Известно ли вам, как без опаски
Учат медведя веселой пляске?

В котел посажен зверь могучий,
Внизу разведен костер трескучий.

Хозяин водит по струнам скрипки:
Пляши под польку: "Цветы, улыбки..."

Лохматый дуреет совсем от боли.
Плясать приходится поневоле.

С тех пор, если польку ему играют,
Лапы сами сразу переступают.

И я в котле знал такие же муки,
Сам задыхался под скрипок звуки.

Душа обгорала — не только кожа,
Я ритмы плясок запомнил тоже.

С тех пор, встревожен воспоминаньем,
Котел я вижу, огня полыханье.

И, схож судьбою со зверем серым,
Пляшу в стихах — и тем же размером.

В этом доме они тихо жили вдвоем
И осенней и зимней порою.
Но случился пожар. И рассыпался дом,
И склонились они над золою.

Там, под нею, хранился ларец золотой,
Несгораемо прочный, нетленный.
Рыли землю лопатой, дробили киркой,
Чтобы клад отыскать драгоценный.

И находят они, эти двое людей,
Ожерелье, подвески, запястья, —
Не найти ей лишь веры сгоревшей своей.
А ему — его прежнее счастье.

На эту книгу я случайно наткнулся в библиотеке, когда мне было лет так 10 или чуть больше.
Круг чтения у меня тогда был невелик. Никаких фэнтези я знать не знал (да и не было их тогда у нас), кроме разве что "Хоббита" (которого читал когда-то давно, и не помнил к тому ж имя автора). И даже более того — терпеть не мог фантастику как таковую (скажи мне кто-нибудь, что я буду подвизаться на Фантлабе — не поверил бы ни за что) Приключенческие романы любил, но... умеренно, Майн-Ридом и прочими Хаггардами еще не увлекался (впрочем, я и позже ими не увлекался так уж особенно). Из исторической прозы разве что трилогию В. Яна (о монголах) читал.
А вот эта книга... запала в память.
"Великое плавание", Зинаида Шишова.

Дело даже не в том, что это книга об открытии Америки. И не в том, что, допустим, "Мерседес Кастильская" Купера (о том же) написана ИМХО в сто раз зануднее и тягомотнее, а здесь... видишь их всех как живых: мальчика-побродяжку Франческо, веселого люмпена Орниччо... и самого Колумба (автор и не пытается скрывать, что у него был тяжелый характер — а все-таки видно, что искренне любит сеньора Криса)
Дело в том, как описана тогдашняя Италия (да-да, я не ошибся! НЕ Испания!.. ибо началась вся эта история в Генуе...) времен Ренессанса.
Я тогда уже, кажется, "бредил" Средневековьем (мало что о нем зная). И что Колумб — это "не совсем" Средневековье, а чуть попозже — не знал тоже.
Сочные и красочные картины Генуи XV в. были той самой "пищей" для моего воспаленного и... хм-хм... "изголодавшегося" моска, которая мне тогда и требовалась. Подумать, что это — эпоха шпаг, а не мечей, я вряд ли мог. Ну, впрочем, против шпаг и пистолей(-тов) тоже, хм-хм, вроде как ничего не имел. Тогда.

Книга осталась в моей памяти, как одно из самых любимых впечатлениЕВ детства. И до сих пор мне достаточно одного упоминания о ней, чтоб, как говорится, "выпасть в осадок" и растечься мелкой лужицей.
Только грустно было немножко, что Франческо в конце нашел друга, но

NB (обложку к самой книге я не нашел в сети. Пусть будет такая картинка — тоже в тему).

***

Для начала — цитата. (Из Ю. Д. Левина).

цитата

Белинский выдвинул концепцию двух переводов: "художественного" и "поэтического". Для правильного понимания такого деления следует иметь в виду тот философский смысл, который критик вкладывал тогда в эти термины. "Художественное" означало для него объективное отражение действительности, и оно считалось выше "поэтического" -- идеализированного выражения субъективного.
"В художественном переводе, -- писал Белинский, -- не позволяется ни выпусков, ни прибавок, ни изменений. Если в произведении есть недостатки -- и их должно передать верно. Цель таких переводов есть -- заменить по возможности подлинник для тех, которым он недоступен по незнанию языка, и дать им средство и возможность наслаждаться им и судить о нем" (II, 427). К таким переводам критик относил трагедии Шекспира, переведенные Вронченко, и объяснял их неуспех тем, что "Шекспир еще недоступен для большинства нашей публики в настоящем своем виде". "Так как переводы делаются не для нескольких человек, а для всей читающей публики, -- продолжал Белинский, -- и так как сцена должна действовать не на один партер и первые ряды лож, а на весь амфитеатр, то переводчик должен строго сообразоваться со вкусом, образованностию, характером и требованиями публики", и "он тем более обязывается к таким выпускам, прибавкам и переменам, чем разнообразнее публика, для которой он трудится" (II, 427). Таким "поэтическим" переводом Белинский считал "Гамлета" в интерпретации Полевого.

К чему это я, собственно?.. А вот к чему: есть три достаточно известных перевода "Старшей Эдды" (на самом деле — больше, если считать и переводы отдельных песен, а не всего литпамятника в целом; но я говорю о тех, с которыми сталкивался сам в бытность свою студентом).

[PHOTOSM ALL3LEFT]

По крайней мере к одному из них определение "поэтического" (по терминологии Белинского), как мне кажется, вполне подходит. Хорошо это или плохо — а также, подходит ли к двум другим определение "художественных" (по Виссариону Григорьевичу) — я постараюсь разобрать ниже.

Итак... Самая знаменитая из эддических песен — "Прорицание вёльвы" (или, в другом переводе — "Прорицание провидицы"). Рассказывает эта провидица о создании мира, о том, как он устроен, и о скандинавском аналоге Армагеддона — Рагнареке (впрочем, как ни назови, смысл один: конец света есть конец света. Но в скандинавском мифологии, как и во многих других, время циклично — после конца грядёт возрождение...)
Естественно, именно масштабные картины конца света обычно врезаются в память читателям этого сказания. Поэтому (а также потому, что сама песнь — очень длинная), я и приведу здесь именно эти цитаты — во всех трёх переводах.

Что же мы видим? Перевод Свириденко — да, разумеется, здесь очень много отступлений от оригинала (это можно понять, даже не зная древнеисландского) — и не тем размером он выполнен, и добавлены эпитеты, которых нет в подлиннике (на это обращали внимание ещё Стеблин-Каменский и Д. М. Шарыпкин).

цитата

Во всех песнях «Эдды» в переводе Свириденко есть определения и дополнения, которых нет ни в оригинале, ни в переводе Корсуна.
Свириденко: «грел с полудня луч солнца соленые камни», — Корсун: «солнце с юга на камни светило», — Vølusрá: «sόl skein sunnan á salar st eina» [4] (...) Свириденко: «через влажные долы в пределы песчаные», — Корсун: «через топь на поле песчаное»
(...) Свириденко: «в просторном чертоге», — Корсун: «в палатах», — Rígsþula : «á fletium» [35]

(с)

...также это можно видеть и в приведенной мною цитате — "в распре кровавой брат губит брата"; вместо "блуда" — абстрактное "зло"... но даже не это вызовет отторжение у сторонников точного перевода, а, собственно, ритм, интонация, "разжижающая" эпическое повествование, делающая рассказ Провидицы более напевным, а потому и мелодраматичным.

Но — положа руку на сердце — разве нельзя согласиться, что для первого ознакомления со скандинавским эпосом читателю подошёл бы именно этот перевод?

Стиль "Эдды", как известно, изобилует усложнёнными метафорами — "кеннингами". Пламя бушует питателя жизни — а что есть "питатель жизни", что скрывается за этим условным обозначением? Не поймёшь, пока не заглянешь в комментарий... С. Свириденко же делает из "особого вида метафор" — обычные, традиционные и привычные нам (у неё в той же фразе логическое ударение, собственно — не на "питатель жизни", а на "огонь"... и сразу становится понятно, что "питатель жизни" — это просто такое определение хорошо знакомой нам нам вещи: огня. В подлиннике — не так? В подлиннике — как раз непонятно?.. Вот в этом-то и состоит особенность "поэтического" (по Белинскому) перевода: это скорее пересказ, но пересказ, выполненный профессиональным поэтом => слог и язык там будут на высоте. Правда, обычно — осовременены до крайности. Что — объективно говоря — не есть гуд).

Перевод А. И. Корсуна излишними приукрашиваниями не страдает. Собственно говоря, он вообще не страдает никакими приукрашиваниями — переводчик стремился, как мне лично кажется, в первую очередь передать смысл, а не стиль. Сравнить с тем же Тихомировым:

цитата Корсун

Братья начнут
биться друг с другом;
родичи близкие
в распрях погибнут;
тягостно в мире

Аллитерации есть, но слабоощутимые (очевидно, потому, что они непрямые — повторяющиеся звуки отстоят довольно-таки далеко друг от друга).

цитата Тихомиров

брат на брата —
и гибнут в бранях,
родич на родича —
режутся рати;
мерзость в мире

Аллитерации наблюдаются в оч. большом количестве, малозаметных и слабоощутимых — практически нет. Думаю, понятно, кто из двоих переводчиков делал акцент на форме, кто — на содержании.

Вкратце это всё можно передать как "сочность vs. точность". И если у Свириденко первое однозначно доминирует над вторым (почему я и рекомендовал бы её перевод даже неофиту — тому, кто ещё не знает толком, чтО есть "Эдда": он более понятен, во-первых, а во-вторых, более художествен (не в том смысле, что у Белинского — в обычном, житейском), поэтому не вызывает диссонанса... а у Корсуна — всё наоборот, второе доминирует над первым (и поэтому его перевод может неофита отпугнуть — художественность-то здесь как бы "вынесена за скобки")...

...то Тихомиров, как кажется, вполне достиг разумного компромисса между тем и другим. Между сочностью и точностью. Между смыслом и стилем.

Вот, собственно, и всё, что я хотел сказать :-)

Я писал как-то в своем блоге: "вспомнилось мне ещё одно любимое занятие из детства, подобных которому уже не будет.
Это — хождение по магазинам, именуемым «Мелодия»... (кто-нибудь помнит ещё, что были такие ) и рассматривание конвертов от виниловых пластинок. Денег тогда не хватало даже на еду (это были <пред>перестроечные времена), но приобщение к прекрасному всё же могло состояться Через чтение аннотаций на этих самых конвертах.
Сейчас — другое дело. Сейчас для меня, собственно, не проблема купить любой интересующий меня диск в магазине или через интернет. Всё просто... и никакой романтики".
Так вот — из той же оперы.

Может, кто-то еще помнит — была в советское время такая вещь, как диафильмы.

цитата

Диафи́льм — позитивная (слайдовая) фотоплёнка (реже — несколько плёнок), кадры которой тематически связаны друг с другом и представляют собой последовательную иллюстрацию

Так вот. Набрёл я тут на хороший сайт, где сканы очень многих старых диафильмов лежат...

http://dia-films.ru/

Вот что пишут сами хозяева сайта:

цитата

1. Для восстановления забытой любви к диафильмам мы планируем осуществлять озвучку диафильмов по мере возможности.
2. Многие кадры имеют плохое качество изображения, поэтому ведется работа по их "реставрации".

Там попадаются тАААкИИИе любопытные интересности... Детский (!) диафильм "Из жизни Дон-Кихота Ламанчского" (!) Эстонский эпос (!) "Сын Калева", карикатуры Бидструпа (!)... и много чего другого.

Кто испытывает ностальгию по тем временам — заходите, смотрите, получайте удовольствие...

upd.: А вот и еще две ссылки: http://www.diafilms.com/index.html

http://skalabuhin.narod.ru/SKLAD/index.htm

Так уж вышло, что из трех фильмов, снятых таджиками по мотивам знаменитого эпоса "Шах-наме", я смотрел (в детстве) только этот. И то — смотрел урывками: мне было с первых же кадров по-настоящему страшно за героя; я знал, что такому честному парню, как Сиявуш, не выжить в мире придворных хитросплетений и интриг. Так и оказалось...

Это теперь я понимаю, что такое умение держать зрителя в напряжении весь фильм — величайшая заслуга режиссёра. Ну, и... крепко запомнились отдельные моменты, можно сказать даже, врезались в сердце:

В финале знамя с оленем вьётся над башней. Знамя-то вьётся, а Сиявуша уже нет.
И грустно, и в то же время — мы-то знаем, что он победил, это он сам того не знает...

Для ценителей редкого и хорошего кино — http://video.google.com/videoplay?docid=-... Смотреть здесь.