---
Илюша
1.
В церкви было очень холодно. Дверь, котророй мешал закрыться до конца наметённый к порогу снег, поскрипывала и иногда распахивалась настежь от ветра. Внутри было темно. С ночной мглой сражались лишь несколько догоравших свечей на круглых столах, да временами пробивавшийся в окна почти белый свет луны.
На скамье у стены сидели женщина и мужчина, одетые в тяжёлые шубы. Несколько минут они молчали. Мужчина внимательно смотрел на невидимые в темноте носки свох огромных меховых ботинок, а женщина бесшумно мяла себе руки. Потом она грациозно, несмотря на свой тулуп, вскочила на ноги, встала перед мужчиной и взяла его за плечи.
- Надо ехать, Андрюша. Ехать. Ну ты же видишь, чего ждать-то больше? Сколько с тобой говорили? Ты же сам соглашался, Андрей!
Мужчина вздохнул и поднял голову. Не видя лица женщины, он представлял его таким, каким оно было, когда они обсуждали отъезд.
- Ну, теперь точно надо. Ремонтёры больше не приедут, сам слышал. Что реактора у «Кузнечика» хватит на год только сам говорил. Где стержни будем брать. Андрюша, послушай меня. Нам ведь и бросать-то нечего!
Мужчина снова вздохнул и, сняв руки женщины с плечей, сжал их. Женщина, ободрённая этим стала делиться придуманным ею планом.
- Смотри, завтра соберёмся. Послезавтра с утра начнём прыгать. Сначала в Урядово, потом Заимово, потом в Петровку. Там Аня с мужем. Узнаем, может, новости какие. Оттуда можно в Зяблово или в Пучки. А дальше уже допрыгнем до Ширяевска. Город! Там есть ремонтёры, там, может, даже стержни «Кузнечику» можно купить! Я в Ширяевске по училищу музыкальному знаю кое-кого.
Она замолчала. Мужчина тоже ничего не говорил. Тогда она продолжила.
- Есть же у нас деньги. Попрыгаем дальше уже по большому коридору, так и будем прыгать. Потом осядем где-нибудь на Енисее, где лучше покажется, Андрюша! Не пропадём. Если город, я могу играть. Руки помнят ещё. Ты-то уж точно найдёшь работу. Надо ехать, Андрей.
После очередной паузы мужчина откашлялся и хлопнул себя по коленям, словно приняв решение. Но в этот момент в церкви послышалась возня и в тот же миг в окно ударил яркий лунный луч, словно прожектором высветив пятно на полу в самом центре.
В этом пятне странно двигалось что-то похожее на колченогую табуретку, будто бы пытавшуюся то ли встать ровно, то ли уползти с освещённого пола. Мужчину пронзил испуг, он вскочил на ноги. Женщина вскрикнула, упала на скамью и вжалась в стену. Но уже через мгновение она, словно овладев умением телепортации, оказалась у этого предмета, наклонилась и взяла его на руки. Мужчина торопливо подошёл к ней.
На руках женщины сидел ребёнок месяцев 7 или 8 от роду с поразительно толстыми щёчками и белыми волосиками. Он был завёрнут в кусок волчьего меха, а рядом валялась упавшая с его головки козья шапочка. Малыш молчал, и только, выпростав ручки, хватал пухлыми, слегка липкими ладошками и шубу женщины и узел её шали.
Ни мужчина, ни женщина не проронили ни слова. А малыш вдруг что-то залепетал, загугукал, и, посмотрев на взрослых, улыбнулся самой чистой, беспримесной улыбкой, словно до него ни один человек на земле не улыбался другому.
Женщина распахнула шубу, спрятала младенца под ней и направилась к по-прежнему скрипевшим по снегу дверям. Мужчина заторопился за ней.
2.
В церкви было зябко. Зимняя ночь, хоть и тёплая для этого времени года, но неприятно влажная, мертвила душу. Правда, свечи, помогавшие иконным ликам бороться с мраком, всё-таки делали ночь терпимой.
На скамье сидели мужчина и женщина. Он барабанил пальцами по дереву, она откинула голову. Не меняя позы она проговорила:
- Андрей, надо уезжать. Больше ждать нечего. На ферме уже никого, в школе никого. Я говорила с Станиславом Григорьевичем, он сказал, что вахтовики уехали, и новых не будет. Нечего выжидать. Я говорю, надо ехать прямо сейчас. Пока оттепель.
Мужчина молчал, прекратив свою дробь.
- Андрюша, я тебе миллион раз уже говорила, нас здесь ничего не держит и не ждёт! Пропадём. Давай собираться, а! «Ползун» исправный, мотор ты починил, загрузим все наши бочки в прицеп, солярки хватит! Ну, и снега этой зимой немного. За два дня доберёмся до Талки, ещё за два — до Монахово. Я слышала, там ещё кто-то остался. Может, примут. Отдохнём денёк, я буду им готовить. Андрей!
Мужчина вздохнул и открыл было рот, чтобы ответить, но женщина не заметила этого и продолжила.
- Ну, что ты дышишь? Я знаю, что это не силки проверять. «Ползун» - это «ползун», а не ковёр-самолёт. Анрюша! От Монахово-то может, и до трассы доберёмся. До неё там должно быть всего два-три дня пути, если не переметёт. А там — на восток, на восток. Всё будет хорошо.
Мужчина дождался паузы и начал:
- Оля, я…
Но в этот момент хопнула дверь в церковь и к мужчине и женщине подбежал растрёпанный мальчишка лет тринадцати. Он начал кричать им прямо от входа.
- Мама, папа, там приходил к нам! Дядька приходил. У нас такого нету! В белой шубе. Папа он больше тебя. Он как наш Мальчик, даже ещё выше! Он меня поднимал. Я даже спрятаться не успел, а у него в темноте, кажется, фонарик на глаза прицеплен.
Женщина похолодела, мужчину бросило в пот.
- Мама, он меня поднял и смотрел. Глаза какие-то жёлтые. От него пахло сладко. И мычал что-то всё «ушшшш» и «змммммм». Поставил меня на ноги, и по голове погладил. А потом ушёл за двор в сторону оврага. Я сначала не испугался, а когда он ушёл испугался. Мама!
Мальчик обхватил женщину руками и прижался к ней, макушкой подпирая грудь. Женщина, бледная, словно луна высосала у неё кровь, с отчаянием в глазах с такой силой схватила ворот шубы, словно собиралась себя задушить. Из её горла послышался булькающий хрип. Мужчина встал, обнял свою жену, и уткнулся носом ей в шею под пуховым платком. Постояв так с минуту, все трое вышли в липкую, оттепельную ночь, и пошли домой.
3.
В церкви было совсем темно. Когда мужчина и женщина вошли внутрь, мужчина споткнулся об упавшее кандило, и по всему храму прокатился пронзительный звон. Женщина вздрогнула, оступилась, и схватилась за рукав мужчины. Так вдвоём они почти на ощупь добрались до скамьи у стены и тяжело на неё уселись.
Успокоив дыхание, они долго молчали, словно слова были бы незванными гостями в этом укрытым мглою месте. Наконец, женщина глубоко, с полустоном вздохнула, и сказала:
- Андрей…
Снова повисла тишина, не прерываемая ничем, кроме поскрипывания неплотно притворённой двери по снегу. Потом заговорил мужчина:
- Оленька, я знаю, надо уезжать. Надо, моя хорошая.
Женщина встрепенулась.
- Надо, Андрюшенька. Я в последний раз сидела у забора, когда с проруби вернулась, и не могла вспомнить, когда видела хотя бы пять человек враз. Надо было уже давно уезжать… Но ничего. Поедем завтра. Заложишь сани, запряжём обоих: и Колю и гнедую, поди вывезут. Снега-то немного в этом году.
Мужчина откинулся к стене и посмотрел наверх, на невидимые теперь лица святых. Женщина продолжала:
- За неделю доберемся до станции у Вершинино, ну или дней за десять, да?
- Скорее, за две недели, если спать по очереди, - сказал Андрей.
- Ну, пусть за две недели. Что нам спешить? От Вершинино я не знаю точно, есть ли выход на большак. Но даст бог, подскажет кто-нибудь. А потом по большаку поедем. Куда-нибудь да приедем, Андрей. Нельзя здесь оставаться.
- А корм лошадям?
- Андрей, я не знаю! Ну, придумай что-нибудь, пожалуйста, Андрей!
- Ладно. Будем собираться, Оля. Надо ехать куда-нибудь.
В этот момент послышался звук распахиваемой двери, потом шум от падения и вся церковь вдруг осветилась неярким, но устойчивым голубоватым сиянием.
Женщина исторгла утробный, низкий и тоскливый вопль:
- Илюша! - и бросилась к дверям.
Прямо на пороге лежал на спине молодой мужчина. Его руки и ноги дёргались, словно в агонии, а открытые глаза бессмысленно смотрели вверх. По всему его телу гуляли язычки синего пламени, губы почернели, а волосы встали дыбом. Женщина, прижав руку к рту, прошептала:
- Илюша…
Ей показалось, что тело молодого мужчины вдруг стало приподниматься в воздух. Обезумев, она бросилась на него, прижав собою к пыльному полу церкви, и тут же провалилась в непроницаемую черноту.
Когда она пришла в себя, по-прежнему лёжа на полу, рядом сидел муж, гладил её руки и капал на лицо слезами. Илюши не было. Так они и сидели, пока всё не кончилось.
4.
Ветер бросался на стены церкви. Он уже одолел двери и натащил внутрь целый сугроб снега. Однако справиться с толстыми кирпичными стенами, конечно, не мог. Поэтому мечтал хотя бы ободрать, соскрести ледяной крупой побелку. Пока это у него не получалось.
На крыльцо церкви поднялась одетая в огромную шубу и замотанная шарфом через всё лицо фигура. Подойдя к стене, она стянула с рук варежки и прикоснулась к церковному продрогшему боку. Церковь вздрогнула. Рука и стена, где она её касалась, налились синим. Фигура через несколько секунд зашипела и отдернула ладонь. Оглянулась в темноте, где не было видно ни лучика света, ни скорбного лица луны.
Постояв несколько минут, фигура повернулась ко входу в церковь спиной и пошла прочь, не разбирая пути и не оглядываясь. Не замечая снега, она шагала и шагала, не сбиваясь с дыхания, пока примерно через час опять не вышла к церкви, но уже с противоположной стороны.
Двигаясь вдоль стены, фигура снова добралась до входа со снесённой дверью. Стянув острым ногтем с лица шарф, она долго смотрела в свете вдруг появившихся звёзд на свой след, уходивший прочь, прямой, как струна. А потом, спустившись с крыльца, тяжело села в снег.