Трагедия умного, талантливого, совестливого человека, напрочь лишённого свободы выбора. Поднимается он по лестнице, ведущей вверх, и не свернуть ни вправо, ни влево. А в тех редких случаях, когда такая возможность вроде предоставлена, это выбор — химера, потому что предлагается выбирать между жизнью и смертью; разве это выбор? И вот жизнь прошла, достиг ты высшей власти, а всёми твоими благими намерениями вымощен твой личный ад.

Как сейчас помню: вторая половина 70-х, воскресенье, народ по Первомайской идёт на рынок или в баню, а известный всему городу Славик выкатывает из гаража известный всему городу «Форд» и любовно его моет-полирует, радуя свои водительские чувства и взгляды горожан. Машина, по-моему, дальше метра от гаража не ездила, но это ей ничуть не мешало быть местной достопримечательностью.

Когда читал повесть Васіля Гігевіча «Шчаслівая планета», почему-то этот неисправный, но красивый иностранный автомобиль постоянно лез в голову. Как символ белорусской НФ. Да, иногда в него садятся, могут даже доехать до соседней галактики и, притворившись Иванушкой-дурачком, выслушать лекцию тамошнего доктора Опира о замечательном устройстве счастливой планеты (естественно, как вы догадались, и устройство не замечательное, и планета не то что бы счастливая). Но только героя сон сморил, как снится ему рыбалка, крючки, поводки, бусинки, вертлюжки, сорвавшийся лещ на пять кило, и становится ясно, что автору на самом деле ближе. А когда рассказывается про парнишку, который уходит из деревни в город и которого кані застацца прасілі, или про другого молодого человека, который умирает с книгой з друкарні пана Марціна Кухты, так американский драндулет смотрится совсем ни к месту.

Роман состоит из нескольких обкатанных штампов. Штамп номер один — близкое будущее, каким его любили изображать 40-50 лет назад: засилье корпораций, перенаселённость, унылая жизнь и манипулирующие ею магнаты. Штамп номер два — безумный учёный. Впрочем, учёный-то как раз умный, даже гениальный, но циничный до безобразия. Под прикрытием путешествия на Марс он вознамерился создать полностью подконтрольное ему общество, этакую технократическую утопию, где он в одном лице и бог, и царь, и и герой. Только усилий гений не рассчитал и проиграл первенство своего мира суперкомптьютеру. Далее идёт штамп номер три — компьютер, вышедший из повиновения, подчинивший людей, диктующий условия, контролирующий каждый шаг и в итоге взявшийся казнить и миловать. Финал — ещё один штамп: люди взбунтовались, уничтожили электронного эксплуататора и выбрали смерть (машина контролировала все системы жизнедеятельности), а не жизнь полуразумных автоматов.

Вот такие велосипеды, сплошь состоящие из списанных за ненадобностью импортных деталей, почему-то обычно и предлагают читателю авторы белорусской НФ.