Достаточно уютный производственный роман про жизнь сотрудников научно- технического вуза. По нему просилась экранизация в формате двухсерийного тв- фильма в советские времена, да не сложилось. Обстановка и расстановка фигур как у Рыбакова в Очаге на башне, но такого эмоционального раздрая и в помине нет.

Два момента заставляют надбавить балл: интрига, кто скрывающийся автор анонимок, и удавшаяся автору беспутная, но дивно органичная баба за 40 по имени Даная, которая в бесконечных поисках мужика и себя заодно. Удивительно яркий персонаж, на голову выше собственно и самой истории и всех остальных. Впечатлила.

Начал читать и сразу все знакомое- раззнакомое. Это ж эту повесть экранизировал Говорухин. Фильм я его смотрел ( посредственный), к тексту близко, сюжет , соответственно понятен. У повести нет дополнительных ни структурных ни стилистических достоинств, линейная канва про лучше средней жизнь средней бабы в непростые времена. Персонажица типажом сдержанный советский извод чеховской Душеньки. Повесть заурядна и без изюминки. С Кафедрой Грековой же несравнима

Сперва был фильм, точнее — мини-сериал — 1982 года, с прекрасной и запоминающейся игрой Андрея Алексеевича Попова, Ростислава Ивановича Янковского в ролях Завалишина и Флягина соответственно, Пашей Рубакиным, роль которого исполнил Леонид Ярмольник. А сейчас — через сорок с лишним лет — книга. Оставившая даже более яркое впечатление и позитивное послевкусие, чем одноимённый фильм. Потому что тогда — в 1977-м — поступив в ВУЗ после окончания школы, я бы вряд ли осознал глубину мыслей и наблюдений, которые автор вложила в воспоминания Завалишина. Скорее всего и пять лет спустя, отучившись по аналогичной специальности в одном из лучших советских экономических ВУЗов, — тоже. А вот фильм был мною понят и принят. Как сейчас — литературный первоисточник. Несмотря на лёгкое, нет, не диссидентство, а фрондёрство. Потому что даже справедливые упрёки-уколы по отношению к недостаткам и благоглупостям советского бытия лично для меня не затмили главного: человеческих отношений, о которых после 1991 года можно только мечтать. Эх, знать бы, что нас, советских людей, ждёт всего через 14 лет после написания этой повести. «Что имеем не храним, потерявши — плачем».

К несомненным достоинствам книги также относится великолепный язык повествования. Литературный и живой одновременно.

Ставлю самую высокую оценку из возможных.

Лев Толстой, кажется в « Войне и мире», рассуждал, что если бы хорошие люди объединились, то всяким подлецам плохо бы пришлось и мир стал лучше. Книжка Грекоаой убедительно показывает, что не объединятся хорошие люди никогда — все разобщены, у каждого свля оптика на хорошее и приоритеты. Отсюда грустнвя интонация. к этой книге в пару хорошо читать « Портрет и вокруг» Маканина — формально о значимой персоне в культурной среде, но с иными этическими дилеммами и графичной манерой, столь оттеняющей уютную акварель Грековой. В « Кафедре» плохих людей нет, а описания собственно корпоративных нравов заставляют с ностальгией вспомнить советские времена в научных кругах, когда порок все ж платил дань добродетели. Сейчас поздний совок в ВУЗах уверенно воссоздается, но уже на совершенно командно- административных началах, где ни шага влево, сплошной непотизм, а Диссернет придумали враги всего светлого и горе усомнившимся.

Книга Грековой при всей ее меланхолии дает терапевтический эмоциональный эффект, без пережимов и восклицательных знаков.

Не будем смотреть по сторонам. Заглянем в себя...

На эту книгу И.Грековой наткнулся совершенно случайно взглядом при очередном заходе в родную районную библиотеку. Ну как тут можно было отказать столь авторитетному автору!

В принципе, в аннотации суть сюжета пересказана — история нескольких поколений еврейской семьи начиная с дореволюционных ещё времён и заканчивая серединой 50-х. Однако главным героем книги всё-таки является один представитель семейства, Костя Левин, ровесник Февраля 1917 года. А поскольку он родился в семье революционеров, а не в ортодоксальной еврейской семье, то до школьного возраста понятия не имел о словах «еврей» и «жид» и о смысловых различиях между ними.

А дальше была классика событий: раннее и затем школьное детство, смерть матери и второй брак отца и жизнь с совершенно чужими людьми, которые, однако искренне любили и Костю, и его малолетнюю, а правильнее маломесячную сестрёнку Цилю.

Глава военная, блокадная написана И.Грековой с самой мощной выразительностью, какая только возможна и потому читать её довольно сложно в эмоциональном смысле. А послевоенные события опять-же понятно, чем примерно наполнены: изобретательско-инженерной работой Константина, его жизнью и жизнью страны, а там и новая волна гонений на евреев…

Читать эту книгу И.Грековой важно и должно не только потому, что в ней изложено то, что в своё время скрывалось или не говорилось открыто — те времена прошли и о событиях, сопровождавших становление, развитие и господство Советской власти, книг написано множество, как художественных, так и документальных. А читать эту книгу И.Грековой следует ещё и в силу высокого качества русской литературности, в которой она выполнена автором. Так я думаю.

А ещё — чтобы посмотреть в себя...

Большинство из нас с теплотой вспоминают студенческие годы. Увлекательные лекции и шумные семинары, лихорадочную подготовку к сессии и прогулянные в буфете пары, дружную группу и любимых преподавателей... Кто же откажется снова хоть ненадолго погрузиться в эту совершенно особую атмосферу общности, интеллектуальности и свежести? Именно этого я ждала от романа с названием «Кафедра». Производственный роман об университете — что может быть лучше!

Но это не производственный роман. Да, кафедра тут есть и её жизнь нам показывают в самых общих чертах, а основное внимание сосредоточено на судьбах героев, так или иначе с этой кафедрой связанных. Причём именно на судьбах, а не на чувствах и историях. Конструкция романа такова: в первой главе мы видим заседание кафедры, где автор показывает общую картину и крупными мазками вписывает туда людей. А дальше каждая глава посвящена одному из них: рассказывается предыстория и даётся эпизод из его текущей жизни. Звучит очень сухо, и так и есть. И даже заявленный формат не выдержан: вдруг перемежается записями из дневника, а то и вовсе переходит на повествование от первого лица. А потом очень внезапно обрывается.

Мне не хватило какой-то человечности, погружения в персонажей. А также законченности истории — совершенно не понятно, а к чему вообще это было, просто вырванный из жизненного контекста кусок без начала и без конца. Грекова ставит своих героев в ситуацию внутреннего конфликта (который обычно и есть двигатель развития) и просто оставляет там.

За одного битого двух небитых дают

Вот так живёшь-живёшь в обыденной повседневности, исправно и качественно делаешь привычные дела на работе и дома, общаешься в привычном кругу, носишь привычную одежду и покупаешь привычный набор продуктов, и кажется тебе, что в твоей жизни уже ничего не изменится. И в самом деле, ничто не предвещает, что спустя короткий миг жизнь твоя повернёт на 90 градусов и погонит тебя по бездорожью…

Примерно так и складывалась жизнь главной героини повести, опытного и добросовестного врача-терапевта Киры Петровны — об этом нам повествует добрая треть книги. При этом Кира Петровна предстаёт перед читателями (равно как и перед своими пациентами) не только умелым врачующим терапевтом, но ещё и весьма разносторонним в своих подходах к лечению специалистом, не чурающимся психологических методов и приёмов в своей лечебной работе. Да и порой не всегда только лишь в лечебной, ибо некоторые беседы Киры Петровны выходят за пределы чисто излечивающего эффекта, однако как можно разделить бытовое и лечебное, если после беседы с врачом пациент просто меняет свою жизнь и тем самым выходит из зоны некомфорта, из токсичных (ах, как не люблю я этот новомодный термин, но здесь он всё-таки уместен) отношений и делает тем самым всю свою дальнейшую жизнь более здоровой, комфортной и свободной, счастливой — а счастливые люди болеют меньше.

Однако человек предполагает, а тот, кто сидит там, наверху, располагает (недаром есть шуточная поговорка о том, что если хотите насмешить Бога, то расскажите ему о своих планах). Так и наша героиня — волей случая её жизнь меняется на диаметрально противоположную. И, оказавшись в хирургическом травматологическом отделении в другом городе, Кира Петровна начинает видеть внутрибольничную жизнь с другого ракурса, т. е. изнутри. А это совсем другая картина, нежели та, которая представляется внешнему, пусть даже и врачебному внимательному взгляду (а ведь наша героиня — завотделением в своей больнице, и казалось бы, хорошо знает жизнь своего отделения, да и больницы в целом).

И вот тут было полное попадание в цель — я сейчас говорю о своём восприятии книги и о своей реакции на читаемое. Ирина Грекова сумела довольно точно показать реальную жизнь в палате лежачих больных, при этом сконцентрировав своё внимание не только на индивидуальных судьбах нескольких отдельных пациенток-сопалатниц (а это по-сути несколько вкладных историй, дополняющих и разнообразящих повествование), но и на внутренних проживаниях и переживаниях главной героини и других больных.

Небольшое отступление от книги: мне довелось серьёзно лежать в больнице дважды: 16-летним пацаном в торокальной хирургии нашего областного центра, ну и относительно недавно поочерёдно в двух отделениях областного онкоцентра — тут был полный лечебный онконабор (химия + облучение + гипертермия + операция и постоперационное лечение). Т.е. и внутрипалатную кухню довелось попробовать и на вкус, и на цвет, и на все прочие ощущала, и всю медицинско-докторскую машинерию испытать на прочность. Причём с разницей почти в полвека. И то ли я везунчик, то ли что-то ещё, но никак не могу ничего хулительного сказать в адрес наших докторов. И уж тем более по поводу тех обвинений в рвачестве и взяточничестве, которые звучат в книге из уст одной из сопалатниц Киры Петровны. Ни разу не пришлось искать и включать какие-то особые методы для госпитализации или для получения какого-то особого лечения или ухода — всё делалось по принципу — получи всё, что положено. Говорю это всерьёз и ответственно.

Однако вернёмся к нашей героине. Перелом шейки бедра — травма весьма непростая. Да ещё когда перелом этот оскольчатый и открытый. Тем более, что происходило всё описываемое во второй половине 80-х (книга издана в 1987 году). И потому пришлось Кире Петровне пережить все перипетии непростой операции, затем операции повторной, ну и т. д. А затем, конечно же, период восстановления, период реабилитации. И тут весьма кстати (как оказалось, и вообще весьма кстати, но отнюдь не случайно) подоспела профессиональная, но и товарищеская помощь от хирурга родной больницы, где работала Кира — врач Чагин, участник и инвалид войны, помогает ей не только поменять привычный образ жизни, но и изменить систему ценностей и принять собственную ситуацию такой, какая она есть (памятуя недавно перечитанную книгу «Приключения майора Звягина» мы вправе утвердить, что Чагин в этой ситуации стал для Киры таким вот Звягиным, причём как в психологическом смысле, так и в физиотерапевтическом и восстановительном).

А ведь мы ещё никак не вспомнили о семейной и личной жизни Киры Петровны. А там два парня — один студент, а другой старшеклассник-выпускник, — и полное отсутствие жизни личной. И понятное дело, что и тут Ирина Грекова не отпускает ситуацию на самотёк, а пользуется моментом и вносит раздражающие ситуацию факторы (не буду упоминать о конкретике сюжетных событий, дабы не отпугнуть возможного читателя). И наша героиня вынуждена решать непростые вопросы взаимоотношений с выросшими парнями и с теми их жизненными выборами, которые они оба совершили.

Но одним из самых важных наполнений романа стали разговоры Киры Петровны с доктором Чагиным: — Самое важное, — сказал он очень серьезно, — построить самого себя. Как бы жизнь тебя ни искалечила, сделать себя человеком. Не оглядываясь на то, кем ты был и кем стал. Если ты разрушен, построить себя нового, может быть, не таким, как был. Но на прежнем месте. В прежнем теле, если оно живо.

И вот тут для меня это роман пересекается с совсем другой книгой — Борис Полевой — Повесть о настоящем человеке. Потому что те принципы поведения и требовательного отношения к самому себе, которые были у лётчика Маресьева (в книге — Мересьева) практически совпадают с теми принципами, которыми руководствуется доктор Чагин. И которым по мере сил стараюсь следовать и я.

Если чуть более внимательно прочитать роман, то осознаёшь, что его название «Перелом» следует понимать не только в буквальном медицинском значении, но и как перелом в судьбе. Причём такой перелом наступает в судьбе не только Киры Петровны, но и нескольких других героев и персонажей книги — и доктора Чагина, и мальчика Володи (о нём я в тексте рецензии вообще ничего не стал писать, ибо эту сюжетную линию правильнее всего будет узнать непосредственно при прочтении книги), и сыновей Киры, и нескольких бывших пациенток Киры Петровны, и её сопалатниц-соседок...

Для меня это была первая книга Ирины Грековой. Конечно, слышал о её романе «Кафедра» и кусочно смотрел фильм «Благословите женщину», снятый по повести Грековой «Хозяйка гостиницы», но читать — не приходилось. И очень рад открытию для себя этого автора — уверен, что мы теперь не скоро расстанемся.

Себя сознающее счастье

«Есть люди как планеты, светящиеся отраженным светом, и есть — как звезды. У них собственный свет.»

В начале нулевых Говорухин снял кино, которое, кажется, тогда посмотрели все. После «Место встречи изменить нельзя» и «Десяти негритят» он был культовым режиссером. И потому что делал в то время серьезную политическую карьеру. что всегда добавляет интереса к персоне. И потому что это было кино о женщине, но не мрачная безнадежность «Ворошиловского стрелка», а жизнеутверждающее. В общем, мы посмотрели «Благословите женщину» и теперь, спустя почти два десятка лет, фильм вспоминается с нежностью

И я удивилась, узнав, что литературной основой послужила книга И.Грековой, которая на самом деле никакая не Ирина, хотя бы на обложке одноименной аудиокниги и красовалось это имя, а вовсе даже Елена. «И.Грекова» (от «y» игрек) — это литературный псевдоним математика, профессора, доктора технических наук Елены Сергеевны Вентцель, автора многих учебников и монографий по высшей математике. Она прожила долгую и плодотворную жизнь в науке и в писательском творчестве, состоялась как жена и мать, пяти лет не хватило до столетнего юбилея. Ее учебник по теории вероятностей коллеги называли лучшим, а художественные произведения переведены на многие языки и, как выяснилось, вполне читаются даже сейчас, через полвека после того, как написаны.

картинка majj-s

Канула в Лету страна, где все это происходило, тотально изменился мир и человеческие отношения, а обаяние женщины-солнышка, которая светит и согревает всех. кто оказывается в сфере ее притяжения, и со спокойным стоицизмом живет свою маленькую жизнь — это обаяние не померкло. История девушки Веры из южного приморского городка, которая родилась до революции и выросла в бедной семье, совсем юной вышла замуж за военного намного старше себя и стала ему преданной женой. Отказалась от радости материнства, чтобы не перечить мужу, кочевала с ним по гарнизонам, всюду создавая уют и обеспечивая своему богу войны надежный тыл, принимала жизнь такой, какая она есть, в самые трудные времена умея радоваться и радовать других и в награду за это обрела на закате жизни счастье, о каком и в молодости не мечтала.

Эта история не потускнела и сегодня. Дефицит простого женского счастья, равно как нормальных мужчин, в России остался прежним. Что уж говорить о надежде, что, пройдя через абъюзивные отношения и через «любовь» со слабым, пьющим человеком, годам к шестидесяти можно обрести большое женское счастье, одновременно с построением завидной карьеры. И.Грекова, надо отдать ей должное, предельно аккуратно и тактично внушает своей читательнице, что бездетность — не трагедия по большому счету, и стоит посмотреть по сторонам — дети, нуждающиеся в заботе найдутся во множестве. Добрая нежная Вера по сути следует человеколюбивыми стопами матери, подобравшей и воспитавшей беспризорника. Только в ее случае приемышем становится девочка Вика, которая не чужая Верочке, но дочь любимой подруги.

Вряд ли имеет смысл говорить о литературных достоинствах книги с точки зрения языка и стиля, написана она просто с задушевной интонацией интеллигентной доброжелательной рассказчицы. Добрая обнадеживающая история, неожиданно современная в том, что любовь и счастье возможны в любом возрасте, но для того, чтобы полнее ими насладиться, лучше быть от предмета своих грез на некотором расстоянии

Как бы, посвящается создателям первых космических ракет, но о ракетах в рассказе с гулькин нос. Рассказ в целом обо всём и ни о чём — сюжета особого нет. Написано в форме репортажа, где читатель, словно его участник, заглядывает за проходную НИИ, чтобы прикоснуться с миром научных лабораторий. Ожидал какой-то производственный сюжет, нечто в духе фильма «Девять дней одного года», но нет. Учёные — сплошь молодняк: спорят, пишут стихи, подтрунивают над журналистом, любят, мечтают, смеются. Всё очень светло, по-человечному, но очень уж наивно. У меня сложилось впечатление, что это не ученые, а студенты средних курсов педагогического института.

Неплохо написано, но не впечатлило.

И опять Грекова пишет о женской судьбе. Сейчас такое, наверное, запишут в феминистскую прозу. Главная героиня — сильная, неглупая и, как в конце концов выясняется, самодостаточная женщина, которая коня в горящей избе на скаку остановит. А вот мужчины её окружают довольно худосочные. Не особенно везёт ей с мужиками. Первый — сухарь с домостроевскими замашками, второй — безвольный алкоголик, третий... ну, третий, вроде бы, пока мужчина её мечты, но кто знает, как оно потом сложится. Полюбила-то она всех троих не умом, и даже не сердцем, а скорее ушами — уж больно складно они поначалу говорили. И описаны все мужчины довольно бледно. Не потому, конечно, что Грековой не хватило бы сил разобраться в мужской психологии, а просто в данном случае ей интереснее главная героиня, глазами которой она и смотрит на окружающих. Ну и хорошо, не возражаю.

Я, как и многие, отравлен современным цинизмом, поэтому мне сложно себе представить вот такую всю из себя положительную, и при этом успешную, хозяйку гостиницы, как описала Грекова — без нецелевого расходования средств, левых доходов, без встроенности в вертикальную систему взяток и горизонтальную систему взаимных услуг («Завсклад — Товаровэд — Дырэктор магазын», как говаривал герой Аркадия Райкина) и прочих практически неизбежных для брежневского застоя вещей. Сечас это кажется некоторой идеализацией, хотя в то время, возможно, еще доживали век подобные реликты более ранних эпох. Как мы теперь знаем, исторической перспективы у них не было. Но, несмотря на это, хочется пожелать Вере Платоновне удачи.

Целевая аудитория у повести — женская. С этим спорить сложно. Я и не пытался. А к чему, коли текст произведения лёг на душу гладко, а персонажи запали в душу глубоко. Пять женских судеб, сведённых недобрым временем в тесном пространстве коммунальной квартиры. Все пять — разные в своём истоке. Общее у «пассажирок» «вдовьего парохода» одно — каждая из них на своём веку и «недолюбила», и «недожила». Общность эту можно смело экстраполировать на всю ту большую страну с её бесчисленными, лишёнными семейной интимности, «коммуналками», где всё у всех на виду — и пристойное, и неприглядное...

Ирина Грекова обладала несомненным талантом в умении «влезть» своим персонажам «под кожу», придать им психологической объёмности, сделать их понятными и близкими читателю, придать тексту проникновенности. «Вдовий пароход» — книга грустная, заставляющая сожалеть. О временах трудных, о судьбах, ими искривлённых. О том, что не ПРОЖИЛИ они — Анфиса и её соседки, а так... ПОБЫЛИ где-то и когда-то какое-то время. Без стремлений и мечтаний, серо, буднично, безрадостно. И вины-то в том их нет...

Мало есть в моей читательской жизни удовольствий выше, чем прочитать книгу неглупого, наблюдательного и владеющего пером человека, в которой он, не мудрствуя лукаво, рассказывает о своей жизни. Здесь именно тот случай — доктор технических наук Ирина Вентцель, конечно, знает и понимает, о чём пишет.

А тут ешё и тема мне близка. Хотя и грустно, что по нынешним временам повесть про научных работников — это почти то же, что повесть из жизни ассирийских резчиков печатей. Такая вот древняя, экзотическая и мало кому нужная профессия. Но если вы тоже, как и я, ощущаете себя реликтом ушедшей эпохи НТР, то вам понравится — как, скорее всего, и большая часть написанного И. Грековой.

Читая «На испытаниях» Грековой, я не мог не держать в уме «Понедельник начинается в субботу». Разумеется, это совершенно разные книги. И, вместе с тем, параллели ищутся легко.

«ПНС» опубликован в 1964, «НИ» — чуть позже, в 1967. Время действие повести Грековой определяется довольно точно: в кабинете над столом портрет Сталина, при этом война кончилась явно не вчера. То есть — начало пятидесятых. Время действия «ПНС» — начало шестидесятых, но часть сотрудников НИИЧАВО в пятидесятых явно уже работала — даже Ойра-Ойра с Корнеевым, вероятно, были уже молодыми специалистами, не говоря уж о корифеях.

В «НИ» даже типажи Стругацких угадываются: суровый Кристобаль Хунта, ироничный Ойра-Ойра, грубый Корнеев, прекрасный работник Привалов, непреклонно-хозяйственный Камноедов, а также Стеллочка, молодая ведьмочка, вполне могли быть списаны героев «НИ» (разумеется, с поправкой на различие между сказкой и реальной жизнью). Занимаются и те и другие прикладной наукой. Одни испытывают на полигонах джиннов, другие — осколочно-фугасные боеприпасы. Работа у создателей вооружений секретная, ну так про чародейство и волшебство в СССР тоже не особенно распространялись. Правда, непосредственно на счастье всего человечества герои Грековой не работают, у них пока ещё совершенно другие цели. И вот этот их диалог совершенно ясно указывает на то, что их понедельники тоже начинались в субботу:

''- Так вот, не скажете ли вы мне: чем мы, собственно говоря, живы?

- Ну, работой. Скорее всего работой.

- Я так и знал, что именно это скажете.

- А вы что скажете?

- Я с вами вполне согласен.

- Работа плюс чувство юмора. Не так ли?''

Да, работа и чувство юмора. В «НИ» это выглядит даже органичнее, чем в «ПНС»: людям живётся нелегко, что им остаётся делать? Работать и шутить, несмотря ни на что. Собственно, про это и повесть.

В общем, про параллели между этими двумя книгами можно говорить долго. А главная, вероятно, в том, что похожи их авторы — советские технические интеллигенты-шестидесятники (даже Аркадия Натановича у меня язык не повернётся назвать гуманитарием).

Персонажи у Грековой, как обычно, практически все положительны. Точнее, она умеет в любом увидеть что-то симпатичное. Даже в майоре Тысячном — личности, как выясняется, довольно тёмной...

Многие, вероятно, скажут, что «ПНС» — сказка, а «НИ» — неприглядная правда о жизни советских учёных. Можно сказать и так. Но я предпочитаю смотреть на это по-другому: пройдёт десяток лет, и герои «НИ» действительно начнут заниматься счастьем человечества. А в альтернативной реальности даже его и создадут. Но нам, невезучим, суждено жить в другой ветке этой реальности.

Под конец не могу не оставить здесь несколько любимых цитат:

Довольно обычная история о человеке, вспоминающем прошедшую жизнь и понимающем, что он растратил свои таланты зря. Не самая моя любимая повесть у Грековой. Быть может, дело в том, что мне не очень симпатичен (и поэтому не очень интересен) главный герой.

В начале книги выставлены две точки: начальное и конечное состояние личности. Я ожидал, что автор проведёт между ними убедительную линию: такое я всегда читаю с удовольствием. Но получилась не сплошная линия, а пунктир. Я так и не смог до конца прочувствовать, как именно герой стал таким, каким он стал. Ну да, он эгоист — но люди вообще эгоисты. Это мало что объясняет.

Тем не менее, написано неплохо, а отдельные штрихи пунктира — зарисовки из жизни до и сразу после революции — мне показались весьма любопытными. Вероятно, и элементы автобиографии в книге есть — Грекова сама застала эти времена. Поэтому итоговая оценка — 7 (неплохо).

По этой повести особенно хорошо видно, что И. Грекова продолжает традиции классической русской прозы. Это видно и по манере повествования — спокойной, внятной, с вниманием к деталям, без присущих современной прозе стилистических вывертов — и по сюжету. Ситуация, в которой врач становится пациентом — почти чеховская, хотя, конечно, не такая трагическая, как в «Палате номер шесть». Она даёт отличную возможность показать перелом в характере героини после перелома медицинского — отсюда и два прозрачных альтернативных смысла названия повести. Ясно видно, что автор была уже очень немолода, когда это писала: повесть получилась довольно депрессивной, в ней много говорится про боль, болезнь, одиночество, смерть. Но финал открыт: быть может, что-то хорошее в жизни героини ещё случиться.

Молодым читателям, а также тем, кто ищет лёгкого чтения, читать это, наверное, не стоит. Мне бы в молодости не понравилось. Но если вам за сорок, то попробуйте.

Странный рассказ. Начинается как фантастика ближнего прицела, а заканчивается какой-то готикой. И финал настолько открыт, что впору заподозрить, что рассказ просто не закончен. К чему написана вторая половина текста — я, к стыду своему, так и не понял.

Что это было вообще? Иллюстрация к мысли джек-лондоновского Ситки Чарли о том, что бывают картины без начала и конца?

Мне понравилось.

Кажется, Стефан Цвейг написал про главное отличие героев русской и европейской литературы примерно так: француз ставит себе сложную, но реалистичную цель (например, разбогатеть, жениться, купить домик в провинции), добивается этой цели и счастлив. Для русского героя подобное невозможно. Его цели настолько грандиозны, что невыполнимы в принципе. И поэтому счастлив он не может быть никогда. Например, главный герой этой книги, Анатолий Гарусов, хочет, чтобы близким ему людям было хорошо. И все его жизненные метания связаны именно с тем, что добиться этой цели невозможно. Ну никак нельзя, чтобы хорошо было всем женщинам, которых он... нет, не любит, это неверное слово — которых он жалеет.

И автору этот герой, конечно симпатичен. Более того, автор и сама такая. Кажется, практически все герои И. Грековой (это относится не только к повести «Маленький Гарусов») — хорошие люди, заслуживающие понимания и сочувствия. А если кто-то и совершает плохие поступки, то только по глупости и невежеству — его пожалеть надо, беднягу, а не осуждать. И мне тоже нравится и герой, и авторская позиция. И написано это хорошо: с симпатией к людям, с вниманием к деталям, при этом лаконично и точно.

Кстати, приученный к традиционным сюжетным схемам и «дугам характера», я в процессе чтения ожидал какого-то катарсиса, какого-то события, резко меняющего героя. И не дождался. И весьма этому рад — пусть уж он живёт так, как живёт. Ему и так не слишком легко приходится.

P.S. Я неоднократно замечал, что представители точных наук, взявшись за перо, пишут довольно плохую литературу — не знаю, в чём уж тут дело. В этом смысле доктор технических наук Елена Сергеевна Вентцель является счастливым исключением.

А теперь о глав...

Лина, говорили мне, тебе точно понравится эта книга, тебе надо прочитать эту книгу. А я с чего-то зная о ней ее себе в списки на чтение не добавляла, что-то меня останавливало. И правильно между прочим делала, потому что опять нытье человеческое, опять никто ни с кем не может договориться и главная героиня — дура!

Я люблю советскую литературу. Люблю ее за светлость, а не нытье, что кому-то грушевых садов не додали. Тут все начинается с нытья, что вот не так строят, не так пишут, не так красят, не так разговаривают. А вот были времена до, вот тогда да, тогда и домик свой был... Аха, а еще люди не видели будущего, не были образованными, потому что никому не надо было их образовывать, вот еще время на всякое не нужное тратить. И, кстати, жить им тоже негде были и вот эти вот мамины спальни у них отсутствовали как таковые, так что горестные вздохи, что люди про это забудут, так большинство и не знала их, им забывать нечего, они скорее узнали, что так можно жить, чтобы у мамы была спальня. Короче нытье про строй и что при другом было лучше, это не ко мне — это мне никогда не понравится, потому что я вижу больше, я знаю больше, если хотите — помню больше о том, что было. У меня нет неоправданных взглядов на прошлое до социализма. И даже учитывая, что мой прадед из мелкого дворянства, так это только с одной стороны, а с другой люди, которые жили на Волге и вот ни черта не в барском доме, обычные крестьяне и дедушка только благодаря смене власти стал председателем в колхозе, вот уж вряд ли он кем-то стал бы при царе, сгнил бы на солдатской службе, напомнить сколько лет там надо было пахать? Потому что у деда не было денег на университеты и институты. И выучился читать и писать он в школе, которую открыли после революции. Так же, как и бабушка. И никогда бы они не подняли четырех дочерей, которые все выучились, одна имеет два высших между прочим, а сколько сейчас нужно бабла чтобы закончить два высших? Так что нет, мне уже этим отношением не могла понравится книга. И даже если брать за основу, что совсем по-старому вздыхал самый старый из героев, то все остальные тоже не отличались реальным взглядом и лояльностью, тоже ныли по поводу и без.

Даже если убрать отношение к строю, что на самом деле основополагающая составляющая жизни героев, то остается жизнь людей, как они строят отношения. И тут хочется всех как котят запихать в пакет и в речку. Только милая Ася с ее семьей и радовала всю книгу меня. Она брала от жизни все, что жизнь давала. Она училась, она понимала, что ей помогают друзья, потому что, объясняя тему им, она сама ее лучше понимала. Она не жалела на людей времени. Думала о них сразу делая записи под копирку. Ей никогда не было сложно быть с людьми, делиться тем что у нее есть. Невероятно красивая героиня, на ней только глаз и отдыхал. Она была взрослая как-то сразу. Все ее решения, они от головы, продуманы. Она так мила, что ты тянешься к этому человеку. Так что неудивительно, что именно она дает жизнь в этой книге, не Люда, а именно Ася.

Об остальных героях говорить неприятно. Они не пытаются смотреть на людей, замыкаются на себе и своем таком зажатом «я». Даже, когда нам показывают их жизнь в семье, там все равно остается только «я», как бы благородно моментами люди не поступали, но общее-то направление не меняется. Главная героиня вообще ударилась в вину, ах, я не последовала просьбе умирающей, вообще ее забыла и что? Что теперь, давайте зароем человека, который попытался навести порядок? Не поможем ему влиться в коллектив, не поможем понять специфику работы, а именно пойдем против и транспарант развернем поэтому поводу. Причем будем видеть, что не правы, но упремся упрямой женской башкой, потому что раз он позволяет, то вот я за все те разы, когда мне не позволяли, на нем отпляшу джигу. И за вину, которую сама на себя как вуаль накинула, и за то, что мужик у меня так себе и за то, что не очень-то и нравится в научном копаться. А это лицемерие с мужиком, которого любишь. Неожиданно коронавирус и ты такая, ой, мамочки, оно что все время теперь со мной будет, вот это вот убогое, мне не нужное? Я ж не такое хочу, я ж Ларса Миккельсена хотела, а это так, это чтобы перебиться. Ааааа! Ненавижу такое в бабах. И ладно, когда у них башка обыкновенная, но тут у нас математик, то есть она знает, что такое логика. Математика, она вообще зараза логичная. Но мыслит она эта женщина так, словно слово «логика» она вообще не знает. Неудивительно, что у нее с научной работой не задается, она же свои знания не применяет в жизни, они просто есть. Вот когда ты с сожалением думаешь о том, что государство потратило ресурс на йобу.

Меня не раздражала Майка, она честная в своем поведение. Ты не можешь представить ее иной, чем она есть. Ты не ждешь от нее благородства, и она с тебя его не спрашивает. Девочка застряла на уровне семилетки и там проживает свою жизнь. Она и не претендует. Да, она не идеал, да ты с такой общаться не хочешь, но и с Ириной (главной героиней) ты тоже общаться не хочешь, потому что противны они обе одинаковы своим враньем.

Но я не могу не сказать, что у Грековой очень острый глаз на людей. Она умеет передать индивидуальность человека. Не только его поведением, но и разговором, то как он плетет предложение или же кратко излагает мысль. Не знаю подмечали вы или нет, но мне пришлось обратить внимание, как мы выделяем людей из толпы, как понимаем из какой он среды, как выстраивается его личность благодаря тому как он разговаривает. Быстро мыслящий, говорит кратко. Мало знающий, летающий где-то в облаках, не то что бы говорит долго, скорее растягивает предложения троеточиями пока подбирает слова и формулирует мысль. Нежные, романтичные девы говорят витиевато, плетут кружево, часто обращаются к сопоставлению с чем-то сказочным. У каждого есть свой ритм предложений, свои паузы для формирования мысли. Свои мотивы чтобы что-то сказать. И вот у Грековой все это в людях есть, нам не надо читать описание человека, мы по разговору, по тому как человек формулирует мысль понимаем какой он, как двигает, как задирает голову или испуганно смотрит из-под очков. Но она еще и дополнительно фиксирует их действия, мягкие или резкие. Растерянные, с усмешками. И мы сразу видим живых людей их уже нельзя назвать картонными, они живут, они строят отношения, они кричат свое Я. Мы узнаем себя в их поведении или же своих знакомых. Это очень красиво. Для книги — это важно. Без этого нет героев. Но обидно, что все эти люди не желают дружить, они разобщены, хоть при этом находятся в маленьком замкнутом коллективе.

Нет, мне книга не понравилась. Не понравилась тем, что все что рассказала автор, оно на самом деле ни за чем. Истории не заканчиваются, вопросы и проблемы остаются, люди встречаются с главной проблемой в своей жизни и автор их там и оставляет, а ведь это как раз то, что ты хочешь знать о человеке, какое он примет решение, станет человеком или так и останется микробом? Удивительно, но оказывается есть советские книги, которые ты не можешь посоветовать. А советовать книги только из-за того, что автор умеет передать человека на листе бумаги и буквами — как-то глупо. Но да, это лучше современной литературы ни о чем, потому что это хорошо написанная литература ни о чем.

Я в некотором недоумении. Ну да, рассказ написан бойко — глаз у автора острый, да и язык тоже, но что в нём происходит? Можно понять это так, что главная героиня — талантливый учёный, которому не дают дышать и развиваться завистливые бездари и консерваторы. И вот они её сейчас осудят, и произойдёт Страшное: если не расстрел на месте, то точно ссылка в Сибирь... Сцена «проработки» — это просто какой-то ареопаг босховских монстров. Но Грекова приложила все усилия, чтобы читателю было трудно понять, что именно натворила М.М., и за что её, собственно, прорабатывают. НИИ, в котором она работает, явно занимается не философией, и даже не кибернетикой, а какой-то прикладной наукой (не электротехникой ли, судя по «намоточным» и «трансформаторным»?). В чём именно состоят претензии Комиссии к М.М.? Она идеологически неправильно наматывает трансформаторы? Вряд ли, да и времена уже не те, чтобы за это шельмовать — рассказ написан в семидесятые. Так что можно понять происходящее и по-другому: дроссели у М.М. погорели, обобщённый закон Кирхгофа она применила не так, да и с отчётом по плановой теме затянула, на картошку с подчинёнными не ездит, а фонд командировочных потратила непонятно на что. Чем, разумеется, вызвала недовольство начальства и зависть коллег. И тут мы тоже можем, конечно, посочувствовать М.М. и её расстроенным нервам, но всё же это не настолько драматично, чтобы сравнивать её с Кюхельбеккером в крепости, а то и с Галилеем. И конец рассказа, с deus ex machina, после которого всё налаживается, намекает на то, что правильна, скорее, вторая трактовка. А нешуточный драматизм происходящего скорее указывает на первую. Что именно имела в виду Грекова, сознательно ли она допустила возможность такого неоднозначного толкования происходящего, я не знаю.

Впрочем, повторюсь, рассказ читается неплохо. Хороши, как обычно у Грековой, мелкие наблюдения и отступления в сторону — например, о сравнении читающих с курящими, или о гардеробщице, которая больше любит вешать, чем подавать.

Произведение настолько светлое, что я с готовностью прощаю автору неисправимую инфантильность главной героини в отношениях с противоположным полом, кою она пронесла сквозь свою нелёгкую жизнь. Впрочем, Грекова могла ведь намеренно сыграть на стороне мужской аудитории, создав для неё некий усреднённый образ идеальной для семейной жизни женщины: красивой, «светлоаурной», ласковой, улыбчивой, домовитой, готовой к любви, к прощению и к верности до самозабвения. Не знаю, насколько это моё допущение близко к истине. Не знаю, коль часто встречались во времена прежние и встречаются во времена нынешние ТАКИЕ женщины. Смею предположить — не так чтоб очень часто. Потому предлагаю — а давайте Верочку Бутову будем искренне любить. Так же, как это умела она. Искренне, без цинизма, присущего временам нынешним, прощая ей греховное ныне неумение любить себя.

У Ирины Грековой очень приятный авторский слог. Для меня книгу читал Всеволод Кузнецов. Впрочем... нет, не читал..., а превратил 3 нудных карантинных дня в маленький праздник.

Собравшись читать Чехова, случайно наткнулась на одноименный рассказ И.Грековой. Ну как же не прочитать сразу после Чехова это в некотором роде литературное продолжение?

И как же созвучно оказалось мое восприятие рассказа классика с восприятием Риты. И, надеюсь, я правильно уловила главную мысль И.Грековой. Думаю, она о силе (или бессилии?) влияния на нас литературы.

Кто бы мог подумать, что на до мозга костей прагматичную Полину Ивановну так эмоционально подействуют слова Чехова?

А зачем же тогда литература? А как же ее воспитательное значение? Писатель, на мой взгляд, просто хочет высказаться, выразить себя, поделиться, в общем, намерения его скорей всего эгоистичные. И чем более они эгоистичные, тем лучше выходит книжка, наверное, если, конечно, писатель обладает хорошим слогом. Книги, написанные с целью воспитать читателя, должно быть, скучнейшие. А воспитательное значение проявляется случайно, неровно, непредсказуемо, потому что наше восприятие книги непредсказуемо.

Будучи студентом, держал в руках учебник по теории вероятности профессора Елены Вентцель. Держал – помню, перелистывал – помню, что оттуда почерпнул – забыл. Другое отдельное воспоминание, более позднее, но почти столь же давнее – рассказ Ирины Грековой «Дамский мастер», напечатанный «Новым миром». Я, как и многие тогда, с радостным удивлением его прочел. Радовался умному, наблюдательному, талантливому, новому и молодому, казалось, автору. Потом были другие книги Грековой и в какой-то момент два воспоминания объединились в одно. А математик Е. Вентцель и писатель И. Грекова – в одного человека. Оказалось, что молодой автор много старше меня.

«Кафедра», если угодно, производственный роман. Но не пришлось автору, подобно Хейли, годами материал изучать, специфику производства. Само в процессе жизни изучилось. Свою среду обитания Грекова-Вентцель описывала и, скорее всего, сама послужила прообразом одной из главных героинь. А свои мысли и ощущения между многими героями разделила, начиная с профессора ЭнЭн. В книге много публицистических страниц, рассуждений автора об образовании, о науке, о воспитании человека. Для романа это, пожалуй, минус. Какой бы умной и важной ни была публицистика, она утяжеляет роман, замедляет его течение. Но это маленький и вполне простительный недостаток. Как бы еще советский преподаватель мог бы выразить свое отношение к делу, во многом, идущее вразрез со сложившейся практикой. Не удалось эти проблемы в СССР решить, или даже начать решать. А в новой России мы умудрились их усугубить. Эта публицистика актуальна и , боюсь, надолго.

А остальное, вообще, о вечном. Грекова начинает роман с заседания кафедры, где быстро знакомит нас со всеми основными персонажами романа, в меру насмешничая над ними, и почти не объясняя, кто плохой, кто хороший. Потом писатель рассказывает о каждом подробно и интересно. Мне именно это больше всего понравилось – следить, как из наброска-шаржа вырастает живой человек, с богатым миром и сложной судьбой. Симпатичный человек, хороший. Ирина Грекова любит всех своих героев. По мне, когда автор любит всех своих героев – это верный признак хорошей книги.

Книга какая-то совершенно нехудожественная.

Яркие образы – отличаются от живых людей так же, как ярко-зеленая трава голливудских фильмов от живой травы за окном. Автор максимально затуманивает внешние, «неважные» для понимания героя детали и выпячивает «важные» (а вдруг читатель обознается, не догадается, не разберется!).

По этой причине отдельные персонажи практически не взаимодействуют друг с другом – слишком заняты раскрытием авторской идеи.

По той же причине появляются в книге и «лишние» персонажи, и «лишние сцены». Пример? Да вот, сцена «Флягин дома» появляется только затем, чтобы показать банальнейшую вещь – он-тоже-человек, она никак не связана ни с предыдущим повествованием, не с последующим, зачем появилась дочь, зачем свекровь? Внутри книги это все лишь функции, не люди.

По то же причине финал здесь ожидаем — если не на событийном уровне, то на идейном, — картинкой, так сказать. «Правильной» картинкой, заставляющей читателя задуматься и немного расчувствоваться.

А вообще, сами идеи-то в большинстве хорошие, верные.

Здесь есть размышления (они тоже поданы прямо и без обиняков, чтоб читатель не прошел мимо): об образовании, вообще о научении, об отношениях учителя и ученика; об одиночестве и «одиноких» отношениях между людьми; о старости и о юноше внутри старика.

Еще есть дети, все как один описанные умильно и весело, которые заведомо никого оставить равнодушным не могут, всякую гору и холм, как говорится, понизят, кривизны выпрямят и неровные пути сделают гладкими (любовники одумаются и сделают предложения, обман исчезнет, вредность обратится заботливостью, а фанатизм уступит свои позиции).

И есть подлецы – которых, судя по тексту, единственных простить и понять нельзя (не заслужили они сцены «Персонаж дома»).

Когда мне на третьем курсе нужно было разобраться с основами теории вероятностей, я прочла первые главы этого учебника и очень обрадовалась тому, как просто и понятно изложены там эти основы. Свой зачет я легко получила.

Слышала я ироничное рассуждение, что этот учебник потому так прост и понятен, что составлен на основе лекций в военной академии, где более сложный подход к науке был бы курсантам не под силу.

Очень советую студентам — не математикам, которым просто нужно понять, например, что такое коэффициент Стьюдента.

«Что-то случилось. Наверно, хорошее». Для нынешнего читателя окончание рассказа — большая

А вот героиня рассказа — подарок для феминисток. Директор НИИ счетных машин (слово «компьютеры» еще не было). Примечательно, впрочем, что она не требует от сыновей умения готовить. А комического персонажа (Лебедева) героиня попрекает женоподобностью.

До чтения этого рассказа я и не догадывалась, что парикмахерское дело тоже может быть искусством, требующим таланта и долгой учебы. Герой позволяет себя капризы, как опереточная примадонна, не всякая клиентка ему интересна, прическа становится для него «искусством для искусства», что для клиенток, конечно, обидно. Интересно, откуда он доставал западные журналы при тогдашнем железном занавесе?

Галю

Книга вызвала у меня противоречивые чувства. Слушать интересно, повествование полностью погружает в бытовые подробности жизни русской, а позже — советской женщины. Во вступлении особенно впечатлила сцена стирки в господском доме. Этот и прочие эпизоды, рисующие самый простой уклад, выписаны сочно, со знанием дела. Вообще производственно-хозяйственная часть очень порадовала меня здесь, потому как люблю ее. Из всех подобных сценок больше всего поразила кулинарная:

Немедленно захотелось разузнать что, с чем, как оно работает!? Прочие описания домашнего уюта так же милы, полны тепла и заботы. Но повествование полно не только этими приятными пустяками. Порой автор необычайно верно, до боли, подмечает мелкие детали жизни. Или ярко и живо рисует крупные сцены — встреч и прощаний, «доставание» необходимых вещей всевозможными способами и через шапочных знакомых, применение смекалки и работы собственных рук для обустройства дома... Искусно сплетены временные линии во время бдения главной героини у гроба. Женские персонажи объемные, колоритные, самобытные. Но, не смотря на все эти прелести, что-то упорно не нравилось мне в этой книге.

То, что мне не по душе муж Веры Платоновны, Шунечка (Великая Иштар, до чего отвратительное прозвище!), было ясно с самого начала. Я всегда испытываю двоякие чувства, читая истории, типичные еще несколько десятков лет назад: двое встретились, перекинулись парой фраз о погоде — на завтра пошли в ЗАГС — прожили вместе всю жизнь. А тут изначально несимпатичный Александр Иванович просто подминает под себя жену, и Вера, вышколенная улыбаться и подавать обед, полкниги читает мантры о любви. Которой нет. Я, конечно, понимаю, что в описываемый период подобный расклад поддерживался обществом, и судьбу Веры Платоновны не назовешь тяжелой, но и приятного в ней мало. Однако, было что-то еще, и ближе к концу книги я наконец поняла, что именно было не по мне. Женские персонажи тут отличные, с этим не поспоришь. А вот мужских просто нет, вместо них — функции. Вообще отсутствие хотя бы минимального расположения читательницы к возлюбленному героини является фатальной проблемой для дамского романа, а данная книга как раз такая, написана женщиной, про женщин и для женщин. Невозможность сочувствовать персонажам в их любовном упоении в лучшем случае принуждает становиться равнодушным наблюдателем, а в худшем порождает неприязнь и раздражение. Здесь ни один герой-мужчина не вызывает ни толики участия. Женщины общаются между собой, поддерживают друг друга, а взаимоотношения с сильным полом не поднимаются выше бытового уровня, ни разговоров, ни обсуждения совместных планов, ничего. Мужчины здесь превращаются в эдакий домашний тотем, требующий обязательного обеда на свежей скатерти, взамен обеспечивающий семью деньгами. В остальном как нет человека. «Мне партнер не нужен — мне нужна жена!» © «American Dad». И таким вот образом автор сводит всю любовь не просто к внешним атрибутам, а к служению мужу в самом низменном виде — обслуживанию. Усугубляет положение неизменно скупые описания свиданий, в которых вся романтика погребена под великолепием окружающего пейзажа.

Ни эта, ни пара подобных сцен не вызывали в голове нужной картины. Везде в них говорится, как хорошо влюбленным было вместе, как гуляли целый день, а мне упорно не удавалось этого прочувствовать. В воображении богато рисовался северный лес или берег южного моря, но пара молча стояла, в лучшем случае бесцельно брела куда-то. Ни чувств, ни эмоций... Когда же наконец настает время настоящей романтики, все и тут умудряется скатиться в бытовуху.

Вероятно предполагалось, что любая женщина при виде столь запущенно экземпляра воспылает желанием приютить, обласкать, обогреть и накормить. Но у меня подобная бытовая несостоятельность вызвала только брезгливость. Весь этот абзац оставил неприятное ощущение, будто самая большая неприятность, которая может случиться в жизни мужчины — необходимость самостоятельно стряпать себе ужин и самолично стирать белье, а вовсе не тяжелая болезнь близкого человека. Вообще вся эта зацикленность на обслуживании неприятна.

Вот только автор забывает, что забота является проявлением любви только тогда, когда идет от чистого сердца. А Вера изначально действует по наставлениям мужа и под страхом его недовольства, а позже просто по многолетней привычке. Сакральное переносится на профанное, как-будто уют в доме важнее, чем тот, кто этот самый уют создает. Не сходится арифметика любви...

Другой неприятной особенностью романа является неспособность или нежелание автора вырисовывать эмоционально положительные моменты. Грусть, обеспокоенность, тоска, томление выписаны от и до. Болезнь и смерть матери — прекрасный по полноте чувств эпизод. А вот радость в лучшем случае тихая и печальная. Так и идет всю книгу. Тревожишься и поджидаешь жениха вместе с главной героиней, но не радуешься его приезду. Победа в войне не вызывает восторга, а вот раздражение от того, как муж одергивает свою жену, тут как тут. Минимальной симпатии к избранникам Веры Платоновны ни разу не появляется, а вот негодования на их поступки порядочно. И коронный романтический эпизод:

Казалось бы, сиди да сопереживай такому счастью, вот только вместо него одно лишь чувство неловкости.

Имеются и другие неудачные черты, но у меня они не вызвали столько эмоций, и потому кажутся не столь важными. Во-первых, главная героиня практически не развивается на протяжении всего повествования. Все ее навыки чисто технические, тогда как мировоззрение Веры практически не меняется, что в двадцать, что шестьдесят лет. Во-вторых, если движущая сила первой половины книги является внутренней, основанной на пусть ущербных, но постоянных отношениях мужа и жены, то после похорон она иссякает, и автору постоянно приходится подталкивать сюжет внешними средствами. Один за другим появляются ненужные персонажи и необязательный события, под самый конец выдыхаются и они, и автор вынужденна попросту оборвать сюжет, хотя и делает вид, что все на самом деле закончено. Донельзя лишним эпизодом, торчащим пятым колесом, стала сцена с участием заместителя директора Желудева, особенно при участии Маргариты Антоновны. До этого момента сия почтенных лет актриса являлась самым колоритным и любимым персонажем второго плана, а тут превратилась образчик неестественности и натянутости. Роман завершается на возвышенной ноте и всеобщей радости, как-будто не остаются Вера и Сергей в подвешенном состоянии, когда еще чуть-чуть, и кому-то одному или сразу обоим будет жестоко не хватать отпущенных минут, и не захочется чего-то большего.

Вот так и получается, что книга, полная точнейших описаний разнообразных жизненных ситуаций, вышла для меня слишком тяжелой и неудобоваримой в эмоциональном плане. Нет, я не жалею о том, что прочитала ее. Она даже натолкнула меня на пустяковые, но интересные размышления и переосмысление понятий, искаженных детским восприятием. Так, я впервые полностью осознала значение фразы «Любовная лодка разбилась о быт». Из-за невозможной затасканности данной метафоры мне всегда казалось, что быт здесь — какие-то камни или скалы, и, следовательно, их можно обогнуть. Но разве можно уйти от бытия? Так что развивая данное сравнение, следовало бы уточнить, что лодка не бьется, а тонет. Или еще меня всегда немного удивляло, что в бабушкиных историях невесты-неумехи испытывают затруднения именно с готовкой. А тут я как-то внезапно подумала, что все из-за того, что в деревне еда готовится утром, когда топиться печь. Вот и просыпали девы все кулинарную науку... Эта книга действительно хороша описаниями уклада жизни, уже ушедшего от нас. Но перечитывать роман я точно не буду.

Аудиокнигу слушала в исполнении Татьяны Ненарокомовой. Была приятно удивлена тем, насколько мне понравилось чтение. Обычно я не люблю женскую декламацию, но здесь вышло очень удачно. Диктор не старается читать по ролям (это и сложно, поскольку диалогов мало), но при этом произносит слова с выражением и живыми интонациями, как раз в меру. А то иной раз кажется, что если незаметно подменить диктору книгу, он не заметит и пойдет читать дальше во все той же пресной манере.