Сергей Абрамов: «Если Бог везде, ему не нужны храмы»
Только что на прилавках московских магазинов появилась книга А. и С.Абрамовых «Чаша ярости» – продолжение романа «Место покоя Моего». Поклонников фантастики со стажем, которые возьмут эту книгу в руки, ожидает несколько сюрпризов. Во-первых, А. и С.Абрамовы – это не популярные некогда Александр и Сергей Абрамовы, но Сергей и Артем Абрамовы, тоже отец и сын. Во-вторых, может шокировать сам сюжет «Чаши ярости», посвященной... второму пришествию Мессии. И наконец, непонятно, где нашел время на работу над 500-страничным романом первый заместитель начальника Главного управления внутренней политики Администрации президента РФ Сергей Александрович Абрамов. Чтобы снять возникающие вопросы, к писателю и чиновнику был командирован корреспондент «КО». – Для меня как для читателя существует как бы три Сергея Абрамова. Первый – это один из создателей знаменитой трилогии «Всадники ниоткуда», которая, на мой взгляд, представляет собой классический образчик фантастики 60-х. Романтика дальних миров... Затем начался лирический, сентиментальный период: «Двое под одним зонтом», «Выше Радуги»... тогда это называлось «условная проза». И нынешний этап, когда следовало бы ожидать достаточно жесткого, холодного, даже циничного романа и вдруг выходит двухтомник, основанный на библейских сюжетах. Где в современной жизни можно найти отправные моменты для создания подобных произведений? Почему вдруг такое? – Каждый человек, особенно с возрастом, начинает пытаться понять, в каком мире он живет. Я не имею в виду мир социализма или мир рыночной экономики. Я имею в виду мир вообще. Меня, к примеру, еще в детстве, не сказав ничего родителям, крестила бабушка. Но вырос я абсолютным атеистом. Отец, считавший Библию замечательной книгой, заставлял меня читать ее; я читал из-под палки и мало что понимал. Однажды, когда родился Артем (ему сейчас 25), я попытался сходить в религию, посмотреть, что это такое, и категорически не принял то, что предлагало русское православие, не принял устройство церкви по принципу советского учреждения. Но мы всегда приходим к определенным книгам в определенном возрасте. Когда ты читаешь Мопассана в 35 лет, ты понимаешь, что это совсем другой писатель, не тот, каким он тебе казался в 13. Жизнь заставила меня перечитать Ветхий завет (по-моему, Новый завет все-таки вторичен как литература), и я несколько прибалдел от того, насколько это хорошая книга. А потом начал придумывать, поскольку фантаст во мне живет, хоть и не писал я к тому моменту уже давно, считайте, что с 1994 года, после выхода повести «Тихий ангел пролетел». Я начал выдвигать версии: а что было бы, если... На самом деле вся литература Сергея Абрамова – и написанная вместе с Александром, и вместе с Артемом – основана на сослагательном наклонении. В общем, как ни смешно, но тема «Что есть Бог? Что есть Иисус Христос?» заинтересовала меня как писателя. И я стал возвращаться к Ветхому завету, стал находить в нем нестыковки, повторы... – Редактора-то не было. – Редактора не было. Например, история потопа сама себе противоречит. Семь пар «чистых», семь представителей без пар... С другой стороны, многие вещи подтверждаются современной историей и археологией. И потоп был, и исход, и десять казней египетских можно объяснить. Но это же неинтересно! Давайте взглянем с точки зрения фантастики! Когда я начал разговаривать об этом с сыном, который окончил журфак и был достаточно «писуч» как журналист, возникла та же ситуация, что описана во всех биографиях Александра и Сергея Абрамовых. Я пришел к отцу с идеей о множественности миров, отец сказал: «Давай напишем», я сказал: «Давай». Так и здесь. Только наоборот. Я сказал сыну, а сын в ответ: «Почему бы нам не написать?» Стали писать. Другой вопрос, как это у нас получилось. С моей точки зрения, первая книга переусложнена, вторая гораздо проще. В «Месте покоя...» я сына «передавил», там, скажем так, довлеет религиозная составляющая. В «Чаше ярости» больше «экшн». В первом романе мы были скованы заданным сюжетом, во втором сюжет был «уволен». Все строится на идее личного Бога, того самого, о котором написано в Евангелии от Фомы, не вошедшем в каноны и отрицаемом любой конфессией: сруби ветку – и Я там, подними камень – и ты найдешь Меня там, то есть Бог везде. Не надо для этого строить храмы... Кстати, третья книга, которую мы сейчас заканчиваем, снова о Боге, как ни странно. Хотя здесь совсем другая идея, другой ход. После публикации первого романа я три часа выступал в «прямом эфире» Интернета, и 90 процентов посланий ко мне были ругательные. «Как вы могли посягнуть на святое!» Да мог... По этим меркам, третья книга – полное посягательство на строителя того, что называется бесконечной Вселенной. – У соавторов обычно спрашивают, как они пишут вдвоем. В вашем случае этот вопрос более чем уместен: когда в соавторах семейный дуэт – отец и сын, – один из них заведомо играет первую скрипку... – Согласен. Так же было и с отцом. Почему наш дуэт-то распался? Мне стало тесно в паре, и стилистически я пошел в другую сторону. Мне было достаточно важно, как построена фраза. Многие критики говорили, что я вношу в авторскую речь жаргон; отцу это, естественно, не нравилось; мы разошлись. Он продолжал писать, хотя и с меньшей продуктивностью. Я писал по-другому. А сейчас я «передавливаю» Артема, ежу ясно. Да, мы поделились, расписали: вот это делает он, вот это – я. Если раньше я обгонял его, то теперь в силу моей занятости по работе мы пишем вровень. У него больше времени, у меня – опыта. И я вполне допускаю и, честно говоря, буду рад, как и всякий отец, если он когда-нибудь плюнет на меня и начнет писать сам. Человек получит профессию, как в свое время получил ее я. Профессию, худо-бедно дающую возможность зарабатывать. – А как сочетается ваша работа в государственном учреждении и писательство? – А никак не сочетается. Параллельные пути. Просто в силу моего суперпрагматичного характера я легко перестраиваюсь. Мне не надо отдыхать, я могу сразу. Рубил дрова, начал слагать «Илиаду». Возможно, это плохо, но, с другой стороны, это профессионализм. Я возвращаюсь с работы, ужинаю, свои два – два с половиной часа отрабатываю и ложусь спать. Просыпаюсь утром, завтракаю и иду на работу делать нечто государственное. – Вы успеваете следить за тем, что происходит в нашей фантастике сейчас? – Разумеется. Когда я бросил сочинять фантастику, то бросил и читать. Но через какое-то время, еще не зная, что мы начнем писать вместе с сыном, снова обратился к ней. Вдруг стало интересно. Первым, что мне подвернулось, оказались книги Сергея Лукьяненко, и я был поражен, до чего нынешние хорошо пишут. Начал читать много и понял, что сегодня полно хороших писателей. Хотя из контекста современной фантастики наши с Артемом книги, наверное, сильно выпадают. – Неизвестно, плюс это или минус. – Те, кто покупал «Место покоя Моего», прежде всего помнили об А. и С. Абрамовых, которые были раньше: брэнд-то мы с сыном возродили. Первый роман разошелся 10-тысячным тиражом. Второй выпущен тиражом в 20 тысяч. По мнению издателей, это достаточно хорошо... – Судя по описанию вашего рабочего дня, жизнь у вас довольно размеренная. А нет ли у вас какого-нибудь серьезного увлечения, хобби? – Да нет у меня никакого особого хобби. Штангу вот с гирями поднимаю, но много времени это не занимает. Впрочем, свободного времени и сейчас нет, и раньше не было. Я ведь пришел на государственную службу из бизнеса, а бизнес «засасывает»... Когда-то давно я читал запоем, книга была для меня элементом жизни. Сейчас она – элемент отдыха, как и кино. – А разве поэт – не больше, чем поэт? А кто будет чувства добрые лирой пробуждать? – Ну, кто-то, наверное, будет. Я же никогда не относил себя к публичным людям в творчестве. Как пел Галич: «Но бойтесь единственно только того, кто скажет: я знаю, как надо». Мне всегда были чужды писатели и режиссеры, которые относились к своему искусству как к декларации. Нет, это чистой воды профессия. И если ты хочешь что-то сказать, скажи это профессионально, так, чтобы уши не торчали.
Беседовал Александр РОЙФЕ
источник: