---
- Я вытащу тебя, – сказал он, глядя в глаза своему отражению. – Знай, что я всегда сделаю для тебя всё, что смогу.
Поболтал рукой в воде и отошёл от бочки.
- Вот и дурак, – сказали ему в темнице, узнав, на чём попался.
- Чем придушить этого кровопийцу, тарелки воровал.
- Отрубят клешню – так тебе и надо.
Только Пятнаш, самый молодой и самый хитрый и чуткий среди всех, не стал издеваться. Когда никого рядом не было, заводил беседы. Близко подобрался.
- Если что, бери меня с собой, я пригожусь, – шепнул однажды.
«Ну да, пригодишься, – подумал тогда Дэр, – только мне или стражникам, ещё неизвестно».
Выждал минутку, когда Пятнаш не крутился рядом, заговорил со стариком Вынимай-Клади.
- Как бы к начальнику темницы попасть?
- За взятку стражникам. Или за донос.
Доносить Дэр не собирался, а взятку дать было не с чего – прогулял блюдечки с императорского стола. И правда, дурак...
Ох, как жалко будет расстаться с охотницей. Отдать её – не за богатство и уют, не за жизнь вонючего тирана, а за дюжину золотых блюдечек и недельную гулянку. Но именно от охотницы Дэр узнал, что иногда надо не жалеть о цене: рассчитался и распрощался. И теперь дал ей зарок, что на свободе заживёт честно! Уйдёт куда подальше и там начнёт сначала. «Во всём новом», как она говорила.
Он вырезал её портрет на деревьях в тех местах, где останавливался – можно посмотреть, если дорога приведёт как-нибудь. Охотница не отличалась красотой, хотя к семнадцати годам сумела уберечь своё лицо от шрамов. Самым примечательным в ней был голос – высокий, но хриплый: сорвала, когда рычала на медведя. Медведя отогнала, но потом целую неделю могла говорить только шёпотом...
И голос, и цепкие объятья, и хвойный запах кожи – всё постепенно развеется.
Свобода. От темницы, от наказания... и от этого образа. Он знал, почему до сих пор ни с кем из женщин не захотел провести больше одной ночи.
- Ну что, придумал уже? – спросил Пятнаш в четверг утром.
Дэр вздрогнул: паршивец как в мысли заглянул. В воскресенье Дэру и ещё шестерым предстояло выйти на площадь и положить руку на колоду. Он прикидывал, не дать ли охотницу кому-то из стражников. Нет, не выйдет: они друг за другом следят. Только к главному.
С тех пор, как он понял, что девушка ему не принадлежит, что она дана на время, Дэр искал, как бы её удачнее пристроить. Когда кухарничал у гранта Хадоза, надеялся застать его одного, но тут выяснилось – мог бы и сам сообразить! – что у всей мало-мальской знати есть придворные колдуны и тайные архивариусы: одни выловят любое заклинание или чары, вторые подскажут, что действительно произошло в жизни господина, а что пытаются... навеять. Кто? Враги, конечно же.
Как поступали с разоблачёнными гранты и фоны, он слышал. Как поступил бы император – лучше не думать.
- Ты почему Пятнаш, ну-ка, скажи ещё разок.
Того на самом деле звали Мархеус. Не обиделся ничуть.
- Ищейка словила, отхватила пальцы, – Пятнаш покачал уполовиненной ногой.
- А теперь на месте спокойно не сидится?
- Не сидится. Мы с тобой, знаешь, какие дела можем на свободе провернуть. Я как тебя увидел, сразу понял...
Она могла появляться и пропадать, но кое-какие знания Дэр получил от неё навсегда. В готовке дичи никто не мог с ним сравниться. Эх, дворцовая кухня, запекал бы себе перепелов, тушил зайчатину... А сейчас охотница подсказала: вот же он, твой случай! Попадёшь прямиком к начальнику.
- Ну, хорошо. Вот как мы это сделаем...
Начальник темницы встретил Дэра любезно. «Возраст подходящий», – подумал Дэр и вновь порадовался, что это не женщина – в столице завели обыкновение давать женщинам важные посты, они де лучше справлялись и меньше пьянствовали.
- Как вам условия? Еды достаточно? Желаете в чём-нибудь признаться?
- Я уже про всё рассказал. Кража собственности империи...
- А знаете ли вы, что вас подозревают в попытке бежать?
Ещё бы. Не зря этот ублюдок Пятнаш сразу после их разговора куда-то запропал.
- Да, я хочу сознаться, господин Гилойт. Но не в том, про что вы думаете... Погодите, что это у вас?
Всё зависело от того, удастся ли сделать движение так, чтобы это не выглядело нападением. Он давно придумывал, как бы передать пятно, и пробовал снова и снова, представляя разные случаи.
И сумел.
Родимое пятно уселось возле жилистого локтя и тут же прикрылось рукавом. Взгляд Гилойта ненадолго помутнел, а когда прояснился, начальник темницы схватил заключённого за плечи.
- Так вот чем всё закончилось!
И Гилойт крепко обнял Дэра.
- Сколько я себя упрекал, что уехал... Намара... Надо же, наш сын!.. Где она сейчас?
- Не знаю... отец. Я даже не знаю, где её дом. Рос в приюте. Должно быть, она сразу меня туда отнесла.
Он чуть ли не видел через одежду, как прыгает сердце Гилойта, и боролся с желанием забрать пятно обратно.
Сколько он знал себя, с ним была эта девушка, а имя её он услышал только сейчас. Он рос с уверенностью, что когда-то они были счастливы вместе – счастливы странно, непонятно ребёнку, но это прежнее счастье согревало его все приютские годы. А в десять лет он обнаружил, что если щёлкнет пальцами возле родимого пятна на груди, то оно сворачивается в трубочку и отваливается, и охотница пропадает. Расправить трубочку, приложить к телу – и вновь она рядом, там, в прошлом. Только она.
Целый год он ходил к ней в лесной дом, где зимой трещала смола на еловых ветках, которыми растапливали печь. А потом его отправили учиться на другой конец страны. По этим событиям и стало ясно, что девушка – не его, у них ничего не было, не может же десятилетний пацан ходить к женщине и из приюта поехать в университет. Чему он там учился? Где жил, пока навещал её? Этого пятно не говорило. Была только она, её любовь, их счастье. И понимание, что после расставания у неё появился сын.
В пятнадцать, увидев своё отражение, Дэр понял: у него в руках отмычка – но только от одной двери. В двадцать пять, когда его вели в темницу, думал только о том, как бы не обнаружилось, что пятно на затылке, под волосами – не просто пятно.
- Дэр. Наверняка она тебя так назвала. Что мне для тебя сделать?
Дэр показал свои руки и ноги в кандалах.
- В воскресенье меня выведут на площадь...
- Этому не бывать. Ты уйдёшь прямо сейчас, – сказал Гилойт, доставая ключи. – Это самое малое, что я могу.
Он подошёл к стене и двинул рукой, открывая узкий проход. Швырнул туда уже ненужные оковы.
- Выйдешь за городской стеной. Вот, возьми, здесь хватит на первое время.
- Но у... тебя не будет неприятностей... отец?
- Не волнуйся. Один твой сосед подменит тебя на площади. Сегодня ночью с ним поговорят, и завтра к утру он согласится.
- Мы ещё встретимся?
Мелькнула надежда забрать Намару обратно.
- Мы уже встретились. К чему тянуть прошлое в будущее? Дай посмотреть на тебя последний раз. Ты понял меня? Последний!
- Понял.
- Теперь уходи. И больше не попадайся.
Дверь закрылась.
Господин Гилойт подождал немного. Вызвал стражника.
- Ну, где же этот вор? Заключённый Мархеус, так, кажется?
Он тронул стражника за руку.
- Так точно, господин Гилойт. Собственность империи, блюдечки со стола Их Величества.
- И до сих пор не признался... Непорядок.
- Допросим в особых условиях!
Стражник ушёл.
Гилойт отвернул рукав. Щёлкнул пальцами, и родимое пятно свернулось в тонкую трубочку. Упало на стол.
- Больше не попадайся, – повторил он.
И вновь услышал треск еловой смолы в печке и хриплый голос охотницы. Может быть, удастся отыскать её дом...