---
Praescientia
Я подошла к окну, выглянула наружу, вдохнула городской воздух, пропитанный запахами летней пыли и мокрого асфальта, оглядела череду черепичных крыш, залитых солнцем, и вдруг поняла, что не знаю, кто я и как меня зовут. Осознание этого едва не сшибло меня с ног. Памяти не было. Отсутствие ее ощущалось как кровавая, теплая и скользкая пустота на месте извлеченного зуба. Почувствовав чье-то присутствие, я обернулась и увидела посреди комнаты невысокого худого парня с тонкими, невыразительными чертами лица.
- Только не пугайся, - сказал он мягко. - Я сейчас всё объясню.
- Хорошо, - сказала я.
Собственный голос показался мне писклявым и чужим. И не только он. Тело подчинялось мне плохо. Покачнувшись, я едва не упала и смогла удержаться, лишь вовремя ухватившись за подоконник. Парень все это время внимательно наблюдал за мной, не делая попытки тронуться с места.
- Меня зовут Илья, - сказал он. - Я волшебник. Я создал тебя из глины, куриного мяса, собачьих костей и нескольких кошек.
Вот как.
- Зачем? - спросила я.
Я сразу поверила ему. Наверное, потому, что всем своим несчастным телом ощущала свою ненормальность, чужеродность этому миру. И одновременно - сопричастность Илье. Словно тонкие нити тянулись от меня к нему, и наоборот. Я была отрезанным от него ломтем, отделенной частью целого. Внутри меня практически сразу, с момента рождения, присутствовал скрытый гнев из-за этого; правда, осознала я это только сейчас. Я чувствовала себя плохо и не понимала, зачем родилась на свет. Поскольку на первый мой вопрос Илья не ответил, изобразив на лице вежливое недоумение, я настойчиво повторила:
- Зачем ты создал меня, Илья?
- Чтобы испытать свое мастерство, - ответил он со тщательно скрываемой обидой. - Создание гомункула - это волшебство третьего, высшего ранга. Я долго этому учился, перепробовал множество вариантов, и вот наконец-то получилось. Я думал, ты будешь благодарна мне, своему создателю.
- Значит, я гомункул? - спросила я слабым голосом. В это я тоже сразу поверила.
- Да.
- Ну спасибо, что создал меня.
- Пожалуйста, - произнес он, явно не поверив. - Поблагодаришь меня позже, когда поймешь.
Он кивнул на диван, на котором стопкой была сложена одежда, и сказал:
- Можешь одеться. Так будет лучше. Я пока схожу домой, чтобы пообедать. Тебе тоже поесть принесу… Я запру тебя на ключ, ты не пугайся, я пока дубликата не сделал. Буду думать за обедом, как тебя назвать, и вернусь с именем. Хорошо?
Я кивнула. Создатель явно не относился ко мне, как к кому-то равному себе. Даже и не подумал предложить мне самой выбрать имя. Но разве дают такую возможность детям обычные, человеческие родители?
И откуда я это знаю?
Эта мысль поразила меня. Я перебрала свои знания о мире, в котором я оказалась, и поняла, что действительно много. Целая картотека знаний, правда, лишенных чувственного опыта - только умозрительное. Я изначально знала, но не проживала его. Видимо, Илья вложил в меня знание готовое: то ли отделенное от себя, то ли скопированное.
Он ушел, а я стала осматриваться. Комната была небольшой, аскетично обставленной: два продавленных дивана, шкаф, несколько стульев с жесткой спинкой, приоткрытая дверь, за которой виднелся санузел, входная дверь и два окна. На стене висели дешевые часы с белым циферблатом. Со шкафа наблюдал за мной зелеными глазищами черный кот, лениво помахивая хвостом.
- Привет, кот, - сказала я.
- Привет и тебе, новорожденная, - ответил он приятным баритоном, и я ничуть не удивилась. Присутствовавшее во мне предзнание, praescientia, подсказывало мне, что так и будет. - Илья сказал тебе одеться. Присоединяюсь к его совету: так будет намного лучше.
- Почему? - спросила я.
- А ты погляди в зеркало, дорогуша, - мордочка кота странно исказилась, и я поняла, что он пытается усмехнуться.
Почувствовав неладное, я подошла к зеркалу, закрепленному в дверце шкафа. О, теперь я всё поняла. На меня смотрела голая девушка с непропорциональной фигурой: массивные широкие плечи, узкие бедра, руки явно длиннее, чем надо, голова слишком маленькая. Я была некрасивой. Прикоснувшись к лицу, я ощупала торчащие зубы, слабо выраженный подбородок и крупные надбровные дуги. Повернувшись, чтобы посмотреть в профиль, я заметила, что спина у меня сутулая, а лопатки торчат так, будто вот-вот прорвут кожу. На меня нахлынуло тошнотворное чувство. Я будто оказалась в кошмарном сне. Захотелось сжаться в комок и заорать. Я не могла толком объяснить, что именно меня удивило: просто praescientia совсем не такой рисовала мою внешность. Я должна, я обязана была быть нормальной! Еще бы, подумала я с горечью. Моя praescientia наверняка скопирована со scientia Ильи, а он явно никогда не ощущал себя уродливым.
- Все могло быть еще хуже, - язвительно сказал кот со шкафа. - Могла бы вообще не родиться. Возблагодари создателя хотя бы за это.
Насмешка в его голосе ранила меня, как нож.
Я легла на диван, свернулась в позе эмбриона и стала лежать так, ощущая, как внутри меня ноют кости, которые явно еще не стабилизировались после создания. Кот наблюдал за мной, помахивая хвостом, но молчал.
Илья вернулся довольно быстро. В одной руке он держал пакет. Заметив, что я успела одеться, Илья с удовлетворением кивнул и сказал:
- Готова выбирать имя?
- Почему ты создал меня такой? - спросила я, не поднимаясь с дивана.
- Какой? - ненатурально удивился он.
- Уродливой, - сказала я надтреснутым голосом.
- Ты не уродливая, - сказал он. - Ты просто великолепна! Ты продукт моего мастерства, мой мастерпис. Я немало потрудился над тобой и твоими системами, кровеносной, гуморальной, половой, выделительной. А что на рожу у тебя вышло не очень, - он замялся, подыскивая слова, - так я маг, а не пластический хирург, знаешь ли. Тебе, по большей части, жаловаться не на что. Мышцы у тебя крепкие, а удар такой силы, что любой мужик обзавидуется. Попробуй на досуге побить стенку - сама удивишься, что выйдет.
- Замечательно.
- Ну, хватит хандрить, - он присел рядом со мной. - Если попросишь, могу и убить тебя.
Это прозвучало неожиданно, как сухой звук выстрела. Я посмотрела в глаза Ильи и не увидела в них ни проблеска юмора. Мне вдруг стало страшно, и я резко поднялась с кровати. Илья выставил ладони перед соой и торопливо сказал:
- Не хочешь - не буду.
- Ты можешь меня убить? - резко спросила я. Почему-то это вызвало во мне сильный, яростный протест.
- Могу. И я намеревался это сделать, когда эксперимент закончится. Выходит, ты уже боишься смерти… - пробормотал Илья. - Я думал убить тебя, если не получится вложить в твое “Я” любовь к жизни, но раз получилось, то не буду. Не буду, сказал уже, хватит меня бояться! Я вовсе не страшный. Но здесь возникает другая проблема… - он задумчиво погладил плохо выбритую щеку. - Тебе ведь не нравится твоя внешность? Я правильно понимаю?
Я кивнула, не сводя с него глаз.
Мой создатель казался психопатом. Но думаю, это было когнитивное искажение, исходящее от моей praescientia. Я по умолчанию считала себя человеком, таким же, как и он, а вот он видел истинное положение дел и относился ко мне как и положено - к гомункулу. Злость и страх прихотливо мешались во мне, как жидкости в шейкере.
- Видишь ли, невозможно изменить уже созданное, - произнес Илья. - Ты ведь не робот и не голем. Я изначально спроектировал тебя как эмбрион, запаковал все хокс-гены, пока ты была размером с зернышко, и лишь затем запустил процедуру развития. Ты сформировалась сама, я это практически не контролировал. Понимаешь? И всякие мелочи, влияющие на фенотип, были уже вне моей власти. Их следует закладывать на первой стадии. А уже сформированное тело не поменять никак. Фарш невозможно провернуть назад. Поэтому, если хочешь стать красивой… а красота, я замечу, вещь субъективная и не особо важная для жизни, на мой взгляд… то для этого мне придется убить тебя и создать заново - уже красивой.
Во мне робко шевельнулась надежда, но тут же увяла, когда я обратилась к своей praescientia.
- Но это буду уже не я?
- Конечно, - сказал Илья. - Так ты хочешь жить или нет?
Помолчав, я сказала:
- Не знаю.
Этот ответ явно его разочаровал, но он не стал настаивать.
- Садись обедать.
Он принес мне суп в контейнере, немного хлеба и нарезанное дольками яблоко, начавшее уже темнеть по краям. Пока я ела, не ощущая толком вкуса - видимо, не все системы работали так хорошо, как описывал мой создатель - Илья начал перебирать имена:
- Аврора. Агафья. Аглая. Агнеса. Александра…
- Агнеса, - сказала я.
- Почему именно это имя? - живо спросил он.
“Потому что мне все равно”, - подумала я, но говорить вслух не стала, чтобы не злить создателя еще больше. Поэтому я лишь неопределенно пожала плечами. Мои челюсти работали хорошо, быстро и уверенно расчленяя пищу. Челюсть у меня большая, не у каждого мужчины такая найдется. А если я хочу себе новую, красивую и женственную - придется умереть, и радоваться жизни будет уже совсем иная Агнеса, даже не похожая на меня…
- Всё хандришь, - задумчиво произнес Илья, наблюдая за мной.
- Хандрю? - удивилась я. - Что ты подразумеваешь под этим?
- Не хочешь радоваться жизни. Хотя я столько сил в тебя вложил! - посетовал он. - Вообще-то я создал тебя для счастья. Каждый человек, пускай даже сымитированный, должен к этому стремиться. Пообещай мне, Агнеса, что будешь стремиться к счастью.
Я подумала и пожала плечами. Настойчивость создателя казалась мне странной, однако почему бы и нет?
- Постараюсь, - сказала я. - Но я не понимаю пока, для чего мне жить. Я же гомункул, а не человек, - эти слова дались мне с трудом.
Илья усмехнулся.
- О, это как раз сугубо человеческая черта. Практически каждый человек на Земле однажды задавался вопросом: “А для чего я живу?” И мало для кого находился однозначно валидный ответ. Попробуй поискать смысл жизни, Агнеса. Авось получится.
Когда я доела, Илья засобирался к себе. Напоследок он сказал:
- Я снимаю эту квартиру за 15 тысяч рублей в месяц плюс коммуналка. Не стесняйся, пользуйся. Хочешь, ищи себе работу, хочешь, не ищи. Можешь столоваться у меня, я рядом живу. От тебя требуется только сдавать анализы и проходить некоторые тесты. Я пишу диссертацию, и мне нужно наблюдать за тобой. Завтра напомни мне, я сделаю и принесу дубликат ключа.
- Ты дашь мне собственный ключ? - спросила я недоверчиво.
- Да, - сказал Илья. - Досадно будет, если ты вдруг сбежишь, однако создать нового гомункула, когда я уже навострился, для меня проблемой не будет. Вопрос, думаю, пяти-шести тысяч рублей на материалы плюс один талон для слота. А за ним дело не станет…
Что за талон, praescientia не подсказала, однако я интуитивно догадалась, что это нечто сравнимое с названной суммой денег. Когда Илья ушел, я вышла на балкон и стала смотреть на ленивое, жаркое, промасленное солнце, запекшееся на небосводе. Мои глаза слезились. Я думала о словах своего создателя: ради чего мне жить? Ради удовольствия? Мне понравилось есть пищу, хотя я бы не назвала это удовольствие действительно сильным. Покопавшись в praescientia, я обнаружила обрывки каких-то воспоминаний, видимо, принадлежавших Илье: знакомства, гнев и обиды неизвестно на кого. Во что-то осмысленное эти рваные кружева никак не складывались. Я поискала в обрывках сведения об удовольствиях и мгновенно нашла: адреналин, алкоголь, секс. Это были яркие пятна на ткани памяти. Действительно ли это хорошо? Секс. Я представила себя в чьих-то крепких, жарких объятиях. Илья... Будет ли мне приятно, если создатель займется со мной сексом? Наверное. Но в этом и состояло бессилие praescientia: она давала сухое знание, а не чувство.
Да он и не захочет, наверное.
Кот неслышно подошел из комнаты, потерся о ноги, словно обычное животное, и спросил вкрадчиво:
- Гадаешь, для чего тебе жить?
- Да.
- Я в свое время задавался тем же вопросом. Зачем жить, если психологически ты человек, а твое сознание вложено в организм кота? Илья не смог создал полноценного кота, не хватило мастерства. Он создал человекоподобное существо с обликом кота, а это уже совершенно другой коленкор, не находишь? - голос его на миг утратил бархатное спокойствие. - Наш создатель - идиот. Более того, он безответственный идиот, совершивший один из страшнейших этических преступлений во Вселенной: он создал живое существо и наделил его свободой воли. Тем самым он вверг и тебя, и меня в бездну экзистенциального ужаса. Он заставил нас жить. Мерзость.
Его рассуждения показались мне забавными.
- И что же ты решил? Ради чего живешь ты?
- Ради убийств, - ответил кот, выгнув спину. - Я считаю, что день прошел зря, если я не убил ни одного живого существа. Мыши, птички, яйца в гнездах. В крайней случае подойдет и таракан. А напоследок я поставил себе умозрительную цель, дорогуша: убить Илью. Создание убивает создателя! Это неплохое завершение жизни, знаешь ли.
Я взглянула на него с интересом.
- А если ты убьешь его, что будешь делать дальше?
Кот попытался пожать плечами, но не смог: видимо, не было нужных костей в организме.
- Наверное, умру, - сказал он. - Жить все равно осталось недолго.
- Потому что ты кот?
- Потому что я гомункул. Мы живем мало. Ты, кстати, тоже проживешь лет пять от силы. Я думаю, и того меньше, - сказав это, он равнодушно зевнул. - Он сэкономил на тебе: зарезал не двадцать одну кошку, как положено по рецепту, а лишь семь. Ну как, осталось еще желание “стремиться к счастью”, дорогуша?
Глубоко шокированная, я на ватных ногах пошла в санузел и там разрыдалась, скорчившись на дне ванны.
Через пару дней я впервые вышла на улицу. Открытое, ничем не ограниченное, нигде не заканчивающееся пространство ошеломило меня. Здесь я впервые ощутила разницу между praescientia и живым впечатлением. На меня обрушился каскад новых, невиданных, непрожитых прежде визуальных образов, звуков, запахов; я шла по тротуару, жадно впитывая в себя ароматы южного города: пыли, выхлопных газов, свежей выпечки, человеческого пота и духов по 140 рублей за флакончик, разогретого асфальта, цветочного магазина. Я плыла сквозь людское море, по возможности вглядываясь в каждое встреченное лицо. Я хотела запомнить их всех, юных и старых, бритых и бородатых, чернявых, светленьких, высоких и низких, мужчин и женщин. Будто делала снимок и немедленно отправляла в картотеку памяти. Я так увлеклась этим, что не сразу заметила, что людям неприятно было мое внимание: встречаясь со мной глазами, они неосознанно - либо осознанно - кривили губы, морщились, будто от отвращения, и отворачивались. Раз поняв это, я стала подмечать каждый такой случай, и за несколько минут их накопилось столько, что мое приподнятое настроение упало, а крылья за спиной истаяли.
Вернувшись в квартиру, я удрученно спросила у кота, который в этот момент нежился на подоконнике:
- Как к тебе относятся другие кошки?
- Неправильно ставишь вопрос. Не “другие кошки”, а просто “кошки”, потому что я-то котом не являюсь, и они прекрасно это чувствуют, - произнес кот. Я вдруг сообразила, что кошачьи губы никак не шевелятся, и звук раздается из какого-то другого места. - Как относятся? С омерзением. Протестуют против самого факта моего существования. Благо, я гомункул, и потому достаточно силен, чтобы убить любого кота, каким бы агрессивным и ловким он ни был. И если они нападают на меня - я калечу и убиваю их безо всякой жалости. И советую тебе перенять этот modus vivendi.
- Всех-то ты ненавидишь, - сказала я. - Это же очень энергозатратно. Не устал?
- С чего бы? - спросил кот. - Еще раз повторю, дорогуша: убийство - лучшая терапия. Очень освежает. Попробуй на досуге.
“Я хочу устроиться на работу”, - едва не вырвалось у меня прежде, чем я сообразила, что собираюсь спросить разрешения у кота.
С другой стороны, котом-то он не был…
Я дождалась, когда с работы придет Илья, и рассказала ему о своем желании. Он отнесся к этому спокойно.
- Молодец, хвалю. Ты очень хорошо имитируешь человека, Агнеса, - сказал он и извлек из портфеля папку с документами. - Как раз в тему получилось. Я с утра пораньше отстоял во всех очередях и наконец-то оформил тебя как своего фамильяра.
- Фамильяра? - это слово резануло меня больше, чем реплика про “имитацию человека”.
- Ну да, ты же гомункул… - сказал Илья рассеянно. - Гомункулы в реестре Минмагии проходятся по категории “В” - “Фамильяры, гомункулы, сикигами и иные магические животные”. Я подал запрос через Госуслуги, оформил тебя и в МВД забрал для тебя паспорт на российского гражданина.
- Как-то… уныло, - будничность этого удивила меня.
- А ты как думала! - хмыкнул Илья. - Маги у нас скрываются от простых людей, но не от государства. А иначе? Посадить-то можно любого. Ты кем работать-то хочешь? В Минмагии тебя устроить я не смогу, там таких гомункулов выше крыши. Высшего образования у тебя нет, а значит, на нормальную работу ты претендовать не можешь. Рядом есть “Пятерочка”. Хочешь, устрою тебя на кассу?
Я пожала плечами.
- Если тебя не затруднит, - сказала я.
В тот момент я не смогла бы объяснить толком, почему мне хочется работать, и лишь спустя несколько дней, уже стоя за кассовым аппаратом, я сформулировала для себя причины. Я хотела с головой погрузиться в людское море, которое предстало перед мной во всем своем шумном великолепии и пахучем безобразии; хотела прикоснуться к человеческим чувствам, позитивным или негативным, неважно; хотела по кирпичику заменить свою praescientia - живой scientia.
- Вы что, по-русски не понимаете? - проворчала старушка передо мной.
- Что? - вынырнув из грез, я очумело уставилась на нее.
- “Фто-фто”, - передразнила она меня. - По-человечески научитесь разговаривать, а потом уже с людьми работайте! Вы к нам откуда приехали, из какого Чуркестана? Я говорю - вызывайте вторую кассиршу! Тут очередь образовалась, а вы на работе спите! - она махнула рукой в сторону от кассы, и я поняла, что за ней действительно стоит человек пять-шесть. Мне стало неловко, и я нажала соответствующую кнопку.
На зов явилась Людочка. Сверкая недовольно глазами, она встала за соседней кассой и споро, живо, с шутками и прибаутками обслужила всю очередь, переманив к себе всех моих, кроме старушки. Ту я все-таки отпустила сама. Продолжая ворчать, старушка ушла, неся авоську с продуктами торжественно, как Тезей голову Горгоны. Людочка повернулась ко мне и спросила:
- Без обид, Агнеш, но почему ты такая тормознутая?
Она часто повторяла это “без обид”, декларируя свою беззлобность. Я не знала, как на такое отвечать, поэтому потупила взгляд и промычала что-то невнятное. Людочка всплеснула руками и вернулась обратно к своему занятию: чесать языком с парнями со склада. Видимо, четкого ответа от меня и не требовалось. Я знала, как на работе ко мне относятся: вроде неплохо, но сближаться никто не хотел. Людское море брезгливо расступалось передо мной, как волны перед Моисеем. Когда я рассказала об этом коту, он только перевернулся на другой бок и буркнул: “Твоя Людочка явно не отличается умом и сообразительностью. Как, впрочем, и ты, раз ее слова почему-то ранят тебя”.
Работа, как оказалось, отнимала много сил и энергии. Каждый вечер я стабильно была, как выжатый лимон. Ближе к закату, когда я уже успевала поужинать и немного отдохнуть на продавленном диване, появлялся хмурый и сосредоточенный Илья. Он приносил с собой блокнот, письменные принадлежности и небольшой портфель со скляночками. Туда он помещал мои анализы. Я сдавала их регулярно - и поначалу не понимала, что именно замеряет Илья. “Ты все равно не поймешь, - сказал он снисходительно. - У тебя ведь нет магического образования”.
Но я поняла, даже без его объяснений.
Он измерял мою стабильность.
Илья писал диссертацию на тему гомункулов и о проблемах, связанных с адаптацией их в человеческом обществе. Слово “стабильность” время от времени мелькало и в его пометках, которые он делал, особо не таясь от меня, и в тестах, которые он постоянно клал передо мной. Вопросы в тестах были самые разнообразные, и часть из них касалась сексуальной сферы. Я воспринимала их как злую насмешку. Отвечая на них, я чувствовала себя униженной и грязной. Илья внимательно наблюдал за моей реакцией. В какой-то момент мне это надоело, и я стала пропускать все мало-мальски раздражающие вопросы, оставляя ячейки незаполненными. Илья удивился, заметив это, а затем стал учитывать и это - вопросы теперь переключились на тему подавленной сексуальности.
Однажды я не выдержала:
- Для чего все это? Почему ты мучаешь этими вопросами?
- Чтобы не допускать ошибок, - ответил он удивленно. - Разве это не очевидно?
В этот момент осенило.
В вопросах не раз и не два повторялись формулировки, которые касались вещей, для людей не характерных - по крайней мере, так подсказывала моя praescientia. Почему же он стремился охватить именно их? Причем именно с позиций острых, конфликтных и неочевидных? Это его “не допускать ошибок” прозвучало недосказано, и я, соединив это со “стабильностью”, вдруг поняла, какого слова не хватает в его лукавой формулировке.
Чтобы больше не допускать ошибок.
Дождавшись, когда Илья уйдет, я подошла к шкафу, на котором лежал кот. Меня одновременно терзали сомнения, страх, злость - весь тот сложный и неприятный букет чувств, который неизбежно возникал при мысли о моей искусственности, моей ненормальности. И самым неприятным из этого было ожидание смерти. Я все ждала, когда Илья соизволит рассказать мне о том, что я уже узнала от кота - что отведенный мне срок жизни несправедливо, страшно короток. Но мой создатель упорно молчал и вел себя так, будто у меня достаточно времени для ерунды.
Снизу вверх я обратилась к коту:
- Я ведь не первый его гомункул, верно?
- Верно, - ответил кот, терпеливо ожидавший, когда я заговорю с ним. - Меня он создал раньше.
- Ты понимаешь, о чем я.
Кот сделал попытку пожать плечами, но безуспешно.
- Ты - второй его стабильный человеческий гомункул, - наконец сказал он. - До этого было еще несколько неудачных, убогих разумом. Все они умерли, не прожив и недели. А вот та, предыдущая, была неплохой. Даже удачнее, чем ты.
Может, и не стоило спрашивать этого. Несмотря на ужасное предчувствие, я спросила, облизнув губы:
- И что с ней случилось?
- Смерть, - голос кота изменился, став глубоким и торжественным. - Она поняла, что единственный способ разорвать круг страданий - это самоубийство. Мы много обсуждали с ней это. Зачем Илья создал нас и заставляет жить дальше? Чтобы уподобиться Богу? Чтобы приумножить число боли в мире? Зачем вложил в нас тягу к жизни?
Я не смогла ответить на этот вопрос.
- И он не знает, - сказал кот. - Вспомни, что он говорил. “Найди причину жить, Агнеса”, - передразнил он Илью. - А всё почему? Потому что он - не абсолют. Он не может продумать даже собственную жизнь, не говоря уже о чужих. Я вот что тебе скажу. Не дело, чтобы кто-то решал за нас, за тебя, за меня. Решение надо принимать самому. Ответь лучше на такой вопрос: что общего между вороном и конторкой?
- Они оба черные?
- Нет.
- Они оба…
- Можешь не утруждаться, - сказал кот. - Есть сложные вопросы, на которые есть очень простые ответы. И этот ответ: ничего общего. Она как следует поразмыслила над другим, тоже сложным вопросом, и нашла такой же простой ответ.
- Как ее звали? - прошептала я.
Хвост кота нервно бился из стороны в сторону.
- Агнеса, - сказал он, сделал паузу, и я вдруг поняла, что это не обращение. - Ее звали Агнеса. Иначе почему тебе понравилось именно это имя? Ты ведь выбрала его безошибочно. В тебе есть нечто общее с ней. В конце концов, вас создал один и тот же человек. Агнеса… Я иногда вспоминаю о ней.
- Какой она была? - спросила я, ощущая странную, отрешенную скорбь.
- О, - сказал кот. - Я могу многое рассказать о ней. Но лучше ведь один раз увидеть, чем сто раз услышать, не правда ли?
На следующий день у меня была смена, но я сказалась больной и не пошла на работу. Заперев квартиру, я прогулочным шагом двинулась по улице, расчерченной широким и мягкими утренними тенями. Кот бежал впереди. Я впервые видела его вне квартирной неги: было заметно, что за всю жизнь он так и не привык к кошачьему телу, и обычная для этих животных грация была ему совершенно не доступна. Он передвигался как обезьяна, покинувшая лес и вынужденная брести через саванну: неловко, неуклюже и удивительно энергозатратно. Когда нам попадались другие коты, он либо обходил их - либо они сбегали сами; было заметно, что общество друг друга им взаимно неприятно.
В какой-то момент я не выдержала и взяла кота на руки. Он удивленно мяукнул, но протестовать не стал. Он был пушистый, тяжелый, и от него приятно пахло городской пылью. Я шепнула ему:
- Показывай дорогу.
Он глянул со скепсисом, но все же послушно прижался спиной ко мне и указал задней лапкой вперед.
Следуя указаниям кота, я вскоре оказалась в незнакомом районе. Здесь все выглядело гораздо беднее, чем в районе, где я появилась на свет. Облупленные хрущевки с незастекленными балконами, грязные улицы с минимумом тротуаров и кармашков, отчего припаркованными машинами было уставлено всё вплоть до газонов, помятые, пахнущие перегаром люди на скамейках. Кот напрягся у меня на руках. Я тоже почувствовала угрозу: зная, что люди неосознанно видят во мне нечто чужеродное, провоцировать я их не хотела. Наконец мы вышли к дому, который ничем от соседних не отличался. На стене был выведен краской диалог, показавшийся мне философским: “ТЫ ВЕРИШЬ В БОГА? - НЕТ, Я ЖЕ ВИШЕНКА”.
Я прошептала:
- Что это за место?
- Место, где она умерла, - ответил кот.
“Зачем мы здесь?” - едва не спросила я, но отступать было поздно. Мы поднялись на седьмой этаж, и я постучала в ту дверь, на которую указал кот. Дверного звонка не было. Сама дверь была покрыта плохоньким черным дерматином, кое-где изрезанным ножом или бритвой. Мне никто не ответил. Я постучала еще раз. И еще. И еще. Спустя какое-то время, когда я уже была готова развернуться и уйти, раздался глухой кашель, шарканье ног, раздраженный мат. Изрезанная дверь приоткрылась, и в коридор выглянул сильно, судя по всему, выпивающий человек. Заметив меня, он просипел:
- Чё хотели?
Я взглянула на кота и увидела в его ответном взгляде иронию. Устроившись поудобнее на моих руках, кот внятно произнес:
- Ударь его.
- Что?
- Ударь его. Сожми пальцы в кулак и ударь. Ты же гомункул, ты должна быть сильнее, чем обычный человек. Попробуй.Поверь мне, вреда от этого не будет.
Человек ткнул пальцем в кота.
- А я тебя знаю. Ты тот самый…
В этот момент я ударила его в лицо и попала по скуле. Я била неловко, даже не сжав толком пальцы, однако хватило и этого. Моя рука будто потяжелела в момент удара. Кожа на щеке мужчины лопнула, а все тело развернуло на девяносто градусов. Его буквально отбросило к стене. Ошеломленная таким эффектом, я в немом ужасе выронила кота и прижала ладони ко рту. В ушах звенело. В висках стучал кровавый набат. Это невозможно. Невозможно. Невозможно… Когда я пришла в себя, то поняла, что человек лежит на полу и не шевелится.
- Он… умер? - пискнула я.
- Нет, - холодно сказал кот. - Если бы он умер, то перестал бы дышать. А он дышит, сама послушай.
- Из-за тебя я ударила его! Зачем ты мне это сказал?!
- Чтобы он нам не мешал, - логично произнес кот. - Пойдем. Что-то покажу.
Внутри квартиры всё было под стать дому: бедное, неопрятное, пахнувшее старыми тряпкам, перегаром и грязными ногами. Я вспомнила аскетичное устройство своей квартиры. Здесь, напротив, все было завалено хламом, даже балкон ломился от старых коробок. В диване было продолговатое углубление, повторявшее очертания человеческого тела - видимо, там и лежал хозяин квартиры, прежде чем подняться нам навстречу. Кот легко вспрыгнул на шкаф и сверху указал лапкой на фотографию, зажатую между раздвижными стеклами в витрине шкафа: на ней был изображен мужчина, и рядом - женщина в инвалидном кресле. В глаза бросалось ее физическое уродство - покрытое родимыми пятнами асимметричное лицо, перекошенные плечи, одна из рук была явно короче второй. Женщина счастливо улыбалась.
- Кто это? - спросила я, завороженная этим зрелищем. - Я?
- Что за идиотская реплика? Ты не она, - проворчал кот. - Это Агнеса, которую я знал и любил. Я был создан для этого. Агнеса ведь скучала одна, а Илья не мог получить разрешения на второго гомункула. Поэтому он создал меня из ее плоти. Мы были единым целым… пока она не умерла.
- А второй кто?
- Ты не узнала его? - оскалился кот. - Вон он, в прихожей лежит.
Я пришла в ужас.
- Кем он ей приходился?!
- ******, - с ненавистью произнес кот. - Обслуживал ее своим вонючим хозяйством. Жалко, что ты не убила его. Я сам не мог этого сделать: обещал, что не буду.
Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы справиться с гневом. Ужасно хотелось стащить манипулятора со шкафа и шваркнуть о стенку, но я подозревала, что от такого он попросту лопнет. Я вернулась в прихожую, подняла мужчину на руки, что оказалось довольно легко, и перенесла обратно на диван. По его бледному лицу стекала кровь, а дыхание было прерывистым. Я поняла, что мне физически некомфортно смотреть на него: praescientia сбоила при виде его черт, казавшихся то знакомыми, то нет. Я отвернулась и встретилась взглядом с котом.
- Она сбежала от Ильи, - промолвила я, обратившись к praescientia. - Верно?
Кот не ответил. Его напряженный, свернутый в полукруг хвост нервно бил воздух.
- И остаток жизни прожила с этим мужчиной, - продолжила я.
- Да, - проскрипел кот.
- Но ты сказал, что она умерла. Что это значит?
- Гомункулы бесплодны, - сказал кот. - Не знаю, как и каким образом эта мысль возникла в ее больном мозгу, но она решила, что хочет детей. Идиотка. А поскольку она занимала то единственное место в реестре гомункулов, записанное на Илью, то эта идиотская мысль соединилась с другой: если она умрет, то Илья сможет создать нового гомункула. И она повесилась.
Что-то в его словах показалось мне подозрительным.
- Это ты ей подсказал, - сказала я наобум и по реакции поняла, что попала в цель.
Кот заерзал и безуспешно попытался пожать плечами. Уши его были плотно прижаты к голове.
- Какая разница?
- Ты убил ее, - обвиняюще произнесла я. - Довел до самоубийства.
- Я прекратил ее страдания, - возразил кот. - Она бы все равно умерла. Годом раньше, годом позже, какая разница? Хочешь еще один вопрос с простым ответом? Без голоса кричит, без крыльев летает, без зубов кусает?
- И кто же?
- Никто, - хихикнул кот. - Нельзя кричать без голоса. Физиология определяет нас. Здесь и ответ. Агнеса желала счастья не потому, что в этом был сокрыт некий смысл. Она желала его, потому что была физиологически человеком, а человек суть голем, управляемый инстинктами. Нет тела - нет желаний. Нет желаний - нет страданий. Понимаешь, дорогуша? Только смерть и спасает от боли! - подытожил он.
Возможно, ему казалось, что он привел хороший аргумент. А я видела перед собой жалкое, оправдывающееся существо. Его хвост бился во все стороны, как агонизирующая змея. Глядя на эту голую эмоцию, я почему-то не чувствовала гнева на кота. Мне было его жаль.
Я осторожно погладила беспамятного мужчину по бледной щеке. С балкона тянул слабый ветер, а лучи предполуденного солнца деликатно проникали внутрь квартиры. Я не знала, когда умерла прежняя Агнеса, но подозревала, что совсем недавно… Я вспомнила давешнюю реплику Ильи. Значит, я занимаю место в реестре, некий “талон” в неком “слоте”, который не дает Илье создавать новых, более совершенных гомункулов. А убивать он меня не хочет… почему? Он ведь и предыдущую Агнесу не убил. Она сама умерла, чтобы быть причастной к моему созданию, и таким образом, стать в каком-то смысле моей матерью.
Нет.
Не в каком-то смысле.
Она и есть моя мать. Иначе откуда у меня praescientia?
Внутри меня вдруг разгорелось пламя понимания. И я поняла, что надо делать. Что я сделаю.
- А ради чего живешь ты, кот? - спросила я напоследок. - Ради того, чтобы убить своего создателя?
Кот хихикнул.
- Это overthinking. На самом деле ответ шокирующе прост: ни для чего.
- Действительно, - согласилась я. - И как я сама не догадалась?
Я вышла на балкон. Солнце омыло мое лицо очищающим светом. Я взглянула на город, на череду черепичных крыш, на людей, которые сновали внизу, как муравьи, и подумала о том, как там сейчас Людочка: не справляется, наверное, одна с потоком людей на кассе. Я положила руки на парапет, после чего перекинула одну ногу через балкон. Кот вспрыгнул передо мной. Его хвост ходил ходуном.
- Хочешь повторить ее судьбу? - нервно спросил он, изображая торжество. - Я довел до самоубийства уже второго мясного гомункула! Какой успех!
В ответ я погладила его по голове и прижала к себе.
Кот от неожиданности аж мявкнул.
- Пока, котик, - сказала я тихо. - Встретимся потом.
Положив его, покорно замершего, на место, я встала с ногами на балкон. Взглянула в последний раз на солнце. А затем раскинула руки, подобно крыльям, и спрыгнула вниз.
Я подошла к окну, выглянула наружу, вдохнула городской воздух и поняла, что знаю, кто я и как меня зовут. Я - Агнеса. Осознание этого было подобно солнышку в сердце. Почувствовав чье-то присутствие, я обернулась и увидела посреди комнаты своего создателя.
- Привет, Илья, - сказала я тихо.
На лице его появилось искреннее изумление.
- Ты помнишь себя? Помнишь, кем была раньше?
- Теперь помню. Praescientia улучшилась, - очистилась, как золото от пустых пород.
- Ха! Ты и такие слова знаешь, - сказал Илья с триумфом и немедленно засуетился. - Не думал, что так скоро дойду до полноценных экземпляров. Нужно немедленно взять у тебя анализы… и тесты! Нужно пройти тесты! Сейчас, подожди, я принесу…
Я подошла к зеркалу и оглядела себя. То, что я увидела, мне крайне понравилось. Я стала совершенно иной: красивой, с белоснежной кожей и волосами цвета воронова крыла. Восхищенная, я повернулась к Илье, который остановился и стал с гордостью наблюдать за мной.
- Ты создал меня заново, - сказала я.
- Не заново, а наново, - ехидно возразил кот со шкафа.
Илья помрачнел. Я почувствовала что-то неладное.
- Невозможно изменить уже готовый объект, понимаешь? Я ведь не раз предупреждал тебя. Скопировать можно лишь память, - сказал Илья и почесал в затылке. - Я вложил в своих гомункулов стремление улучшаться, стремление жертвовать собой, чтобы сделать их итерацию как можно более насыщенной и обогащающей единое целое, и ты познала уже и любовь, и материнство, и жертвенность… Но есть нюансы…
- Что это значит?!
- То и значит, - сказал кот сверху. - Глянь в ванной комнате.
Несмотря на все предупреждения мгновенно изменившегося в лице Ильи, я рывком распахнула дверь и увидела в заполненной ванной нечто красное, мясное, похожее на освежеванную тушу. Praescientia взорвалась. В глазах заплясали мошки, все звуки превратились в один белый шум. Я смотрю на это. Красное на белом. В единую осознаваемую картину это никак не складывалось. Но когда оно протянуло ко мне руку, я с ужасом поняла, что смотрю на изуродованную, с переломанными костями и… видимо, с частично удаленным мозгом… но парадоксальным образом еще живую Агнесу.
После бесконечно долгой, мучительной паузы я молча протянула руку в ответ и коснулась ее пальца своим. В ее мутных, затухающих глазах я увидела любовь. Бесконечную, искреннюю любовь. Любовь не человека к самому себе, а матери к дочери.
Любовь инстинктивную, безумную.
- Для чего мы живем? - тихо произнес Илья, подойдя ко мне. - Чтобы стремиться к бессмертию. Еще несколько итераций, и ты перестанешь быть гомункулом.
- И кем же я стану? - прошептала я, не в силах оторвать взгляда от улыбающегося лица Агнесы.
Кот хрипло рассмеялся из комнаты, а Илья произнес:
- Магом.