Умер замечательный писатель Еремей Парнов. Он был ярким представителем научно-фантастической и приключенческой прозы, мастером исторического детектива. Его многочисленные произведения широко известны у нас в стране и за рубежом. Среди книг Е. Парнова, прочитанных старшим поколением ещё в юности, – знаменитая трилогия «Ларец Марии Медичи» (по этому роману снят часто демонстрируемый по телевидению фильм), «Третий глаз Шивы», «Александрийская гемма». Еремей Парнов был человеком энциклопедических знаний в самых разных областях – и в естественных науках, и в истории, этнографии, религии, оккультизме. Его книги – «Трон Люцифера», «Тайные письмена богов», «Проснись в Фамагусте», «Мальтийский жезл», «Властители и маги», биографические повести о Я. Райнисе, Э. Тельмане, Ш. Петефи – содержат массу сведений, основанных как на современных исследованиях, так и на кропотливом изучении древних источников.

В последнее время издательством «Терра» выпущены «Заговор против маршалов», «Кольца змеи», «Рок и ужас», 10-томное Собрание сочинений. Общий тираж книг Еремея Парнова, изданных за полвека его творческой деятельности, составляет многие миллионы экземпляров.Эрудит и несравненный знаток легенд, мифов и верований различных народов, Парнов был неутомимым путешественником, особенно его притягивала Южная и Центральная Азия, где он пробирался в малодоступные места Гималаев и Тибета. Во многих поездках ему помогало командировочное удостоверение «Литературной газеты», специальным корреспондентом которой он работал в конце 1970-х – начале 1980-х годов.

Е. Парнов избирался сопредседателем Совета по приключенческой и научно-фантастической литературе Союза писателей СССР, президентом и вице-президентом Европейской и Всемирной ассоциаций научной фантастики.

В последние годы Еремей Парнов много и тяжело болел. Страшным ударом для него стала кончина жены – научного журналиста и писателя Елены Кнорре. Эта утрата лишила его последних сил.

Интервью, которое успела получить наш корреспондент, стало последним…

– Вы пришли в фантастику, когда и в ней и в науке ощущался явный расцвет. С чем он был связан?

– Тогда целая когорта писателей пришла в фантастику вместе с Ефремовым. Это было время, когда появилась его блистательная «Туманность Андромеды». Очень точно писал Борис Слуцкий: «Что-то физики в почёте. Что-то лирики в загоне». Ефремов говорил о беспредельных возможностях в покорении космоса. Книга вышла в момент запуска первого спутника. А раз спутник – значит, полетим в космос. Действительно, не прошло и четырёх лет, как это свершилось. Уже в 60-м году лично я в отличие от многих знал величайший секрет: кто такой Королёв. Я с ним встречался, и оказалось, что он с детства мечтал о Марсе и будет готовить такой полёт. Уже для полёта на Луну строил ракету, но она взорвалась. Американцы получили антипротон, то есть антивещество, антимиры. Мир расширился вдвое. Уотсон и Крик открыли двойную спираль ДНК. Сейчас, когда расшифрован геном человека, когда вопросы генетики становятся инженерными, не более, можно создать в принципе любое живое существо, излечить многие болезни.… Ещё 5–10 лет, и откроются фантастические перспективы. А тогда всё это только ожидалось. Особенно в нашей стране напор был такой, что наука процветала, несмотря на то, что Хрущёв продолжал покровительствовать Лысенко. Я же долго работал в науке. Помню, написал для «Юности» очень большой рассказ о молекулярной генетике, где, не упоминая мичуринскую биологию и Лысенко, рассказал о двойной спирали ДНК, о том, что врождённые болезни, например серповидную анемию, стало очень легко распознавать, что, по сути, можно увеличить количество хромосом в 2–3 раза и получить, например, фрукт в 2–3 раза больше. А это был конец 50-х годов. И вы не представляете, какой был резонанс! Но с другой стороны, посыпались проклятия…. Вот такая была атмосфера, и в ней фантастика заняла своё место. Кроме того, она ставила эксперимент: а что будет, если?.. Эту проблему ставили и Стругацкие, но они не касались науки, а изучали общество, социум. Я и мои товарищи, Миша Емцев, Толя Днепров (один из самых интересных научных фантастов, кстати, один из немногих, кто пришёл из науки – кандидат физико-математических наук), занимались атомными проблемами.

– Можно ли сказать, что научные фантасты в то время были пророками, провидцами?

– Да. Многое удавалось предвосхитить. Скажу о собственном опыте. Я тоже ставил вопрос «А что будет, если?..», но ставил его как учёный, а решал как писатель. И что мне удалось в этом смысле? Когда уже была сделана водородная бомба, писалось о кобальтовой бомбе – обычная атомная бомба в кобальтовой оболочке, а радиоактивный кобальт – смерть, которую повсюду разнесёт ветер (этот кошмар, к счастью, не осуществили, потому что Земля бы погибла, и учёные от этого отказались). И я подумал, что можно создать бомбу, которая даст мощный поток нейтронов без взрыва. Живую протоплазму она уничтожит, а вещи останутся целы. Написал в 1965 году маленькую повесть «Возвратите любовь», где назвал эту бомбу нейтронной и показал, как она будет работать. Даже нарисовал полигон для испытаний. Прошло ровно 13 лет, и о нейтронной бомбе заговорил весь мир. К тому времени я уже был президентом Европейской ассоциации научной фантастики, членом Союза писателей, и «Литературная газета» мне предложила написать о нейтронной бомбе. Я написал, что всего через 13 лет фантастика стала реальностью, но применение этого оружия станет ужасом для всего мира.

– Так, может, американцы у вас идею украли?

– Да нет, всё носилось в воздухе, как, например, другая идея – ядерная реакция в холодном исполнении – о ней до сих пор говорят, но пока она не реализована. Американцы издали книгу «За пять минут до полуночи», где говорилось о том, как фантасты предсказали атомный век. Идея была заброшена в 1916 году Уэллсом, который без характеристик описал самую мощную бомбу и назвал её атомной. В 1939-м, когда началась Вторая мировая война, Запад объявил мораторий на все публикации об атомной проблеме. Но вдруг в 1944-м, за несколько месяцев до первого испытания на ракетном полигоне «Белые пески» в Тринити-сайт, штат Невада, некто Картмилл публикует рассказ «Дедлайн» («Предельный срок») об атомной бомбе и называет факторы поражения: взрыв, ударная волна, тепловой удар и проникающая радиация, называет примерный радиус поражения и ещё ряд очень точных характеристик. И в журнал «Амазинг», где был опубликован этот научно-фантастический рассказ, приходят из ЦРУ и требуют объяснений. Картмилл показал опубликованные материалы, которыми он пользовался. До остального он дошёл своим умом. В моих произведениях я предсказал ещё ряд вещей, но они уже не были столь эффектны. Научная фантастика – полигон, на котором отрабатываются научные идеи. Она даёт возможность понять, как это может быть развёрнуто в обществе. О полёте на Луну в I веке писали ещё римляне, далее – Жюль Верн, Герберт Уэллс и т.д. И общество привыкало, что это возможно. И кого-то эта идея заражала. Как Фёдоров заразил своими идеями Циолковского. Хотя государство наше фантастику не любило и даже гнобило, мы очень подружились с космонавтами. И Гречко как-то сказал мне, что его поколение позвала в космос именно фантастика.

– В предисловии к вашей книге «Трон Люцифера», которая вышла в 1985 году, вы описываете ситуацию, очень похожую на сегодняшнюю.

– Собственно, всё назревало. Но у нас нельзя было об этом говорить. Кстати, с этой книгой связан и один из самых сильных «наездов» на меня. Она вышла в издательстве ЦК КПСС «Политиздат» колоссальным тиражом. И посыпались доносы… 70 штук!

– И в чём же вас обвиняли?

– Во-первых, в мистицизме, во-вторых, в масонстве, в-третьих, в жидомасонстве, клевете и т.п. Причём обвинения сыпались как справа, с почвеннической стороны, так и с материалистической, со стороны атеистов. Застрельщиком всего был некий Яковлев, доктор философских наук. Вдруг мне звонок из Союза писателей от оргсекретаря, генерал-лейтенанта НКВД. Сидел он с 47-го 8 лет, никого не выдал, ничего не подписал, потом был полностью реабилитирован, в общем, порядочный человек. Мы с ним не были даже знакомы, и вдруг он мне звонит и приглашает прийти. «Вы какую-то там книгу про дьявола написали? – Да. Если позволите, я вам подарю. – Буду очень благодарен. Много шуму наделал. Понимаешь, мне был из инстанции звонок (я понял, что из КГБ). Они книгой очень довольны, поскольку всё это и у нас назревает. Говорить об этом нельзя, но как-то людей надо подготовить. Довольны, но поддерживать не будут. – Но и сажать не будут?! – Да. – Вы знаете, меня так много били и за ту книгу и за эту, что я уже ничего не боюсь. Ну что мне сделают, беспартийному писателю?!» Он засмеялся и сказал: «Ну и держись!» Что происходит дальше. Вдруг мне звонят из МГК, секретарь или референт Ельцина: «Мы приглашаем вас принять участие в открытии памятника Тельману». А у меня в 1970 году вышел роман о нём «Секретный узник» в серии «Пламенные революционеры». С этим романом тоже были связаны очень большие неприятности в «Политиздате». Донос был такой, что, мол, не видно разницы между КПСС и национал-социалистической партией, между гестапо и НКВД. И там и там – одна система. И мы с женой очень волновались. Вдруг приходит мне письмо от Вальтера Ульбрихта. «Большое спасибо. Тельман был моим другом. Мне приятно, что вышло первое произведение в Советском Союзе, который он так любил… – и т.д.» Я тут же делаю ксерокс и несу в издательство. Через две недели в «Правде» положительная рецензия – целый подвал. О качестве книги ничего не говорится, больше о героизме Тельмана. В «Нойес Дойчланд» был разворот. Всё! Так вот, 1987 год, открытие памятника. На трибуне – весь синклит, даже страшно. Приходит Ельцин, тогда кандидат в члены Политбюро, секретарь МГК. Вдруг сзади шевеление – и появляется Горбачёв, за ним Лигачёв. Я стою. И представляют гостей: Хонеккер, первые чиновники ГДР, Берлина – и меня с ними знакомят. Я с ними поговорил по-немецки. Не знаю, поняли окружающие, кто я такой. Я и одет-то был.… Ну не как они. Однако во всех газетах напечатали снимки, где и я есть. Даже по телевидению показали. Иду назад, столкнулся с Лигачёвым: «Разрешите представиться! – Ну что вы, знаю, знаю. – Разрешите прислать мою книгу о Тельмане. – Пришли». После этого всё исчезло, как будто ничего и не было. Тут же второе, третье издание. Сейчас вот опять вспомнили.

– Вы в «Троне Люцифера» опять-таки выступили в роли провидца. Когда распадался СССР, сколько всплыло мути всякой!

– Я вам больше скажу. К сожалению, эта книга стала настольной для всякой мрази, которая гадает, предсказывает, порчи всякие снимает. Они выхватывают оттуда термины, цитаты, телевидение сплошь это повторяет. Цитируют бессовестно. У меня же потом был двухтомник «Властители и маги», где начиналось с Древнего Египта и кончалось нашими днями. Тогда как раз начали писать о башне Мерлина в Кремле, что у Ельцина появился какой-то астролог, всем составляет гороскопы, кстати сказать, генерал-майор КГБ Рогозин, он и сейчас иногда выступает – ну совершеннейший мистик. Им я и закончил книгу. Но когда я пишу о Калиостро или Сен-Жермене, то я показываю, что это, в общем-то, шарлатанство. А сейчас «выясняется», что Сен-Жермен бессмертен, его и в наше время «видели».

– Каково состояние фантастики на сегодняшний день?

– Такое же, как и науки. Я имею в виду, конечно, научную фантастику. Её у нас практически нет. Нет журналов, которые печатали раньше научную фантастику…

– Сейчас ко всему добавляется финансовый кризис. Мы падаем куда-то?

– Если министр образования говорит, что математика вредна, если вводится идиотский ЕГЭ, который никто не может понять, и, главное, формальность вытесняет знания, если фальсифицируется история… Тут некто заявил, что на самом деле Россия не потерпела поражения в войне с Японией. Просто мы рано закончили, а то бы… Допустим, взыграл ура-патриотизм, но когда вся древняя история называется выдумкой средневековых монахов… Несчастные учёные боятся говорить, что они думают, и только десятка отважных во главе с Гинзбургом, который уже ничего не боится, пишут письма. А недавно я видел на Евровидении, что европейское сообщество удвоило уже и без того большой фонд в защиту молодых учёных – с 560 до 950 миллионов евро. И это во время кризиса! Они считают, что вытянуть промышленность и экономику без науки невозможно. Мы же гнобим её, закрываем институты только для того, чтобы отнять здание и открыть там чёрт-те что. А нанотехнологии? Это же только сотое ответвление от физики и химии, маленький отросточек науки. И главное, что это направление невозможно развивать без математики и вообще без фундаментальных наук. Дела плохи, не говоря о том, что в обществе создаётся жутко нездоровая атмосфера. Я не касаюсь всего бреда, который идёт по телевидению. Но даже передачи, которые как бы научные… Вот рассказывали о воде… Двойной удар по моему сердцу, поскольку тема моей кандидатской диссертации – «Водные растворы неэлектролитов». О структуре воды я знаю больше не только их, но и академиков в других областях. Знаю, насколько сложна, насколько аномальна вода. Серебряная вода из церкви обеззараживает, это правда, но не более того. Но чтобы вода имела память?! И пошло-поехало. Недавно на первом канале опять бесовщина – «Плесень»! Просто позор. Ермольева получила Сталинскую премию за разработку советского пенициллина. Химически он ничем не отличался от американского, поскольку один и тот же грибок. Я знал Ермольеву. Пенициллины различались только уколом: наш был очень болезненным. Думаю, потому, что у нас тогда ещё не было чистого новокаина. Всё остальное было один к одному. А в фильме говорится, что наш был лучше. Наш народ привык верить печатному слову, не говоря уж о телевидении.… Ну что тут можно сказать? Мне это напомнило Салтыкова-Щедрина. Он сейчас самый актуальный писатель для нашего времени. «У них (он говорит о нас) было всё, как в самой просвещённой державе: юриспруденция, железные дороги, наука, книгопечатание. Но не как у других, а лучше». И ещё мне страшно нравится, как у него говорит один из градоначальников: «Дело в том, что наш народ в изумлении надо держать». А оболванивание начинается ещё в школе, и это не может быть случайным. Что с литературой в школе сделали! А газеты… Их же невозможно читать!

– Для своей книги «Атлас Гурагона» вы выбрали эпиграф из Экклезиаста. То есть уже всё было, и не раз, но мы выжили. Нет ли у вас рецепта на этот раз?

– Дело в том, что в России было так всегда. Во-первых, всегда возвращение, как на заезженной пластинке, и кроме того, размахи маятника: то в самую чёрную реакцию, то в либерализацию до предела. Потом всегда происходит либо революция, либо псевдо-революция, причём в основном сверху. Революцию Февральскую 17-го года я рассматриваю как революцию сверху. Весь Серебряный век – атака на монархию. Режим был отвратительный, но, по сравнению с тем, что наступило… Дай ей бог (монархии) и по сей день существовать, она бы эволюционировала и к 1926 году Россия догнала бы Америку – рост тогда был колоссальный. Какая ни была та Дума, а она была лучше нынешней – свободнее. А Пётр? Что бы о нём ни говорили – жестокий, ломал об колено, – великий государь. И то, что он в современность «вогнал» Россию, – полностью его заслуга. Где мы бы были сейчас?! Но какую реакцию это породило?! До сих пор проклинают, спорят… Дальше начались «бабьи» правления: Екатерина I, Елизавета, Анна Иоанновна, Анна Леопольдовна… Но пришла великая государыня либеральная – Екатерина II. Она готовит Конституцию, хочет ликвидировать крепостное право, хочет дать полные свободы дворянству и даёт их. А тут Французская революция! Страшно. И здесь – бунт Пугачёва. Страшно. Пришёл Николай – нужный для России государь, твёрдый, но слишком: влез, куда не надо, – проиграл войну. И опять качнуло в другую сторону – Александр II. Сделал великое дело – дал юриспруденцию – самую прогрессивную во всём мире, которая держалась до 17-го года. Веру Засулич оправдали – что тут говорить! А народовольцам либеральная Россия не нужна. И пошла «нечаевщина»… Так и идёт.

– И нас качнёт в другую сторону?

– Конечно. Я вообще не верю в гибель великого русского народа, великой страны. Мне не нравился режим, который был. Я не вступал в партию, но это было моё правительство, моя страна, и я старался ей служить, не пресмыкаясь. Как мог, существовал, где-то делал полезные дела, где-то меня мучили, уничтожали, где-то приподнимали – дали орден… Правда, с 70-летием меня ни Союз, ни журналы не поздравили. И только «Литературка» дала заметку с портретом. Всякое было… Я гордился Советским Союзом. Это был великий эксперимент, и разрушить его вот так… Он бы мог ещё существовать и существовать. Начали раздирать страну, которая могла бы быть эталоном будущего мира. А как измельчала литература и наука, так измельчали и политики – ничтожные люди, марионетки.

– Только у нас?

– В том-то и дело, что везде. А у нас… Печататься стало легко. Пришло общество потребления – деньги вышли на первый план. И то, что даже учёные скатились в шарлатанство ради денег, говорит о многом. Врачи, которые раньше были бесплатными, теперь без денег и шагу не сделают, преподаватели вузов стали брать взятки…Чего ждать дальше, когда в стране никто не говорит о таких вещах, как чувство собственного достоинства, совесть, – нет таких понятий. А как без этого можно существовать! А чтобы делать серьёзную научную фантастику, надо обладать определённым образованием, пониманием, опытом, про талант я не говорю, требуется и работа. Работа с источниками, документами, постоянное чтение… А зачем, когда так легко писать левой ногой?

– Есть ли свет в конце тоннеля?

– История России показывает, что маятник начинает раскачиваться, когда что-то выводит его из крайней точки, в данном случае – кризис. Уже все понимают, что надо что-то делать. Пойдёт в другую сторону наверняка – другого выхода нет. Великая страна, великий народ с великой культурой погибнуть не может – выход найдётся.

– Несколько слов о вашей работе в «Литературной газете»…

– В Кремле прошло собрание представителей всех творческих союзов. После этого «Литературная газета» получила от ЦК разрешение на три эксклюзивные должности: спецкор по западным странам, спецкор по контрпропаганде и спецкор по Востоку. По западным странам очень быстро нашли Бэлзу, на контрпропаганду взяли Иону Андронова, корреспондента в Америке, которого называли «беглец по помойкам», а с Востоком никак не получалось. Были специалисты, но писать не умели. А у меня «Боги Лотоса», «Третий глаз Шивы» и т.д. Я же ещё был корреспондентом «Правды» на трёх вьетнамских войнах. В общей сложности я провёл во Вьетнаме полтора года. И вот благодаря «Литературке» я побывал в интересных для себя странах. Имел счастье познакомиться с далай-ламой, что тогда и представить себе было невозможно. Встретился с ним в Монголии, подарил свою книгу о Тибете и взял интервью. А я же сердцем полностью за свободу Тибета, я – философский буддист, и поэтому статью написал в поддержку Тибета, против Китая. Меня попросили снять острые моменты и написать больше о его личности. Исправил, и в таком виде напечатали в «ЛГ».

– Еремей Иудович, нескромный вопрос: у вас никогда не было неприятностей из-за отчества?

– Бывали, конечно. Уже прошло несколько месяцев моей работы в «Литературке», и вдруг вызывают к начальству: «Слушай, да смени ты отчество!» Что касается имени «Иуда», то, как вы знаете, существовал не только Иуда Искариот. Родной брат Христа – Иуда, два апостола носили это имя, в Праге есть церковь святого Иуды (я там был). Я человек неверующий и с этой стороны за отчество не держусь, но от своего отца отказаться не могу никак.