«...золото, а не меч — лучший способ договориться с людьми».

Элизабет Бойе, «Меч и сума»

Расцвет жанра фэнтази совпал с революционным бурлением Западного мира. Говардовский Конан отражал страх американского обывателя 1930-х годов. Обеспеченные американцы боялись процесса фашизации и коммунизации огромных территорий в Европе и Азии. Малоимущие стали жертвами экономического кризиса. После утраты дутых акций американский работяга желал погрузиться в мир иллюзий с предметно выписанным миром. Слова Антонио Прието о романе «как результате мятежа, вследствие неудовлетворенности или разочарования» прекрасно отражают становление жанра в послевоенные годы. Стержнем жанра можно признать возрождение конановской серии, задуманное и частично осуществленное Спрэгом де Кампом. Любопытны статьи, сопровождавшие романы о Тонгоре. В них Картер намекал на некую причастность фантазии к реальной Лемурии. В 1968 году он задался вопросом: «...не будет ли это странным, если я случайно соприкоснулся с правдой...» Это тот случай, когда форма романов фэнтази в идеале «воплощает в себе стремление убедить, не прибегая к документам и доказательствам» (Антонио Прието, 1983, 371).

Кто выковал меч для Хомы Брута?

Образы и сюжета Лина Картера докатились до массового русского читателя во второй половине 1990-х годов.

Слишком поздно. Издавна в СССР и в России были популярны Франсис Карсак, Генри Каттнер и Артур Кларк. Лидером продаж остается Стивен Кинг. У Картера нет никаких шансов сравняться с любым из этих «К». Тиражи его изданий никогда не превысят заоблачных позиций создателя Конана Роберта Говарда. Мала вероятность того, что Лин Картер и его Тонгор станут любимцами для новых поколений. Ибо сегодня он почти не заметен в тени, отбрасываемой Толкиеном. Вместе с тем следует признать, что романы Лина Картера прошли испытание временем. Они написаны рукой мастера, знающего некие законы приключений. И в этом смысле можно говорить о неповторимости «феномена Лина Картера».

Допустим, американскому издателю 1970-х годов пришла бы в голову мысль заказать приключенческий сериал на основе украинского фольклора. Кому? Конечно, ветерану войны в Корее Лину Картеру! Только он смог бы выступить в роли продолжателя гоголевских традиций. А вот Спрэг де Камп, наверняка, не справился бы с такой задачей. Внутреннее сходство основано на дилетантском интересе к древней истории. Что умилительнее? Попытки Картера сшить приключенческий роман на доисторической подкладке? Или пафос в исторических лекциях величайшего драматурга планеты Николая Гоголя? Картер по-гоголевски обожает чувство полета. Картер полагал, что в древней Лемурии люди пользовались антигравитационными лодками. Герою надо сильно было провиниться перед автором, чтобы персонаж лишился возможности пролететь над дикой землей. Русская природа картеровского творчества вскрывается в послесловиях к романам Лемурийского цикла, где часто упоминается Елена Блаватская.

Картер — это Гоголь, прочитавший Блаватскую. Вам не попадалась цитата Блаватской о Гоголе? На этой цитате логически закончился бы виток развития идеи в духе Платона: мол, где-то независимо от нас существует образ литературного приключения.

Этот не слишком удачливый (если не сказать резче) парень был ходячим исключением из правил. Лин Картер — тот редкий случай, когда культ приключений не свидетельствует о низком интеллекте. В отличие от когорты авторов от жанра фэнтази Лин Картер не был эпигоном. Водораздел между Картером и его современниками пролегает через предисловие к книге The Three Impostors Артура Мачена (1972). Здесь Картер признал за флоберовской «Саламбо» особую роль в истории мировой литературы.

Лин Картер — наследник Флобера? Да. Гусиное перо XIX века расписалось поверх картеровского текста, высвеченного на компьютерном мониторе. В романном цикле о Тонгоре доисторическая Лемурия выстроена по художественным законам, открытым Флобером. Присмотритесь. Картеровская столица Патанга — это зеркало флоберовского Карфагена. Внимательнее вглядитесь в значки на карте придуманных миров. Как известно, Лемурия — это «Атлантида до Атлантиды». Флоберовский кваисторическая Северная Африка соседствует с затонувшей Лемурией. В этом смысле творчество двух разноязычных демиургов имеет ряд любопытных параллелей. Картеровский стереотип, и вообще художественная плоть фэнтази, могут и должны рассматриваться показательным примером эксплуатации великого открытия. Флобер открывал, придумывал и советовал. Картер итожил, развивал и обобщал. Если не сказать больше: Картер встроил флоберовскую кисть в конвейерную цепь Форда. Американский племянник французского отшельника сумел вбить художественный мир «Саламбо» под мягкую «баллантайновскую» обложку. Любите вы Картера или нет, знаете вы об его романах или нет, но Картер — это флоберовская тень, дотянувшаяся до 1970-х годов.

В современной России есть много наследников Говарда и Толкиена. Но мало кого можно уподобить Лину Картеру. Русские авторы не аттестованы Гюставом Флобером. Звание «флоберовского ученика» слишком дорого стоило Лину Картеру. Писатель имел силы для тихого протеста. Но что он мог сделать с золотым блеском, ослепившим издателей? Публичное упоминание имени Гюстава Флобера было сродни редакторскому бунту. Картер единственный осмелился подняться на литературные баррикады, чтобы простреленным портретом Флобера обратить на себя внимание безжалостных стрелков. Издатели и авторы быстро и легко договариваются (смотри эпиграф). Многое изменилось после его смерти. Gahan Wilson в декабре 1999 выразил возмущение: «Недавно мне попали в руки переиздания сборников и антологий, редактированных Картером в издательстве Ballantine Books. Нигде не указывается и вообще не упомянуто его имя. Это коварный удар. Редактор не заслужил такого непочтительного отношения и столь неожиданной неблагодарности».

Издательская машина отвлеклась от выбивания денег из дурака-читателя, чтобы посмертно наказать Лина Картера? За какие провинности?

Свидетельские показания в деле об убийстве Лина Картера

Америка помнит Картера.

Америка помнит Картера как автора книжных сериалов, удачных с коммерческой точки зрения.

Америка помнит Картера как редактора, определившего воспитание целого поколения американцев.

Америка помнит Картера как пьянчужку-неудачника, рано сошедшего с дистанции под названием «конкурентная борьба за массового читателя».

Но, вот ведь парадокс, Америка не помнит Картера в качестве АВТОРА АЛЬТЕРНАТИВНОГО ВАРИАНТА ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО РАЗВИТИЯ.

Роберт М. Прайс (Robert M. Price) издал книгу «Лин Картер: Обозревая Мнимые Миры» (Точнее: Lin Carter: A Look Behind his Imaginary Worlds, ?). Он высказался после смерти Лина в статье «Я помню Лина Картера», написанной 1 июля 1997 года. Здесь оговаривается тот несомненный факт, что «Лину Картеру не доставало предметной зримости, дилетантской цветастости и псевдоисторичной глубины Говарда, что никак не должно быть воспринято осуждением. В 14 лет я прочитал роман о Тонгоре и послал письмо автору. В незабываемое прекрасное субботнее утро в почтовом ящике я обнаружил фирменный конверт издательства Ballantine. В 1981 я обнаружил, что Лин вернулся в литературу романом «Зантодон» (Zanthodon или Zoth-Ommog, 1980). Я написал критический обзор о литературном родстве Картера и Лавкрафта. И тогда у меня появилась идея написать книгу о Картере. С этой идеей я обратился к Роджеру Шлобину (Roger Schlobin), редактировавшему серию Reader's Guide в издательстве Starmont House's. Но издатель нам отказал. Я встретился с писателем и взял у него интервью в его любимом баре на East Side. Позже я получил приглашение на заседание Нового Kalem Klub в его квартире на Манхэттане. Это была маленькая группа авторов, занимающихся прoблемами сверхъестественного. Мне показали удивительные порнографические картинки с красочными демонами. Картер остался мальчишкой. Подтверждение скрывается в его замечательном автобиографическом эссе «Здесь и Назад Снова» в его сборнике «ВНЕ ВОРОТ МЕЧТЫ».

Продолжим мысль Роберта М. Прайса. В говардовских романах чувствуется одиночество провинциала, неприкаенность интеллектуального маргинала. Более того, картеровские города и столицы поразительно напоминают мегаполисное бурление Нью-Йорка. В финале романа «Тонгор против богов» в крепость (какое валихановское название?!) Каштар, что стоит на морских пещерах, герои проникают через невероятно огромную «систему сточной канализации» (конец цитаты!). Как из канализации пиратского города Таракуса отряд в тридцать пиратов прошел в крепость? При том, что «неровные улочки» Таракуса располагаются на возвышении. Катакомбы широки и удобны для движения гурьбой? Канализация Таракуса существует в течение столетий! Она что идет из портовой низменности резко в гору?.. Как мы видим, убегая из Нью-Йорка в далекие миры, Картер обречен был оставаться нью-йоркцем.

Флобер сторонился железной дороги. А вот Лин Картер был автором индустриальной эпохи. Поэтому образ стальных мышц присущ всем произведениям и всем переводам: «...на животе и груди образовались стальные мышцы» («Джандар с Каллисто»). Видеокамера наружного наблюдения представлена магическим кристаллом.

Вероятно, «Война в воздухе» Г. Уэллса оказала на Картерастоль сильное влияние, что на Каллисто создается «Занадар, город небесных пиратов». Бесспорно, после морской романтики Таракуса здесь наблюдается повторное злоупотребление пиратской темой.

В 1969 издан роман «Тонгор сражается с пиратами Таракуса». После этого текста выдумщик утрачивает сюжетную игривость и литературный кураж. Наступает период повторений. В сериале про Каллисто Картер педалирует на явных подражаниях Берроузу. Роберт М. Прайс верно подмечает: «Следы его былого вдохновения все еще очевидны в серии книг о Джандаре («Джандар с Каллисто», 1972). Но я бы весь поздний цикл не обменял бы на ранние «Человек без планеты» (The Man without a Planet, 1966) и «Фокусники Звезды» (The Star Magicians, 1966)».

Джеймс Стоддард (James Stoddard) не согласен с Прайсом. В 1994 в журнале он отметил: «Моим первым романом был «Хурок из каменного века» (Hurok of the Stone Age, 1981), который я получил в подарок на День святого Патрика. Мастерство, с которым Лин составлял слова в визуальный ряд, сбивало у меня дыхание. Крайней убедительности в фантастических описаниях ему удавалось добиться через яркую незабываемую деталь. Как много пишущий романист Лин Картер постоянно был жертвой ядовитой критики. Но он обладал властью над нереальными мирами». Итак, прав Стоддард, а не зазнайка Прайс.

Картер задействовал тайники флоберовского воображения в полной мере, жаль толь, что для создании монстров, фарварских цивилизаций и злобных рас. Его миры были всегда по-мальтузиански перенаселены и избыточны. На мой взгляд, только в Callistan Chess Game ему не изменило чувство меры. Традиционно говорят о подражаниях Берроузу. Но разве Берроуз справился бы с задачей вырастить деревья размером с небоскребы, наполненных людьми разных рас и алыми драконами? Кульминацией в картеровском творчестве становится «Ланкар с Каллисто» (Lankar Callisto, 1975).

Жаль, что у него не получилась попытка объединить эстетику Мира Страны Оз с приключениями в стиле «меча и колдовства». Прием не сработал. Хотя я не понимаю, почему Картер не показал себя подражателем любимого им Франка Баума. Фантастический эпос Khymyriam остается позорным пятном в творческой биографии Картера. Поэтому он его и не завершил, никогда не вернулся к его окончанию. Картер — человек исторического «вчера» — далек от современных подражателей Толкиену вроде Тэрри Брукса и Дэвида Эддингса, зарабатывающий деньги. Мы бы имели феноменальный результат, если бы удалось скрестить Маргарет Веисс и Tracy Hickman с Картером! Что касается картеровских подражаний Говарду, то в них нет метафизической темноты, в которой тонут оригинальные вещи Говарда. Ибо рассказы Говарда всегда оборачивались историями лично пережитого ужаса. Лина Картера никогда не пустят в священные залы современной литературы, отведенные Стивену Кингу и другим живым классикам. Но в «его текстах нет ничего лишнего, что уводило бы читателя от приключений».

Тодд Беккетт (Todd Beckett) признает: «У Картера мне нравятся короткие вещи. Я и сегодня нахожу повод вернуться к его деятельности в качестве редактора и ученого. Как романист он делал ошибки любителя. Но авторы книг, которые он редактировал, отмечали его эрудицию. Я был подавлен академическим аппаратом, истинным библиографическим золотым рудником в картеровской монографии Tolkien; a Look Behind the Lord of the Rings. Меня от Картера отделяют два поколения, но до сих пор он видится мне идеальным человеком, которому хочется написать письмо, поделиться с ним сокровенной проблемой. В отличие от современных авторов этого жанра, Картера был тем фантастом, который вызывает интерес к настоящей литературе. Если бы Картер был бы жив, я выразил ему благодарность за попытку превратить меня в ученого. Врата науки он открыл для меня шире, чем какой-нибудь преподаватель из колледжа».

Марк Таверна вспоминает: «После чтения романа «Волшебник Зао» (1978) я заинтересовался жанром «колдовства и меча». Его миры были забавными, чего не хватает нынешним серьезным авторам. Его фантастические сюжеты представляли собой чистое приключение. Чтение поздних шедевров Mandricardo, Dragonrouge и Callipygia побудило меня разыскать ранние его вещи, на которые он имел обыкновение ссылаться». Очаровательные вещи «Найденное Желанное» (Found Wanting, 1985) и «Внизу — бессолнечное море» (Down to a Sunless Sea, 1984) поражали принципиальным отходом от установленного стиля. При жизни он не получил настоящего признания. Совсем недавно я узнал подробности из его трагической жизни. Он создавал миры фантазии, чтобы избежать хаоса реальной жизни. Лин Картер остается самым недооцененным автором в истории американской фантастики».

Читательница Конни Брасевелл из Северной Каролины считает: «Тому, кто в детстве зачитывался Green Star, тому трудно в сегодняшних авторов увидеть того, кто хотя бы отдаленно сравнится с талантом этого невероятного человека».

Известная писательница Мэрион Зиммер Брэдли (Marion Zimmer Bradley) вспомнила Картера в статье, опубликованной в зимнем номере Fantasy Magazine (1994). Она написала: «Книга «Мнимые Миры» (Imaginary Worlds, 1973) остается учебником для всех авторов, поскольку прослеживает происхождение и предметы первой необходимости без которых невозможно создавать придуманные миры... Я догадываюсь, что по экономическим причинам прервалась серия Adult Fantasy. Мне было очень жаль. Ballantine Books был куплен Random House. Картер редактировал ежегодную антологию в течение шести лет. Потом я его потеряла. О смерти Картера я узнала в 1990 году. Мы не знаем день, когда он умер. Автор и редактор, подаривший нам множество вселенных и миров, умер в полном одиночестве. Я чувствую себя виноватой в том, что ни один читатель не дежурил у больницы».

Кэррол Райнион (Carroll Runyon) вспоминает, что впервые встретила Картера в 1953 году. Тот вернулся в Сент-Питерсбург из Кореи. Из-за ранения сильно хромал. Вел занятия в фан-клубе. Читал рубаи Омара Хайама. От тех времен остались автографы на двух его поэтических брошюрах Sandlewood & Jade и Galleon of Dream. На листах «древнего» пергамента он составлял тайные тексты арабского автора Абдулы Аль-Хазрада. Отголоски этой игры я увидел на страницах у Спрэга де Кампа в Duriac... Как Лин зарабатывал на жизнь в первые дни после переезда в Нью-Йорк? Он писал романы о Тонгоре, и разносил книги по индивидуальному обслуживанию. С ранцем, полным книг, он поднимался на верхние этажи деловых башен Манхэттана. Поиски клиентов, засевших в общих офисах, прерывались, когда Лину приходила мысль в голову. Он останавливался и записывал ее в блокнот или на обороте бланка деловой отчетности... Картер стал моим наставником, когда я наконец решила попробовать руку в фэнтази. Картер имел сердце ребенка. Поэтому неуместна критика тех, кто обвиняет его в упрощенных сюжетах и в заимствованиях от предшественников. Крошечного росточка хромоножка был современным американским лордом Байроном.

Запойный умница и компанейский парень Лин Картер не умел вести финансовые дела. Его трижды выселяли из арендуемого жилья. Как и Бальзак, Картер имел расточительные и разрушительные привычки. Его страсть к дорогостоящему мусору была манией романтического фетишиста, перенесшего на ногах эту заарзную болезнь Нью-Йорка. Он отказывал обществу в реальности, продолжая смотреть на мир через розовый бокал вина профессиональной фантазии.

Хронология прорыва

Флобер создавал «Саламбо» более пяти лет (1857–1962).

Работа над серией романов о варваре-короле Тонгоре украсила шесть лет из жизни Лина Картера (Thongor, 1965 – 1970). Это были самые плодотворные и удачные годы созидания.

«Волшебник из Лемурии» (The Wizard of Lemuria, 1965)

«Тонгор из Лемурии» (Thongor of Lemuria, 1966)

«Тонгор против богов» (Thongor Against the Gods, 1967)

«Тонгор на краю времени» (Thongor at the End of Time, 1968)

«Тонгор в городе фокусников» (Thongor in the City of Magicians, 1968)

«Тонгор сражается с пиратами Таракуса» (Thongor Fights the Pirates of Tarakus, 1970)

Работа сопровождалась поисками новых направлений. В 1966 году заложены основы конановского цикла («Конан-Буканьер»). В 1967 году новыми красками заиграл образ «Короля Кулла». В 1968 романом «Вор из Тота» начата серия «Тот». В 1969 году выходит в свет книга с новым взглядом на творчество Толкиена. Романом «Гигант у Всемирного Конца» (Giant of World's End или: Giant at World's End, 1969) открывается серия «У границы Мира». В 1970 Картер выпускает последний роман о Тонгоре. На этом завершился жизненный цикл одного из самых героических и обаятельных персонажей мировой литературы. В романе «Звездный плут» близка к завершению серия «Великая Империя» (Great Imperium). «Империи» суждено было пережить «Тонгора».

Кроме славного «Тонгора» за этот период изданы:

1966 – The Star Magicians

1966 – The Man without a Planet

1966 – Conan the Buccaneer

1967 – Conan

1967 – The Flame of Iridar

1967 – Destination Saturn

1967 – King Kull

1968 – The Thief of Thoth

1968 – Tower at the Edge of Time

1968 – Conan the Wanderer

1968 – Conan of the Isles

1969 – Dragons, Elves and Heroes

1969 – The Young Magicians

1969 – Tolkien: A Look Behind «The Lord of the Rings»

1969 – Lost World of Time

1969 – Tower of the Medusa

1969 – The Purloined Planet

1969 – Beyond the Gates of Dream

1969 – Giant of World's End

1970 – Far Golden Cities

1970 – The Magic of Atlantis

1970 – Star Rogue

Связь между Конаном и Тонгором лежит на поверхности. Но есть более интересные взаимопроникновения. Вероятно, приключения из романа «Тонгор на краю времени» послужили первотолчком к созданию серии «У границы Мира». Через два года после расставания с Тонгором Картер приступает к серии романов с современным героем (Black Legion of Callisto, 1972). В каком-то смысле это можно расценить как признание собственного поражения в заочном поединке с Робертом Говардом, написавшем 21 повесть о Конане.

Общая картина будет не полной, если не пояснить, что в описываемый период времени премию «Хьюго» получили:

1966 – Фриц Лейбер (Fritz Leiber) за «Странника» (The Wanderer).

1967 – Роджер Желязны (Roger Zelazny) за роман «И зовите меня Конрад» («Этот бессмертный») (And Call Me Conrad, This Immortal).

Роберт Хайнлайн (Robert A. Heinlein) за роман «Луна – суровая хозяйка» (The Moon is a Harsh Mistress, 1968),

Роджер Желязны (Roger Zelazny) за роман «Князь света» (Lord of Light, 1969),

Джон Браннер (John Brunner) за великое эпическое полотно «Остановки на Занзибаре» ((Stand On Zanzibar, 1970).

Конечно, создавая Тонгора, Картер не надеялся, что за нового героя его наградят премией «Хьюго» и все же... Странный список, в котором соседствуют великий монументалист Браннер и Желязны. Две премии вручены одному автору за три года. Дождь наград будет ссыпаться на Желязны в 70-е и 80-е гг. Картера обойдут. Его соавтор Спрэг де Камп дождется признания заслуг во второй половине 70-х. Картер умрет в 1988 году, ничего не дождавшись.

Показательно, что после завершения совместной работы над циклом в 1979 году («Конан-освободитель», Conan the Liberator) де Камп пишет стилистически непревзойденного «Конана и бога-паука» (1980) и с литературными боями местного значения прорывается к финалу трилогии «Необезглавленный король» (1983).

В этом году (1965) Фармер начинает оригинальную серию «Многоярусный мир». В 1971 году, когда Картер отказывается от Тонгора, Фармер испугался того, что исчерпал до дна «Мир Реки». Показательно, что спустя пятнадцать лет Фармер удачно вернулся к «Многоярусному миру», написав в начале 1990-х шестой и седьмой романы. Картер к Тонгору не возвращается. Почему?

Тонгор как биографическая загадка Лина Картера

19 ноября 1962 года Лин повстречал Ноэл. Историческая встреча произошла по месту работы в Prentice Hall, что распологался в Englewood Cliffs (New Jersey). Работа в рекламном отделе была первым занятием девушки, недавно окончившей колледж. Разница в десять лет не остановила 31-летнего Лина, которому сразу приглянулась скромная и опрятная девушка.

17 августа 1963 года состоялась свадьба. Молодожены сложились, чтобы купить дом в Холлисе (Hollis) на Лонг Айленде (Нью-Йорк).

Ноэл Картер (Noel Vreeland Carter) в электронной заметке «Моя жизнь с Лином Картером» (конец 2000 — начало 2001) потребовала, чтобы очеркисты перестали приписывать ее бывшему мужу хромоту. Сегодня Ноэл Картер (род. 1940) работает редактором в издательстве, выпускающем образовательную и учебную литературу. Она написала шесть книг, в каждой из которых присутствует элемент фантастики.

Внимание! Есть никем не опровергнутая версия относительно того, что романы о Тонгоре написаны Ноэлой Картер. Только эта версия дает ответ на вопрос: почему Лин Картер после 1970 года не возвращался к серии романов ов еликом герое? Книжная серия закономерно прервалась в связи с семейными проблемами. Но тема не была продолжена авторами по причине их окончательного расставания в 1974 году.

Вольный перевод воспоминаний Ноэл Картер

«Мы с женой собираем египетские древности,

и в нашем собрании есть древний папирус».

«Джандар с Каллисто»

«Лин Картер отслужил год в Корее. В тылу за линией фронта в отделе печати он дослужился до капрала. После увольнения забрал с собой пишущую машинку. На фронте он был два раза по неделе, в начале срока службы и в конце. Отпуск он провел в Японии. Помните из «Джандар с Каллисто»: «В свое время я видел рисовую японскую бумагу...» В Корее Лин получил незначительную травму после несчастного случая. Поэтому правительство отметило «раненного» солдата. Лин Картер НИКОГДА не хромал. Иногда сбивался при ходьбе, когда подворачивал лодыжку. Но это со всеми случается.

Тогда откуда появился миф о хромоте? Вот мое объяснение. У него была забавная привычка приходить на деловые встречи каждый раз с новой тростью. По удачному завершению переговоров трость вручалась опешившему издателю. Вот поэтому его часто видели, несущими трость. На эти сувенирные трости он никогда не опирался, не пользовался ими по назначению. Забавным исключением стал случай в 60-е годы, когда я подвернула (sprained) лодыжку! Именно тогда я предложила мужу, чтобы трости использовались как визитные карточки и торговая марка. Возможно, в поздние годы после того, как мы расстались, он стал прибегать к трости, чтобы удержать равновесие при алкогольном опьянении. Но, опять-таки, это никак не могло быть связано с приписываемой ему хромотой.

Каким был Лин Картер? В начале 1950-х он весил 150 фунтов при росте в 5 '11 фута. У него была стройная фигура. Меня тогда огорчала его прискорбная привычка сутулиться. Со стороны казалось, что он наклоняет плечи, чтобы что-то рассмотреть.

В Корее и в университете ему удалось выстроить собственные правила общения с Богом. Оставаясь членом епископальной церкви, он приблизился к атеизму. Индивидуалист Картер всегда жил обособленно от других людей. Тем более, он не соглашался на коллективное общение с Богом.

Деньги правительства он использовал на самообразование. Еще во Флориде он посещал школу карикатуристов (cartoonist). В 1950-е годы эпизодично он посещал Колумбийский университет без намерения когда-либо получить высшее образование. Он никогда не был зачислен ни в какое высшее учебное заведение. Он не числился студентом, хотя очень хотел почувствовать студенческий образ жизни. Недостаток образования он намеревался восполнить частными уроками у Мозеса (Moses Haddas) и других известных профессоров. Но кончились деньги. И к тому моменту он почувствовал, что получил знания, достаточные для профессионального занятия литературой.

В рекламном бизнесе он добился заметных успехов. Вскоре группа была расформирована по не зависящим от нас обстоятельствам. Катастрофической неудачей завершилась попытка продвинуть на алкогольный рынок водку «Вольфшмидт» (Wolfschmidt). Безработному мужу я подсказала, что полный рабочий день следует проводить за домашним письменным столом. Трудный период миновал, когда Лин закончил книгу Tolkien, a Look Behind the Lord of the Rings. Самое главное, он сумел продать эту рукопись! Вскоре Бетти и Йан Баллантайн (Betty & Ian Ballantine) предложили ему редактировать серию Adult Fantasy для издательства Ballantine.

С тех пор в течении десяти безмятежных лет мы не знали денежных проблем. Мы зажили в очень хорошем доме с девятью комнатами. Дом был переполнен книгами, антиквариатом, экзотичными безделушками, картинами и скульптурами, альбомами по живописи и животными. В год мы проводили несколько больших вечеринок.

Второй миф гласит, что мой муж якобы баловался наркотиками. Он был работягой. И не мог себе позволить подсесть на иглу. Мы не использовали наркотики. Однажды их попробовав, он отказался от дурмана. Как писатель он дорожил работой мозга. Наркотики обладали слишком большой силой. Любого художника они выбивают из колеи. Другое дело, что в последние годы жизни он спивался. В семейной жизни он ценил бокал вина к обеду, делил спиртные напитки с друзьями по праздникам. Но никогда не напивался до потери человеческого облика. Выпивал всегда в компании.

За сутки Лин выкуривал больше двух пачек дешевых крепких сигарет. И выпивал более девяти чашек отвратительного кофе. Это был тот случай, когда я злоупотребляла супружескими отношениями. Я требовала, чтобы он сократил количество табака и кофе. Но муж никогда меня не слушался. Я уверен в том, что эти пагубные привычки разрушили его организм, ускорили преждевременную смерть.

Почему мы разошлись с Лином? У этого вопроса могут разные версии. Мой муж был испорченным, но талантливым человеком. Я никогда не прошу ему того, что он не указал меня соавтором романов о Тонгоре. Бесспорно лишь то, что с 1963 до 1974 мы придерживались несколько экстравагантного образа жизни. Это стало возможным только благодаря тому, что муж писал полный рабочий день. Были финансовые падения и взлеты. Лин был мужчиной, про которых говорят: «Он не умеет держать удар».

Но сейчас мне хотелось бы вспомнить о том, что мой муж любил собак (Ха! Смотри главы. посвященные собакам в романе Барнса «Попугай Флобера». Кстати, как следовало бы назвать роман Барнса о Картере? — А. Ю.). Он любил животных. В нашем доме жили восемь собак. Мы приносили их с улицы, брали щенков и кормили приблудных псов. Одновременно с большой собакой в доме обитали птицы, змеи, хомяки, морские свинки, кролики, скунс и прочая пузатая мелочь.

Написанные им книги не могут служить подсказкой в понимании многогранной личности этого человека. Романист Картер работал на молодежь и на любителей приключений. Но за короткую жизнь прочитал что-то около двадцати тысяч томов. Он много читал. Его интересовали книги по истории древнего мира и археологии, биографии великих людей, посредственные романы в мягких обложках и большая литература.

Несмотря на горечь вынужденного расставания, мы поддерживали отношения. Незадолго до его смерти между нами установилась переписка. Меня несказанно огорчал тот факт, что после нашей разлуки Лин взялся за эпигонское подражание Берроузу в романах о Каллисто. С конца 70-х эпигонство стало его второй натурой. Именно это я называю «неизлечимой болезнью», сведшей его в могилу. Алкоголизм слишком простое объяснение для трагедии талантливого писателя.

В дни болезни никто не проявил интерес к его личности. С 1988 года урна с прахом Лина Картера стоит в моем доме на книжной полке между томиком Флобера и монографиями по Древнему Египту. У меня есть право распоряжаться судьбой этой никем не востребованной урны. Конечно, я должна была бы поместить прах покойного в могиле его родителей. Но я не спешу с этим. Я придерживаю урну с пеплом автора романов о Тонгоре на другой случай. Придет время, и мы снова соединимся. И сегодня я чувствую, что это время неумолимо приближается».

Англоязычному читателю доступны книги вдовы:

THE LAZARUS CURSE. Popular Library. 1975.

THE LAZARUS INHERITANCE. Popular Library. 1976.

MOONDRAGON. Signet/NAL. 1979.

THIS BAND OF SPIRITS. (в Америке эту книгу труднее найти, чем остальные).

MISS HUNGERFORD'S HANDSOME HERO.

THE MOONCALF MURDERS. Walker & Co. 1989.

Провалом закончились попытки издать или поставить на сцене пьесу «Смерть говорит с постаревшей принцессой» (DEATH SAID THE JADE PRINCESS). Тот, кому довелось читать пьесу, утверждают, что в заглавном персонаже легко узнается саркиня Сумия.

Повествовательные архетипы и образы.

В романе «Саламбо» (1862) Флобер сделал ряд художественных открытий, которые в ХХ веке обернулись литературными штампами. Увы, наш герой Картер был заводилой в этом процессе. Судите сами.

Фаллическая природа вещи-в-себе

Для Флобера очень важен часто используемый эпитет «толстый». Кульминация в раскрытии этого эпитета наступает в описании: «Вскоре две толпы сплотились в толстую цепь человеческих тел...» Забавен интерес к образам с фаллической природой у Флобера, официально судом обвинявшегося в порнографии. «Потом им показалось, что у их ног скользнула толстая мокрая веревка, холодная и липкая». У Лина Картера: «Амазонки тут же окружили киммерийца. Толстой веревкой они связали ему руки так, что Конан не мог и пошевелить ими (?!)». Неудачно выстроенная вторая половина фразы провоцирует на мысль о вполне уместном желании «пошевелить» амазонками. Эпизод показывает, что конвейерная проза Картера — едва ли не автоматическое письмо — замечательно сочетается с некачественным перводом, чем в итоге достигается новый смысл. Впрочем, вернемся к залихватскому сюжету. Инициативу перехватывает огромная басистая стражница. Она предлагает «прямо здесь заколоть» связанного мужчину. То есть, предлагается изнасиловать мужское тело инородным предметом (фаллическим символом из кости, дерева или металла). Агрессивные и сексуально неудовлетворенные женщины характеризуются как «черные амазонки». Настоящей находкой Картера остается загадочные травяные веревки. В «Странных обычаях Туржана Сераада» ездовое насекомое глагоцит привязано к телеге «травяными веревками». В «Джандаре с Каллисто» (1972): «Веревки, сплетенные из травы, оказались слишком непрочными...» Впору для следующих «Тригоринских чтений» готовить доклад на тему «Травяные веревки Лина Картера и эстетика романа А. Юркина «Трава».

Архетип героини

Романтически настроенные писатели охотно напирают на эпитет «черный» в характеристике главного женского персонажа.

Флоберовский портрет заглавной героини: «Она шла, опустив голову, и держала в правой руке маленькую лиру из черного дерева». Кстати, из Саламбо вышла бы неплохая жена герою фэнтази, ибо: «Ее воспламеняло сверкание обнаженных мечей».

Картеровский портрет саркайи-княгини-королевы-императрицы и жены Тонгора: «Его подруга Сумия следила за ним печальным взглядом своих (?!) огромных черных глаз. Сухие, невыплаканные слезы наполняли эти глаза, но, как истинная королева, Сумия не могла позволить себе разрыдаться».

Лин Картер постоянно описывает черные волосы Сумии: «...тотчас же черные волосы водопадом сбежали по ее плечам и спине». По законам художественного мира, созданного Лином Картером, это вроде подсказки: Сумия – агент сил Хаоса. В этом смысле интересно было бы переписать популярные картеровские сюжеты с новой точки зрения. Сумия как равноправный игрок. Мать наследника никогда не стояла на позициях варвара и бродяги Тонгора. Вполне логично объясняются все козни тонгоровских врагов дворцовыми интригами черноволосой Сумии.

В «Черном Легионе Каллисто» есть описание: «На одну-две ступени ниже идола стояла Дарлуна. Она была великолепна в длинном платье из золотого сатина, усаженного маленькими бриллиантами...»

На Каллисто Джандар постоянно занят спасением любимой принцессы. Но ее всегда похищают. Недостача (по Проппу) принцессы становится лейтмотивом серии романов. Возможно, навязчивое повторение столь примитивной сюжетной линии вызвано расставанием с женой.

Архетип толстяка-злодея

Флоберовский портрет суффета Ганнона: «Время от времени носилки приоткрывались, и оттуда высовывалась толстая рука, вся в кольцах; хриплый голос выкрикивал ругательства... лицо было очень бледное, точно осыпанное мраморным порошком... Чрезмерное количество одеяний, большое ожерелье из синих камней, золотые застежки и тяжелые серьги делали его уродство еще более отвратительным».

Картеровский портрет князя магии Питуматона: «Он был огромен. Его раздутый живот и пухлые члены покрывала фантастическая одежда из пурпурного бархата... Толстые пальцы его были унизаны перстнями... лицо – масса дряблого жира... бледные глаза, окруженные бледной болезненной кожей...»

(Thongor in the city of magicians, 1968. Русский перевод: Лин Картер. Царство теней, СПб, 1996, стр. 99, глава «Семь колдунов Заара»).

Сравните с прозой А. Юркина: «С приближением заката каждый вечер милазийца заворачивали в необъяснимо большоее количество одеяний саомго фантастического покроя. Сегодня он и при дневном свете встречал андроновца в неудобно длинных и невообразимо больших покровах». (Мечелов-2).

Архетип героя

Флоберовский портрет ливийца Мато: «По другую сторону столов расположился ливиец огромного роста с короткими черными курчавыми волосами. Он снял доспехи, и на нем была только военная куртка; медные нашивки ее раздирали пурпур ложа. Ожерелье из серебряных полумесяцев запуталось в волосах на его груди. Лицо было забрызгано кровью. Он сидел, опершись на левый локоть, и улыбался широко раскрытым ртом... Ливиец Мато наклонился к ней. Она невольно приблизилась к нему и, тронутая его восхищением, налила ему, чтобы примириться с войском, длинную струю вина в золотую чашу». Ливия — это север Африки, которая принадлежала варварам.

Золотые штрихи в портрете Тонгора: «...золотистые глаза сверкали, как два солнца...» (Царство теней, стр.346). «...горели яркие золотистых глаза» (Царство теней, стр.221). «...в странных золотистых глазах...» (Черный ястреб, Часть вторая, с.153).

Итогом становится коллективный образ золотого народа ку тад, от имени которого выступает принцесса Дарлуна. Золотокожий народ потерял город Шондакор и пострадал от бродячей разбойничьей армии, называемой Черным Легионом.

Картеровский портрет киммерийца Конана: «... юный рыжеволосый гигант, одетый в видавшие виды матросское платье. Он ничуть не походил на тех головорезов, которыми командовал Зароно, — кожа его была очень светлой, ясные голубые глаза смотрели прямо, волосы и борода отливали золотом. Хабела решила, что перед ней северянин». (Вместе с Л. Спрэгом де Кампом, «Корона кобры»).

Пример злоупотребления эпитетом: «Небо не должно быть золотистого цвета, решил я».

Архетип осады

Флоберовское описание осадных машин под стенами Карфагена: «Сооружение машин требовало искусных выкладок; дерево для них нужно было выбирать самое твердое; зубчатые колеса делались из бронзы...»

Картеровское описание осады Патанги: «Массивные тараны, изготовленные из толстых бревен твердого дерева...» (Черный ястреб, Часть вторая, с.289).

Архетип дворца

Флоберовский Карфаген имеет общие границы с картеровской столицей Патангой.

Хитрость Флобера заключается в том, что осаду Карфагена он представил троянским мифом. Мато — это Парис, заглавная героиня — Елена. В начале 13-й главы «Молох» автор дает подсказку через поведение верховного жреца Шагабарима: «Он обвинял Саламбо в том, что она причина войны». По его словам «Мато... осаждал Карфаген» из-за отказа девушки провести ночь любви с варваром (Флобер. Избранные сочинения. М., 1947, стр. 276).

Получается, что жажда обладания переносится с девушки на город.

У Флобера. Красные двери и золотые переплеты — «все это придавало дворцу суровую пышность, и он казался солдатам столь же торжественным и непроницаемым, как лицо Гамилькара». Флоберовские эпитеты очеловечивают дворец. Дворец как лицо его хозяина!

У Картера дворец в Таракусе больше напоминает нью-йоркскую квартиру, заполненную «никому не нужными статуэтками из золота и слоновой кости». «Пиратский дворец, казалось, ломился от сказочных богатств, но, похоже, здесь им не придавали особого значения». Или: «Бариму уже приходилось бывать во дворцах, поэтому он не обращал внимания на роскошь мраморных лестниц и колонн, на блеск позолоты... Зал Ста Сарков был пуст и темен... Пол был выложен чередующимися квадратными плитами матового мрамора: черного и золотого... Трон Пламени Патанги был выкован из червленого золота». В финале в дворцовой сцене появляется новая вещь – Золотой Щит Патанги (Тонгор и Пираты Таракуса).

Желтый металл в описании обеих дворцов заставляет вспомнить «золотые» детали в портрете главных положительных героев. Соответственно, Картер очеловечивает дворцы по флоберовскому канону.

Любопытная картина. Золотоволосый человек в Короне Пламени из «редчайшего лемурийского самоцвета огненно-золотого цвета» суждено сидеть на золотом троне, стоящем на квадратах из золотого мрамора.

А что с переводами?

В отличие от Флобера Картеру не повезло с переводчиками (за исключением С. Молитвиной). Переводы романов Картера на русский язык дают полный народ текстовых несуразностей. «В дверь могли пройти только два человека, и теперь, когда двое упали, подошли другие двое». (Thongor of Lemuria, 1966. Русский перевод А. Митрофанова: Лин Картер. Черный ястреб, СПб, 1996, стр. 98, глава «Семь колдунов Заара»). Пример сдвоенного использования слова-паразита: «Верный своему долгу, адмирал Царгола не покинул свой пост, пока трирема не вернулась в родной порт» (Царство теней, стр.360). Или: «Прикинув, он понял, что уже перевалило за полночь, и, следовательно, пиратский флот уже должен оказаться в зоне видимости летающих патрулей Патанги». Или: «Разрушительный жезл выпал из крючковатых пальцев... его обломки вспыхнули, и невыразимо яркий свет заполнил зал, присутствующих» (Царство теней, стр.347).

По качеству переводов лучше других выполнена работа С. Молитвиной. (Роман Thongor of Lemuria (1966) переведен в книге: Лин Картер. Черный ястреб. Часть вторая. СПб, 1996).

Совместно со Спрэгом Де Кампом Лин Картер написал «Корону кобры». Их совместный роман «Город черепов» начинался главкой, названной вполне по-русски «Красный снег». Их рассказ «Тварь в склепе» выстроен на гоголевском противоборстве с живым мертвецом. Введение нового персонажа по имени Вий ничем бы не нарушило законов, по которым жил мир придуманных монстров. В «Башне слона» заявлен культ воровской личности. К счастью, ни Спрэг Де Камп, ни Лин Картер не задержались на этом архетипе.

Как и Бальзак, он имел «дорогие, расточительные и разрушительные привычки».

P. S. Его фамилии нет в электронном «Каталоге произведений зарубежных авторов, издававшихся на русском языке» за 1993 год.