---
Лиготтия о качалке
В двадцать шесть лет Юкио Мисима съездил в Грецию, где проникся тем, что Шпенглер именовал «эллинистическим совершенством». Своими идеальными телесными пропорциями статуи богов и героев сподвигли его на занятия бодибилдингом. Скульптуры, омытые солнечным светом, японцу потом снились часто.
Я же, весьма опытный сновидец, оказался лишен столь привлекательного фона как солнце. Черные-черные сны мои населяли манекены, в большинстве своем тренированные телом. Они тянули штанги с большими весами и жонглировали гирями. Известной иллюстрацией эволюции является картинка, на которой представлен шагающий человек – начинается с обезьяны, в промежутке: австралопитек и неандерталец, – и, наконец, человек современный. Схожим образом эволюционировали и мои манекены, через труд и усилие, используя инструменты вроде штанг и блочных тренажеров. И, конечно, приятней созерцать накачанных манекенов, а не тощих. Удел доходяг – мрак; не праздник, а подвал жизни, – там они и обретались. Я смотрел на мускулистых, но находил себя в тощих – во мраке. В подвале.
Сны с манекенами осветили мне путь, и я приобрел абонемент в качалку.
Впрочем, тут не одно только стремление к идеалу. Еще и девушка.
Устроившись на кровати, я ложился набок, и упирался взглядом в фотографию Машеньки, хотя её изображение для меня сродни приглашению на казнь – ведь я без конца корил себя за тот жуткий инцидент. Застреленный в окопе самокопания, в этих поединках с собой, памятью и фотографией, я, конечно, защищался – твердил, что так можно, что свободные нравы, – но всегда садился в лужу. Страсть к Машеньке едва ли назовешь подвигом, признавал я с отчаянием.
Может, подтянутый и мускулистый я больше подойду столь юному олененку?!
Зал находился в трущобах и представлял собой просторное помещение, проглотившее людей и тренажеры, бесчисленные диски и гантели с цифрами. Нутро облицовано зеркалами.
Здесь, как и во многих других качалках, имелся свод правил. Разбирать после себя штангу, не переступать гриф, здороваться со всеми – хотя при рукопожатии на меня смотрели косо. Вообще имелся налет снобизма. Содержимое полок и коричневых лавок придавало месту тонкие алхимические нотки – шейкеры с разноцветной жидкостью – зеленой, синей, оранжевой, – изотоники, креатин, протеины и гейнеры.
Среди посетителей выделялась группа людей заговорщицкого вида. Казалось, они имеют некую тайну, и стерегут ее как зеницу ока. И люди эти проявили к моей персоне недюжинный интерес, особенно когда заметили, как пристально вглядываюсь я в окружающие меня зеркала.
Накачанные заговорщики были необычны. Однажды, когда я переводил дух после стано-вой, один из них, подойдя ко мне, изрек: «медленно мельницы мелют богов, но старательно мелют». Это фраза древнегреческого скептика Секста Эмпирика из «Трех книг пирроновых основоположений». Я заметил вслух, что у выражения другое значение. Не «упорство и труд всё перетрут», а означает оно неотвратимость Судьбы.
Спортсмен смерил меня одобрительным взглядом – он оценил сейчас бицепсы моей эрудиции и остался доволен. Парировал мои слова пламенным сонетом испепеленного на костре Джордано Шульца. Мы беседовали на мертвом языке – обменивались изречениями великих усопших, емкими сентенциями, сейчас мало кому знакомыми. Напоследок он дал ценные советы о питании и технике упражнений, предупредил насчет стероидов и синтола. «Иначе после него тебя ожидает лечебница доктора Ларина, больничный покой, а в особо запущенном случае отправишься в санаторий с водяными часами, где тебе благополучно нахуй руки отнимут».
Больше всего, конечно, меня влекли зеркала. То, что в них скрывалось и манило. Попытки добраться до зазеркалья напоминали беговую дорожку. Бежишь, а все же остаешься на месте.
Во время тренировок я акцентировал внимание не на мышцах, а на отражениях, среди которых затерялось и мое. Хотелось отыскать его могучим, но ловил всегда худое. Заметил, что иногда отражения запаздывали. Допустим, выжимаешь стоя штангу, а в зеркалах тоже самое движение, но чуть позднее. Мои наблюдения привели к тому, что я стал задаваться вопросами иллюзии и реальности. Ступил на скользкую дорожку. Помог компас, роль которого сыграла Боль – ее я ощутил в полной мере, когда уронил штангу на грудь.
Мой пищевой рацион состоял из углеводов, клетчатки и белков. Я очень много ел, но прогрессировал медленно. И это было странно, ведь есть закон сохранения материи. Если поглощаешь столько еды, наносишь себе микротравмы, происходит синтез белка, то почему в мышцы откладывается так мало? Куда девается остальное? Словно в момент трансформации пищи в мускулы кто-то ворует часть.
Ответом могло оказаться чавканье, которое мое воображенье уловило из зеркальных глубин.
Каким-то неведомым образом мы кормим это зазеркальное существо через себя, мы просто каналы, – и ОНО, получается, любило каши и куриные грудки. Это диета, понял я вскоре, на деле ОНО жаждет людской плоти.
Вся система питания бодибилдеров – это не только биология, но и узда, крепкая цепь для того, кто таится там, по ту сторону, с голодными глазами, чье внимание иногда оказывается на-столько пристальным, что я готов лишиться чувств, а трицепс при этом сотрясает судорога.
Многие занимаются тщетно, на протяжении многих месяцев они тщедушны и не прибав-ляют ни грамма, – а потом, опа, и у них появляется масса. Я не раз замечал, что у одних правая нога крепче левой, или плечо бугрится больше другого, – они объясняли это особенностями тре-нинга. Но выглядит так, словно подкожная масса однажды наползает на ваше тело с одной сторо-ны, и постепенно распространяется приблизительно симметрично.
Прекрасным весенним днем, когда по программе ноги-плечи, что-то не заладилось, и за-говорщики всполошились.
– Мы потеряли бдительность, и ОНО вырвалось, – сообщил один из них. – А ведь мы сто-рожили его. Ты почти разгадал Тайну Зеркал и Питания, пора познать суть, увидеть… Помоги нам поймать это создание!..
И вот они тебе благодарны. Обидно, что не конкретно тебе, личности с именем и фамилией, а тебе, просто Человеку, живой материи, способной при некотором умственном усилии Запамятовать. Забыть то, что вне понимания и способно свести с ума.
В благодарность за участие в поимке, о которой я ничего не помню, они отвели меня в темные аллеи тренажерного зала. В темноте шевелилось нечто. А затем на меня что-то бросилось, оцарапало кожу. Утром в зеркале я увидел неплохие бицепсы и рельефную грудь.
Полученная масса распространилась на всё тело, постепенно, и даже ноги мои при обре-тенных вдруг икрах больше не казались тростинками.
Я доволен собой, усилиями и результатом. Счастлив.
Иногда набегает тревога, когда вижу на природе муравья, тело гусеницы, или лапку кузнечика. Швы на памяти готовы разойтись, и откроется гноящаяся рана. Части насекомых тревожат меня, я просыпаюсь посреди ночи, тяжело дышу и пытаюсь вспомнить, что же видел.
Я обрел мир на дне тени.