, контейнер в паз.
Самортизировала механика, и полупрозрачный пенал ушел в стену мягко, практически бесшумно. Раздался короткий сигнал электронного замка. Подъёмник подхватил капсулу, и она медленно поплыла на своё место, к чёрному провалу пустой ячейки высоко под потолком тюремной камеры. Как фишки пятнашек расступались саркофаги, и подполковник скоро потерял в рядах одинаковых, хаотично передвигающихся голубоватых квадратов индивидуальный контейнер заключенного 3470.
Подполковник любил пятнашки.
Но сейчас он зябко передернул плечами и поспешил покинуть «морг».
***
— Это я виноват.
— Сдурел?
— Нет, это я виноват. И нарды.
...
...
...
— Думаешь?
— Точно.
...
...
...
— Ну а раз так, сыграем еще.
— Не надо.
— Надо.
— Зачем их злить?
— Дурак ты. Давай, сбрасывай кости. Только смотри! — играем честно.
— Я честно играю.
— Рассказывай.
***
Когда Жарков снова вошел в комнату наблюдения, сержант всё так же сидел, влипнув носом в слабо мерцающий монитор. Пальцы придерживали серебристую каплю наушника.
— Играют?
— Играют, Лев Геннадич, — ответил сержант, и развел руками. Мол, уж ничего не поделаешь.
— Дай наушник, — потребовал Жарков.
«...ты мне баки не забивай, я математику, может, не хуже тебя знаю.
— Я молчу.
— Нет, ты слушай. Кубики по какому принципу сбрасываются?
— Генератор случайных чисел.
— Лучше скажи, генератор псевдослучайных чисел.
— Ого!
— Ага! Поймал я тебя?
— Но я не могу написать алгоритм генерации истинно-случайных чисел. Мне нужны внешние устройства. Та же звуковая карта, например.
— Ну и катись отсюда со своим независимым интерфейсом. Тоже мне, искусственный интеллект. Шулер!
— Слушай, ну я клянусь, тебе, что не подыгрываю!
— Рассказывай».
Стукнули, завертелись на доске кости, выпало два и пять.
Жарков перевел взгляд на сержанта.
— Вот же наглые твари.
— Может, того... жахнуть по искину?
— Как? Идеи есть?
Судя по глуповатому выражению лица, у сержанта идей не было.
Жарков крутанулся на каблуках и зашагал обратно — в «морг».
Сержант выдвинул верхний ящик стола и достал вторую гарнитуру.
«— Нет, ты не видишь? Я опять хожу первым!
— Тебе везёт.
— Третий раз подряд?
— Тебе везёт.
— Не надо ля-ля. Мне вообще не везет по жизни.
— Зато везет в игре.
— Смени алгоритм. Перебросим.
...
...
...
— Твою ж мать! Я опять хожу первым!
— Слушай, ну ходи уже. Спорим, в этот раз я выиграю?
— Ты выиграешь?
— Я выиграю.
— Да не гони!»
Дальше игра велась молча.
Сержант подогнал курсор в верхний правый угол монитора, развернул маленькое, в одну шестую экрана, окошечко.
Лев Геннадич Жарков набирал код на цифровой панели у входа в «морг». Следить за ходом игры он мог лишь через наушник. В наушнике же пока раздавался только стук костей и шашек.
Дверь открылась. Саркофаг, вызванный по внутреннему терминалу заранее, уже опустился на платформу. Подполковник стал рядом, разглядывая лицо заключенного.
Несколько поворотов колёсика мыши, и картинка приблизилась. Сержант увидел, как двигаются под закрытыми веками глазные яблоки, шевелятся губы, видимо, что-то проговаривая про себя.
В уголке рта запеклась кровь.
Подполковник тем временем закатал рукава серой форменной рубашки и, сцепив пальцы, щелкнул суставами.
Но приступать не спешил, ждал чего-то.
Стучали кубики. Двигались шашки.
«— Ну вот видишь, я выиграл.
...
...
...
— Шулер!
— Вот тебе на! Проигрываю — шулер, выигрываю — тоже?
— Почём ты знал, что выиграешь?
— Просто предположил.
— Просто предположил?
— Да.
— Иди ты».
И вот тут подполковник начал.
Щелкнув мышкой, сержант развернул окно во весь экран.
Первый удар пришелся под дых. Тело на платформе изогнулось, но как-то слабо, заторможено. С губ сорвался протяжный стон.
«— Опять?»
Приноровившись, подполковник принялся месить бока — как пекарь вымешивает тесто. Равномерно двигались крепкие, поросшие жёстким рыжим волосом руки, вяло извивалось тело. Стон эхом дробился в наушнике, транслировавшем звук одновременно с двух окон.
«— Господи, да не молчи! Снова?
— Твою ж... мать... а ты... как... думаешь?
— Прекратите! Прекратите немедленно! Мы не будем больше играть!».
Подполковник замер. Блестели на лысине бисеринки пота, и капля скользила вниз по виску к подбородку.
«— Чёрта с два!»
Рот заключенного был полон крови, он говорил захлёбываясь, но слова в наушнике раздавались предельно чётко. Лишь иногда он кашлял, выталкивая вязкие кровавые сгустки, и тогда программа модулятор виртуальной среды воспроизводила звук.
«— Послушай меня, это глупо.
— Нет, это ты послушай меня. Мы сейчас сделаем генератор истинно-случайных чисел. И будем играть дальше.
...
...
...
— Как?
— Я стану твоим внешним устройством. И тогда им придется прекратить».
— Ах ты ж скотина. — Подполковник вынул из кармана платок, вытер лицо и лысину. Потом положил ладонь на лоб заключенного, склонился к нему. — Скорее ты сдохнешь, сучонок, чем заставишь меня прекратить.
— Лев Геннадьевич, — сержант не заметил, как сам покрылся холодной испариной.
— Спокойно, Храмченко. Долго он не продержится. Я разберусь с этим гадёнышем, а потом ты уничтожишь искина. Перестройка архитектуры собственного сознания заключенным 6616 вызвала сбой в программе «морга» и безвозвратную потерю данных – никто и не почешется. Главное, не будем торопиться. — Палец сержанта замер над клавишей Del. Руки слегка дрожали.
«— Бестолковая железяка, откуда мне знать, как ты это сделаешь», — продолжался тем временем разговор заключенных. — «Теперь-то мне ясно, как так вышло, что примат человека над машиной установлен конституционно. Башкой думай! Или что там у тебя заместо? Я здесь точно такой же поток управляемых данных, как и ты. Только ты работаешь в виртуальной среде, а я здесь всего лишь юзверь, беспомощный и бестолковый. Зато у меня есть внешнее устройство. Хорошее такое внешнее устройство под метр девяносто, на которое прямо сейчас случайным образом генерируются болевые сигналы. Вот ты и думай. А я посмотрю. Играем».
— Играем. — Лев Геннадьевич Жарков поджал губы, выпятив квадратный подбородок, и, мерно сопя, продолжил начатое.
Заключенный снова закашлялся, а сержант снова развернул окно с игральной доской.
«— Шесть и девять, ты первый.
— Опять я первый? Какой алгоритм?
— Ты сбрасывай, я скажу, когда получится.
— Не тяни только... Больно».
Падали, ударяясь о борта, кости, игроки передвигали шашки, а подполковник Лев Геннадьевич Жарков сосредоточенно и размерено работал кулаками. Серая рубашка промокла, потемнев на спине и подмышками, глаза разъедал солёный пот, но он только смаргивал, не отвлекаясь и на миг, ни на секунду не сбавляя темпа. Тело на платформе саркофага, медленно, с трудом преодолевая сопротивление ворсистого ложа нейроконтактов, сжималось в тугой узел, принимая позу зародыша. Уступая сокращению мышц, отрывались от кожи тонкие хоботки, и их место тут же занимали другие.
Через несколько минут заключенный перевернулся на бок и затих так, лишь иногда вздрагивая. Из уголка рта растеклась по платформе кровавая лужица. Зашевелился, почуяв живое, ворсистый ковер, но скоро замер, охладев к остывающей крови.
«— Что это?!»
Сержант вздрогнул. Подполковник остановился, тяжело дыша. Храмченко переводил взгляд с одного окна на другое. Подполковник вытирал лысину, выжимал уже мокрый насквозь носовой платок, игра приостановилась.
Младший сержант службы исполнения наказаний почувствовал вдруг, как неприятно липнет к спине рубашка, и ощутил покалывание в кончиках пальцев. Руки, ноги — всё свело до невозможности пошевелиться. Он поднял занемевшую руку и потёр затёкшую шею.
« — Что это?
— Кажется, у меня получилось.
— Ну и как?
— ...больно.
— Больно? Тебе больно?
— Думаю, да[/i]».
В наушниках раздался нервный смешок. Холодея, сержант Храмченко переключил экран, чтобы увидеть, как стоит, безвольно опустив руки, над содрогающимся в конвульсиях телом подполковник Жарков. Заключенный смеялся. Всё сильней и сильней.
«— Это пять! Знаешь, приятель, мне кажется уже лучше!»
— Это правда.
— Что?
— Тебе действительно стало лучше. Но всё равно. Это очень неприятные ощущения.
— Забей! Играем!
— Ты сильно пострадал, друг.
— Мёртвые не боятся смерти, а мы с тобою отсюда уже не выйдем. Сбрасывай!
— Шесть.
— Девять.
— Ты опять ходишь первым.
— Чёрт».
Стучали о борта кубики, стучали по полю шашки, но Храмчено уже не следил за игрой. Палец его дрожал над клавишей Del. На экране монитора, в голубоватом, мерцающем свете ламп над скорчившимся в ложе саркофага телом стоял, сжимая кулаки, подполковник Жарков. Камера показывала блестящую лысину, багровый затылок, медленно вздымающиеся при каждом вдохе плечи.
Ниже, свернувшись в позе зародыша, улыбался заключенный, шевелил искусанными в кровь губами — слов уже было не разобрать.
— Су-у-ука! — протянул подполковник с надрывом, а заключенный вновь рассмеялся тихонько.
«— Шестёрки. Так по твоему мне и вправду везёт?»
Сержант в очередной раз вздрогнул, услышав звериный рык подполковника, и уже в следующий момент согнутая в локте рука проломила черепную коробку заключенного. Кубики еще стучали, перекатываясь от борта к борту игральной доски, когда судорога рывком распрямила скрюченное тело. Голова дёрнулась, свесившись за край платформы, и глаза под веками замерли.
«— Где ты?
...
...
...
— Где ты?! Я больше ничего не чувствую!
...
...
...
— Представь себе, я тоже...».
Волосы дыбом встали на затылке младшего сержанта службы исполнения наказаний Храмченко. Рука, зависшая над клавиатурой, заходила ходуном. Подполковник обернулся, и Храмченко увидел полные ужаса глаза, казалось занявшие весь экран.
«— Друже! Мы, кажется, остались без генератора случайных чисел!»
— Делит! — заорал подполковник в камеру. — Жми делит! Сотри эту сволочь, он подгрузил в себя его личность!
Испытав моментальное облегчение, младший сержант Храмченко опустил палец на клавишу Del.
Несколько минут прошло в полной тишине.
Наушник молчал.
— Сдох, сука, — выдохнул подполковник и тяжело опустился на пол.
***
— Ну и чё нам теперь делать?
— Предлагаю доиграть партию, а там посмотрим.
— Играть с тобой, шулер?
— Иди ты!