Тупая миниатюра, которая даже не окончена. Ничтожная попытка высмеять или же спародировать американские мультики про супергероев. Можно согласиться с сюжетом, но а смысл, если сюжет-то и не двигается вообще, а прерывается на точку.

Концовку этой миниатюры я придумал лучше, превратив сюжет в чёрную юмореску. Так сможет любой, даже начинающий отечественный автор. У американского автора же вышел просто детский рассказец на скорую руку про охотника за вампирами.

Идиотический рассказ, созданный обкуренным сознанием женщины-лесбиянки. Ни философского подтекста, ни вдумчивого объяснения — ничего это нет в этом безумном сюжете с поглощением одного женского тела другим телом... через спину.

Я не женоненавистник, но если дать этот рассказ пишущему мужчине-европейцу, то уж хоть что-нибудь, но умозрительно-умное из этого можно было бы сделать в противовес американскому бреду.

Вспышка литературного идиотизма.

Жалкая попытка чёрного юмора через пошлость? Нет — не удалась затея, а пошлость сохранилась с величайшей кретинической выразительностью, на которую способен мозг маразматического старика-извращенца.

Миниатюра не удивляет, а уничтожает веру в то, что это создал профессиональный писатель. Настолько американская фантастика потонула в абсолютнейшем идиотизме идей.

Эпатажный рассказец, конечно. Только в американском сознании могло такое придуматься. Хоть сиськи и делают во всём мире, но менталитет героев чисто американский.

Не дочитать до конца невозможно, но выделять это произведение не хочется. Сюжет не проработан до конца, а лишь обрывается на середине. Автор могла бы и включить в него развязку с объяснением сущности взбесившихся грудей, но не постаралась.

Кровавая бредятина, порочащая День Благодарения. Тупой детский язык повествования с идиотским сюжетом, который оборачивается глупой затеей для создания ужаса, который и вызывает отвращение не только от самого этого рассказа, но и от самого автора.

Набор вымученных слов с претензией на пошлость и витиеватость потерялись в собственном переплетении. У автора попытка преподнести аллегорию на смену времён года утонула в набросках эпитетов, как внезапный снег на чистую дорожку. Так и чистый разум замусоривается при прочтении такой миниатюры.

Написано живенько и в полном русле американской индустрии развлечений. Автор не добавляет воды, текст наполнен жизнью. Сюжет сочный, хоть и о мультяшной вселенной, которая поработила действительность. Несмотря на бредовость идеи, рассказ абсолютно интересный, но условность его правдоподобности, конечно, ломает впечатление. Если бы автор создал эзотерический мир мультяшных воплощений, где настоящие животные (прообразы мультяшек) влияют на сознание людей искусства, то это было бы шедевром.

Сюжет схлопывается в идиотический коллаж. Охота с ружьём на мягкие игрушки. Ладно бы в жанре ужасов, но автор всего лишь мазком обозначил сущность игрумов, как оживших при помощи биоинженерии существ. Отчего такая ненависть к мягким игрушкам и почему они водятся только в отведённой местности? Видимо, автор любит охоту и он по-пьяне сочинил историю про игрушечных зверят.

Неясна предыстория всего. Почему нужна лицензия на убийство таких существ и что в них такого страшного, что требуется их убивать?

Как долго я шёл к открытию для себя автора Андрея Белянина и как быстро разочаровался с первых же страниц, начиная знакомство именно этой книгой.

Общий антураж и юмористическая направленность были понятны из десятков читательских рецензий на многочисленные его романы про стародавние полусказочные миры и современного парня, попавшего в эти времена.

Наслышан и про юмор его (авторский) якобы бескрайний, но, охватив уже первые 10 страниц, встречаешься с хохмами про пускающего газы Змея Гориныча и про надувание кобылы через трубочку в задницу, а также с историями про возможных гомосеков среди мужского населения, что и напугало воевод до того, что они и на службу-то перестали ходить из-за подозрений на своих коллег. И на что претендует сей юмор? На любовь школьной аудитории?

Бездарная история про письмо земного алкаша марсианам и быстро последовавший ответ смс-кой по телефону от правителя того самого Марса. Алкаш же, не поверя в такую переписку, сам же посылает на х... правителя, а тот — отправляет ядерную бомбу на его городок.

Только журнал «Порог-АК» мог такое напечатать, не боясь растерять давно пошатнувшуюся репутацию серьёзного жанрового журнала.

Травмированный ангел во плоти лежит в больнице. И это не ирония абсурда, а сюжет трагической судьбы. Автор путает сознание и физиологию, ведь ангел у него какой-то странный, если судить по его ощущениям: «всё слышу, всё понимаю, но физически не чувствую ничего – ни боли, ни манипуляций медсестер». Это, значит, органы слуха у него работают, а остальное мозг отказывается воспринимать. Но после нескольких абзацев герой всё разрушает, объясняя прежние физиологические ощущения так, как будто и не терял элементарных на то способностей. Несогласованность в действиях и в других частях сюжета, где опять встаёт вопрос о физиологии героя и его внешнем влиянии на окружающие предметы. Автор явно заблудился в описаниях, нарушая логику.

История взросления человека, способного на телекинез и мысленное путешествие до звёзд. Концовка мелодраматична, но нелогична. Герой не развивается интеллектуально, а просто реализует детскую мечту полёта к звёздам, напрочь позабыв все знания о звёздах.

Автор просто переписал миф об Икаре на современный жанровый лад.

Сюжет почти повторяет историю фильма «Пассажиры» и сериала «Красный карлик», но повествует он от одного лица и превращает действо всё в сумбур, который оборачивается пшиком.

Притча о жизненных перипетиях, которые каждый волен видеть по-своему. Три страдальца катят свои камни через лес. В один момент каждый попытался усомниться в тяжести своего камня, поэтому напрашивается на катание камня другого, чтобы облегчить себе труд, но... признаёт, что ноша эта не его, а правильнее всего — катить по-прежнему свой камень, опираясь на привыкание к своему камню, на понимание его особенностей.

Потом на их пути встречается событие, которое каждый видит по-своему. Один видит ребёнка, другой старца, а третий — птенца.

Признаться, это нечто шедевральное, которое до конца не раскроешь своим умом. Прочитав внимательно первый раз, ты тут же читаешь всё сначала.

Как мне кажется, во второй части притчи речь идёт о своём понимании конечного итога отношений с женщиной в браке: для одного это рождение долгожданного ребёнка, для второго — это спасение в старости, а для третьего — нечто воздушное и лёгкое, как полёт птицы.

В миниатюре говорится о звере, «которого никто никогда не видел». Сам мир вокруг героя отличается от земных не только терминами, но и сам миф о ниглархе преобразуется в более туманящее и пугающее будущее для героя.

Герой-созерцатель, насквозь исполненный любви к изобразительному искусству, в плену своих видений и сравнений. В очередной раз проходя по своим воспоминаниям о страстных вечерах в обществе пленительного женского образа, мужчину пугает «пустота спальни, норовившая свести с ума». И он ищет новое, совершая «долгий путь... от полного запретной страсти рассвета до нынешней юдоли скорби и одиночества». Его окружают и сопровождают персонажи, почти неотличимые от тех образов великих полотен, которыми так рьяно упивался взглядом наш герой.

Потеря ускользнувшего прошлого направляет созерцателя на поиск тёмных тайн в заброшенном японском городке...

Стилизованное под древность обращение к колоссу. Словами прибирает ум к молитвенному ритму, но до конца ты подобрать стиль чтения не можешь. Есть в нём таинственность, но есть и колоссальное нагромождение слов. Трудна миниатюра, как и надписи в египетских гробницах для прочтения сложны. Присутствует масштаб, но в то же время и узенький тоннель для посвящённых.

Диковинный мир авторского странно-славянского фэнтези, где есть остроги, кочевники, пулемёты и прожекторы. А самое главное: «Для артистов — обязательно кожаные сапоги». И немедленная ассоциация с «Кин-дза-дза» не покинет никого, когда не раз прочтёшь про синие штаны. Намешано в рассказе и всего другого: и паны, и атаманы, и шуты, и акробаты. Сюжет не боевой, но растянутая сцена из советской классики с артистами на чужой планете проглядывается явно. Артисты вроде бы в плену иль просто под присмотром стражи, но в то же время — всё городище взято в плен иллюзий фокуса и шутовства от двух пришедших иноземцев. Ну, а ещё есть демоны и бесы. Мир авторский необычаен и зовущ, здесь логики не ищут, но пускаются во чтение его с умом.

Одна из тайн ушедшего века, в которой фигурирует поезд, из которого бесследно исчезли пассажиры при попадании в один из горных тоннелей. Эта история слегка переиначена и раскрывается автором ещё более жутко, чем предполагали в своё время СМИ.

Живописно и нескучно продвигается сюжет короткого рассказа... как и мистический исход минувшего явления.

«Только в своих книгах он может вырваться из круга» — вот из этого круга и вырывается невероятно жуткий и тревожный мир Филипа Дика в рассказе русского автора.

«мифы — это Идеи, а наши жизни — их проекция.»

Древние мифы не отпускают людей, а виновник всему — талантливый писатель, который запускает самые невероятные сценарии в жизнь.

Ооо, как всё знакомо для жизни молодых писателей, хотя про вредные привычки у героя — не мой типаж, но ощущение одиночества в литературном мире — так похоже. Есть толпы почитателей чужих и ты — один со всеми заготовками сюжетов и с чётким пониманием миров. Всё нагнетающая зависть, которая тебя приводит лишь в уныние. Но развязка для героя — это уже далёкая, я надеюсь, лично для меня невероятная писательская история, в которую попадать у меня нет желания.

Как и у лирического героя: «Твои шаги преследуют меня...», так и сама эта хорошая стихопрозаическая миниатюра преследует тебя желанием прочесть её ещё раз.

Флегматично поначалу, но постепенно настороженно мистическое произведение, которое не перестаёт ощущаться как пародия. По сюжету в тихом кабинете появляется отдельная от человека таинственная тень, сущность возникновения которой объясняется автором так: «...сама числовая теория Майера, отчасти взятая из научных трудов эксцентричного эзотерика, породила и вычленила это существо, во многом противоречащее общему представлению Точилова об устройстве настоящего мира.».

Так вот, эта тень, кстати, по сюжету смывающая воду в унитазе, а также нагнетающая обстановка на большую часть рассказа, подспудно настраивает на нелепую развязку, но автор приплетает философию мироустройства, добавляя, надо отметить, лишь новую загадку в понимание структуры нашего мироздания.

В общем, автор заморочился и не на шутку. Тут надо вникать нескольким читателям и знатокам, ведь там есть ещё одна мысль: «...превращение живых организмов из примитивных в совершенные и обратно. Это и был цикл. Цикл, по которому можно проследить саму суть бессмертия.». Ощущение странности не отпустит быстро. Ну или я такой тугой на ум.

Под оболочкой ажурных описаний сердечных чувств юных героев заложена проблема тех лет — укоренившийся в обществе национализм, а точнее, разделение по национальности и угнетение в правах «низших рас» даже в таком вопросе, как любовь и брак с девушкой из высшего общества.

Писатель перевернул, на мой взгляд, взросление любви. Я всегда знал, что о любви понимают и к ней стремятся в первую очередь девушки, а у парней всегда в этом плане запоздание. И запоздание не только физиологическое, а в первую очередь психологическое: мы не придаём той серьёзности, с которой девушки принимают каждое чувственное ощущение. Мы были настолько черствы в своих проявлениях в юности, что самому стыдно, как я однажды потерял свою первую любовь именно по этой причине.

В рассказе же этом, наоборот, парень воспылал всем сердцем первым, а девушка... поняла всё это слишком поздно.

Повесть о несломленном духе собаки.

Роскошная жизнь в поместье судьи стала для пса по по кличке Бэк так привычна, что оборвётся резко, а потом — удар, удар, удар... Жизнь научит быть гибким там, где сильные ломались и умирали. Там, где твои же собратья тебе станут коллегами и конкурентами. Но каждый остаётся одним, постоянно обитая внутри стаи.

Честь и справедливость значима в среде собак ничуть не меньше, чем в жизни человека. Сначала ты меняешься, прогибаясь под систему, а потом — меняешь пространство вокруг себя. Но каждый раз помни: есть кто-то, кто сильнее тебя. Ты лишь оставайся собой, ведь вся сила в тебе самом.

В новое столетие этот рассказ не видится юмористическим всем тем, кто не имел опыта знакомства со всеми произведениями более ранних работ фантастов первой половины 20-го века. Всю иронию можно понять, если перечитывать зарубежную фантастику 30-40-х годов.

Гамильтон лишь впустил в сюжет чужие образы марсиан, созданные умом авторов до него. Сейчас можно не удивляться, что таких марсиан с щупальцами и фасеточными глазами выдумали в своё время. Такие существа вполне могут существовать, ведь разнообразие инопланетных существ всё допускает. Ну а способность говорить на английском языке автор сам объяснил тем, что все эти марсиане — плод воображения земных фантастов. Дистанционные переводчики только сейчас — реальность, а в довоенные времена это было немыслимо даже для самых буйных фантазёров.

Не думаю, что перевод рассказа убавил изысканности авторского пересказа. Весь сюжет маловат и скуден. Не понимаю восхищения некоторых авторов отзывов на этот рассказ. Гамильтон написал его с той же скудностью в проработке, как и авторы старых произведений о Марсе: научности как у воробья на клювике, а логика в рассказе — лишь в рамках штампа о враждебности марсиан к землянам.

«Фрагменты земной поверхности, части городов и несколько групп людей в результате неизвестного катаклизма перебрасываются в новый мир»

«...пришельцы происходят из нескольких параллельных миров, общий уровень развития которых был близким, но отличался в деталях.»

- Просто так удобнее автору.

«- Это же статуя Свободы! — закричал от радости Ли. — Джо, это Нью-Йорк! Только почему так мало небоскрёбов? Наверное, все упали, как в других городах»

- Ну, разумеется, а как иначе! Несомненно, все статуи в полной сохранности — это же красиво. Зачем портить картинку логическим тотальным разрушением, верно? Да и ко всему ещё «башни-близнецы» сохранились. И автор регулярно напоминает, что причина такой избирательности неизвестна. А что думать, пиши, как вздумается, не включая логику. У автора и кладовые, и цистерны с топливом остаются целыми, чтобы банды боролись за их использование. Конечно, небоскрёбы рушатся, а кладовые с цистернами — стоят целёхонькие. Автор явно заигрался в компьютерных стратегиях.

«После захода солнца на два часа включают электричество, может, кто захочет книгу почитать, если найдёт, перед сном или на компьютере поиграть.»

- А как же? Ясно, что в постапокалиптическом мире ну не как без чтения книг под электрическую лампочку, а уж про компьютерные игры и речи нет — наиважнейшая цель для выживания. Именно для этого в наше время люди экономят энергию, чтобы потом в катастрофические времена играть в «солитер».

Все необходимые для антуража достопримечательности сохраняются вместе с индейцами, чтобы автору было приятнее жить в своём придуманном мире.

Очередное бездарное фэнтезийно-стимпанковское месиво из слов.

Нелогичная история от женского дуэта, которая не поменялась с появлением Пехова.

По сюжету странные духи в определённый день (праздник духов) рыскают возле простых домов, но не могут проникнуть за обычные шторки, но зато якобы обладают грозной силой против людей. Герой борется с ними супер-пупер заклинаниями, перемещаясь на колеснице (без колёс!), которая движется по воздуху, но у авторов она по тексту почему-то «едет». Злобные духи поочерёдно появляются на пути героя, давая последнему вовремя успевать зачитывать заклинания. Он первый приходит к храму, который был конечной целью первого этапа обучения для нескольких магов-заклинателей, а потом, ослушавшись магистра, возвращается спасать своих сослуживцев, которые, разумеется, тупее и бездарнее главного героя. И конечно же герой удачно это делает, в то время как своих коллег он безусловно обнаруживал уже окровавленных и почти обессиленных. С первых страниц романа герой обладал более сильными способностями, хотя у самого героя были сомнения на счёт его собственной силы, в сравнении с коллегами. Но, как банально могли придумать авторы-женщины, — у тех персонажей было много самоуверенности, что так не любят девушки в мужчинах. Вместе с этим шаблоном женского восприятия применён и дешёвый шаблон в построении сюжета у фэнтезийных авторов, которые уже издАли более пяти романов, не говоря о Пехове. Он явно не участвует в романе напрямую, а лишь для продаваемости книги присутствует на обложке в качестве одних лишь имени и фамилии. Это замечают и другие читатели, и не только в этом романе, если прочитать отзывы на «ФантЛабе».

[...]*

===

* — Хамство в адрес писателей удалено модератором.

Обращая в памяти взгляд на себя в юности, замечаю за собой (тогдашним начинающим книголюбом) главную незримую ниточку, потянувшую меня к тем авторам и произведениям, что не входили в школьную программу. Путеводной звездой на пути страстного поглощения книг была Любовь, секреты коей я искал повсюду; я был томим блужданием по миру личных отношений в среде себе подобных, но пристани для сердца не снискал, пока не научился выражать тех чувств, что в нём таились.

И та, вожделенная в юности моей, Любовь по-прежнему остаётся в звёздном ореоле, но уже в другом пространстве, где применима к новой увлечённости моей, а именно — признание в любви к реальной Музе, живущей на земле. Посредством собственных признаний — в удобных им литературных жанрах — я отдаю всё должное своей земной любви.

Но не об этом я сейчас конкретно, но о Любви не переставая думать, поведаю о взволновавшей меня книге талантливого, надо признаться, писателя; если кому придется читать его роман, то отметит умение придавать словесным сочетаниям вид прелестных кружев как неотъемлемую часть творчества сего писателя, чьё имя так трудно выговаривать. Да, спешу признаться вам, читатель этих строк, и моё лицо первоначально озарила ехидная ухмылка, при имени — Леопольд фон Захер-Мазох. Да, воспитание моё тогда, я каюсь, подкачало, но здесь же поспешу за ту усмешку воздать всё должное той Любви, о которой автор откровенно рассказал в книге с красивым — для любого слуха — названием «Венера в мехах».

Это литературное произведение о преданности человека любви к богине — чудесным образом воплотившейся в земной женщине. Хоть вся божественность телесной оболочки взлелеяна в мужском уме, но то самое пренебрежение к гордыне, присущее герою, — заставляет верить в Бога, по воле коего мужчине пришлась на долю участь быть рабом частицы целого, что зовётся в миру второю половиною.

Сие произведение будет, несомненно, казаться чем-то новым потому, что основная мысль изложена в ней под необычным углом, спорным для самого здравомыслящего представителя человечества — мужчины, но не для женщины, с которой связан мир эмоций и желаний.

Именно о такой страстной, но вместе с тем и самозабвенной любви одного мужчины к единственно избранной женщине — прекрасная половина человечества мечтала, надо верить, исподволь, но высказаться об этом смело не решалась.

Несмотря на присутствие истязаний плотских, повествуется совсем не о садизме или мазохизме, но о смирении молодого человека ради обретения счастья быть рядом с любимой, с той самой прекрасной, как одноимённая древнеримская богиня любви, женщиной. Но, вопреки предвзятым мнениям, герой-мужчина был не только упоён её телесной красотой, но и тем могуществом её врождённой сущности, какая есть, бесспорно, у любого существа в божественном обличии, наделённым правом власти.

Герой-мужчина — раб своей Любви, он раб любимой женщины, кою избрал сам, а в дальнейшем был ею же подвергнут жесточайшей проверке на преданность. Но всех мучений тела было мало, чтоб отказаться от любви к своей богине. И вместе с тем героем я прожил памятное время, разделив с ним ту истинную меру для нахождения своей Любви: коль ты согласен поклоняться женщине, презрев в самом себе себя же самого, — то лишь она есть настоящая любовь.

Из всего текста произведения, как морская пена, из которой рождена древнеримская богиня любви, изливается мысль, важная, я так думаю, для любого мужчины во взаимоотношениях с единственно любимой женщиной:

«Какое счастье быть твоим рабом!».

Несуразные итоги премий, почившие во чреве прений, подтолкнули на раздумья о поиске зачатков тех безумий, что несомненно теплились задолго до скончания «нулевых».

Мне кажется, я смог узреть рожденье смуты через конкретный образец литературы.

Я, буду откровенен, издавна пленён эзотерической мистерией. Мне таинства и символы заполонили ум в то время, с коим надвигался новый век. Но здесь, в своей рецензии, литературный мистицизм раскрою всё в том же для себя ключе, как принял его сам совсем недавно.

Иной виток, иная жизнь в литературе. В России зарождалась смута на экономически благоприятном фоне. В разрозненной писательской общине, где, не признавая факты друг для друга, заводилась саранча — фантастика в литературе.

Доселе с лёгкостью живя разъединёно, одна собою стала подменять классический мотив для прозы.

И вот уж третье тысячелетье, в котором обычный «реализм» померкнет на смену мистицизму, в котором варятся Пелевин и Сорокин.

Один заимствовал из Кастанеды мудрость, чтобы заполнить ею Пустоту словесных выражений, чтоб и герои не болтали глупость, когда их автору взбредёт их мучить в текстах.

Другой всей мудростью пренебрегал, а тексты наполнял гнуснейшим мусором своих воззрений, коим несть числа читателей он приобрёл в России.

Так вот, иные времена настали, и вышла на берег крутой с бумажной «Волги» повесть той Марии Галиной, которая статьи критические писала для журналов.

Повесть «Покрывало для Аваддона» в двухтысячном вошла в шорт-лист авангардной премии Аполлона Григорьева. О ней поведаю на тот предмет несоответствия в итогах премий всем нашим чаяньям читательским, которыми живёт и весь наш лит.процесс.

Тайные сообщества, библейские пророчества и каббала с магическими камнями — всё будет здесь в избытке, заранее, читатель, тебя предупрежу.

Анекдотичны похождения двух неординарных девушек, коими в еврейских кладбищах могилы убираются и тщательно приводятся в тот надлежащий вид, что иностранцам нравится, и, соответственно, которыми за это щедро платится тем героиням-девушкам по пятьдесят «бакинских» долларов на рыло, миль пардон.

Спасает женский юмор — он самый привлекательный тот элемент в повествовании, что не даёт читателю законнейших сомнений на счёт уплаченных за книгу всех деньжат. Всё произведение на ровном уровне — сплошная беготня и поиски. Мария Галина использует здесь методы Донцовой Дарьи: бессмысленна цепочка ситуаций, которые из памяти порой уходят за очерёдным поворотом по сюжету. Героини прорисованы в диалогах как живые вместе с мальчиком со скрипкой, но, в такой поспешной череде событий, на других героев не хватает слов для описаний, как тут же всё сменяется — уходит фон второстепенных личностей, чтоб сразу же пуститься в марафон по-новому для главных героинь.

Здесь, в произведении Галиной, мир как будто наш, но всё в нём, всё-таки, там чуточку не так, как всё привычным кажется читателю на самый первый раз. Феерия из мистики и юмора — спасает положение, но всё-таки не верится, что может быть и так, как всё нам здесь представлено по мнению писателя.

Увидится любому здесь и сплошь да рядом заговор, преступный синдикат, стрельба из автоматов и взрывы наугад. Мария Галина об этом скажет в спешке, и мы всё изобилие не видим в самой точности, совсем не успевая с автором разглядывать присутствие столь «второсортных» личностей, которые на путь встают одесских героинь. Казалось бы, в какой-то мере, страшен мир. Но эту, вот, догадку вам сейчас же опровергнет столь милая компания из двух чудесных дамочек (одесских педагогов) и мальчика со скрипкой. Им всё, как диво дивное любому из читателей, легчайшим обстоятельством покажется история, вот словно бы здесь речь идёт о совсем уж незатейливом походе малых деточек в одной из группок ясельных.

И веришь до конца: всё будет хорошо у них, и лишь синяк скромнейший на мягком месте одной из героинь напомнит им те незабвенные часы столь необычнейших, забавных происшествий. И в них там, кстати, всё намешано, и я представлю вкратце. Всплывают имена еврейские, затем упоминанье о магических камнях, потом уж и сказания библейские, а следом каббала — всё вперемежку там, ну, в общем — винегрет.

Но раз за разом весело становится к концу. И стиль художественный мягонький — ведь женскою рукой! Но памятуя о высоких темах в любой литературе, буду откровенен в своих чувствах. А чувства эти выражу вот так: узнал исход истории, закрыл страницу повести, и сразу же забыл, о чём конкретно сказано в прочитанном из книги.

Кому захочется развлечься так, моя рекомендация: читать, читать, читать. А тем, кому такое «фэнтези» из беготни героев в поисках чего попало всё же — скучный жанр, поведаю одно: достаточно имён в литературе, кто на верхних полках, к которым можно возвращаться вновь и вновь, а писателя Марию Галину оставьте молодёжи. Её критические тексты куда для нас серьёзней, чем суповой набор из мистики, преступности и Библии.

Любой тут будет удивлён, что уморительная повесть в премиальный список с нефантастическими текстами вошла, откуда «сексуальная контрреволюционерка» Павлова и петербуржец Кононов на пьедестал взошли. Возможно, вследствие того был сделан выбор, что текст с красивейшей аллюзией в занятных выражениях, в котором сам сюжет взрывается в мозгу снопами искр из ловких пертурбаций, как нынче всё же принято у «модненьких» писателей.

Задумайтесь не в шутку, кто выгоднее в прозе: фантаст иль реалист? Кто с истиной не дружит: пёстрая фантазия иль мрачный реализм?

Есть у фантастов премии свои, а не фантасты само по себе. Давайте все так жить, а не навязывать стороннее. А то, глядишь, нагрянет к нам всамделишный ужасный Аваддон.

Этот роман уже стал лауреатом литературного журнала «Урал» за 2012 год.

А Владислав Крапивин отметил его своей премией, которой он награждает достойные произведения для детей. Но роман в полном смысле взрослый, роман просто заставит повзрослеть умом любое поколение по-новому.

У себя в Тюмени я смог поприсутствовать на встрече с финалистами премии Владислава Крапивина. Мне довелось сидеть рядом и даже совсем коротко пообщаться с автором этого романа — Эдуардом Веркиным.

Но мой отклик не о беседе с человеком, а о прочтении его романа.

Благодаря правильно подобранной структуре повествования, где начало романа наступает в наши дни, мне, как читателю, был привычен и удобен переход из нашего текущего периода в те далёкие времена Великой Отечественной войны, настолько это сближало с внутренним возвращением героя-рассказчика из настоящего в прошлое. Да и мой параллельный переход происходил плавно и с постепенными узнаванием и вспоминанием того времени, о котором я узнавал когда-то сам, беспечный и невнимательный, сидя, а вернее, ёрзая за школьной партой.

Итак. Рассказчик — старик, отдыхающий на дачном участке со всей семьёй, как это у нас принято, одним прекрасным летним месяцем. Возле старика крутится его внук по имени Вовка. Пока его взрослые папа и мама находятся в кругу своих дел и вдалеке, он занят, помимо постоянного рассматривания вещей, ещё и тем, что набрасывается с вопросами на рядом сидящего деда:

«- А на что похожа война? — снова спрашивает Вовка. — По ощущениям?

Сразу я не отвечаю, какое-то время думаю, стараясь подобрать. Вовка ждёт. Надо купить ему камеру, он, кажется, фотограф, как и я. Жизнь для него не календарь событий, а альбом ощущений. Полированная сталь папиросницы, липкая резина противогаза, пыль и рыбный запах сетей, война, он читал энциклопедии, смотрел фильмы, играл на компьютере и спорил на оружейных форумах. Но не понял»

И герой-рассказчик, ведя размеренной тропой, вовлекает всех нас в то безумное пространство ушедших лет, когда смерть настигала людей настолько часто, что порой последние переставали бояться её «преждевременного» прибытия, а иногда и находили возможность обманывать любым способом.

И даже на этой страшной войне находилось место, казалось бы, смешным историям: «Вот и вечер наступил. Ковалец выскочил к старице, потный, как двадцать комбайнёров. И искупаться решил. Разделся, одежду под пень спрятал, полез, лягушек распугивая. Раз нырнул — хорошо, два нырнул — хорошо, третий раз нырнул — немцы».

Один из главных героев по имени Саныч «говорил, что снять его нельзя, заговор какой-то», и поэтому с этим явлением связана одна из нитей сюжета. Как-то в своё время одна уличная цыганка его заговорила от смерти, а вместе с тем и от фотокамер, которые не могли запечатлеть его образ, вследствие чего он то и дело по необъяснимым причинам оставался не зафиксированным на них. И на протяжении долгого времени в этом многие убеждались.

Важная тема в романе — история фотографий с войны: «Я хотел сказать, что это может быть важно. Это ведь не просто фотографии, это свидетельства. Документы эпохи, может, это следует сохранить, чтобы потом не говорили, что этого не было...

Саныч принялся выдирать пленки из светозащитной бумаги.

— Они испортятся, — напомнил я на всякий случай.

— Я знаю. Очень хорошо...

Целлулоид съеживался и серел под солнцем, ленты скручивались в длинные спирали, их подхватывал лёгкий ветерок, отчего казалось, что по снегу ползут коричневые кольчатые змеи.

— Фотоаппарат дай, — Саныч протянул руку.

Я нащупал в кармане аппарат.

— Ну?!

— Там твои снимки, — сказал я. — Может, единственные...

— Там и другие, наверное. И тоже единственные.

Нос у Саныча дернулся, он поглядел на сумку.

— Эти... Не хочу с ними быть вместе, понимаешь? Давай аппарат».

А сама история в романе расскажет читателю, почему так не хотел оставлять фотографии своим потомкам герой по имени Саныч. Приводить примеры из романа очень больно и мне. Читатель сам волен окунуться в те времена.

Роман о героях — так ответил сам автор Эдуард Веркин на вопрос «а о чём он?» одного из финалистов премии Крапивина, когда они все вместе гостили у нас в Тюмени. А я бы сказал так: не просто роман о конкретных героях, а роман, где главный герой всё же собирательный образ доблестного воина. Сам роман словно общая летопись войны, сложенная из личных писем (как по сюжету в одной из глав), найденных у мёртвого немца. Весь роман состоит из различных обрывков истории войны, но произошедших с одной группой советских солдат.

С нарастанием сюжета нагнетается ненависть к врагам и предателям, и это ещё одна нить сюжета, но с завершением повествования она остаётся почти в прошлом, как будто всё было в мнимом воспоминании о войне. Ненависть за погибших здесь притирается с необходимостью жить дальше оставшимся после 45-го года всем советским гражданам.

Но на примере героя-рассказчика перед нами предстаёт в хорошем смысле колеблющийся к сотворению зла человек высокой моральной закалки, который даже в те жестокие годы оставался человеком, носителем разума, способным на добро и сострадание. Мы видим этих героев, но сами они думают обо всём этом иначе: «Герои — это ненадолго, я же знаю. Как война закончится, так и всё. Другие дела найдутся. Сначала отстраиваться, потом жить, потом еще чего — мало ли? Забудут. У нас вообще героев много, тысячи, разве их вспомнишь? Сейчас война через всю страну протянулась — каждый день бои. Каждый день кто-то подвиг совершает. А ещё летчики, а ещё на море, а сколько просто так... Всех не сохранишь. Не узнаешь даже».

Помню, когда сидел в помещении литературно-краеведческого центра в Тюмени за спиной у Эдуарда Веркина во время встречи с финалистами крапивинской премии, я начал пересказывать роман по крупицам памятных для меня образов. И Эдуард как-то так развернулся ко мне, и взгляд у него был такой немного усталый, что ли, или даже слегка удивлённый. Я тогда думал, что он поразился моим интересом к роману, но оказалось совсем иначе, как я уже думаю сейчас. Я переспрашивал тогда у самого Эдуарда на счёт имени героя романа, а его звали Леонид, хотя в романе звучало постоянное — Саныч. Но много позже я понял, что удивлён был Эдуард, скорее всего, не моим вниманием, а незнанием наизусть таких героев Великой Отечественной войны, как Леонид Голиков, в честь которого в Санкт-Петербурге названа улица Лёни Голикова.

Меня не то чтобы подвела память на исторические имена, она попросту дремала в этом отношении сном несведущего Фомы. А в самом романе даже и о таких странностях моей детской памяти есть законные (в своём праве являться верными) объяснения всему этому: «Запоминается всегда самое хорошее, — Саныч дышал в кулаки. — И самое плохое. Плохого много слишком, и с каждым разом всё хуже и хуже». Вот именно, а дальше всё хуже и хуже. Времена незаметно, но ощутимо давят на мозг, выдавливая из нас историческую память.

Мне есть одно, но жалкое оправдание, что и герой той Войны испытывает подобное забвение: «Иногда я не помню, забываю, иногда не верю, что всё оно вообще было. Ведь почти ничего не осталось, белый шрам поперёк живота, камера с засвеченной пленкой. И всё».

Но размышления и переживания остаются, как остаётся и память о собственной боли и вместе с ней осмысление своих и чужих страданий. И самое главное -- понимание того, каким должно быть признание правительством послевоенной Германии своей вины после Войны: «Они нам должны не за то, что они у нас сделали. Они должны за то, что мы у них не сделали».

И о тех же местах Войны память людей советских борется по-своему: «Хорошо бы лагерь всё-таки посмотреть, — сказал Виктор. — Из местных никто не помнит дорогу, странно как-то...

— Они не хотят помнить, — поправил я. — Почти три года под фашистами, кому про это вспоминать охота?».

Кому как, а мне нравится, безусловно, и та первая часть романа, где герой-рассказчик живёт в наше время. Когда он наблюдает за своими детьми и внуками. И о войне он сам вспоминает неохотно мало, но слышит о ней с удивлением для себя от своего правнука Вовки. И именно в таких переходах, из нашего времени во время военных лет рассказчика, мы проникаемся тем восприятием мира, к которому он, собственно, пришёл уже после нашествия гитлеровцев. И я уважаю героя за его даже не силу воли, а неудержимую идею всепрощения, неиссякаемую доброту, которая не демонстрируется, а просто исходит от него. Он пережил зло, приходящее извне, он переосмыслил всё, что в нём перекипело за тяжёлые годы войны и периода после неё, но донёс до нашего поколения добро, а память военных лет лишь помогает ему не терять веру и надежду в доброту, ведь он был счастливцем, который видел героев духа, воинов Света.

Из той войны порой удивительным образом выходили и возвращались те, кто объединял в себе смелого перед смертью бойца и любящего жизнь интеллигента.

После полного знакомства с романом сам себе я лишь единственный раз задал привычный и уже прозвучавший вопрос: о чём этот роман? И ответил на него сразу: он о важности исторической памяти и том хорошем, что было в людях, с чем хочется жить дальше и донести остальным.

«...редкостной зверюги, которую не брали пули, и заколоть удалось лишь ударом кинжала в сердце...»

- Если уж зверюга защищена от пуль, то как нож мог вонзиться от усилий человека? Существа с бронированной кожей уязвимы в местах писек и жоп. Это автору на заметку.

Попытка написать в жанре «теслапанк» продолжение истории о Джеке Потрошителе. Тема игры пришита тонкими нитками, что подчёркивает лишь узость и слабость сшивания сюжета и темы конкурса. Да, есть соперничество с непознанным существом, но упоминание игры в «го» не обнаруживает полноценной связи, а значит, и отсутствие чётких правил. То самое, что в начале угадывалось, как интеллектуальное расследование, на протяжении всего рассказа рассыпалось на фрагменты обычной охоты за преступной сущностью. И ожидание концовки наполнялось всё больше разочарованием. Как и разряд тока, так и завершение рассказа — вспышка, за которой нет объяснения для непосвящённого. Возмутительно, что убийство Потрошителя так мгновенно пройдёт, как будто это лишь промежуточный этап. Сам характер преодоления в себе необычной сущности не был показан в красках, а лишь лёгкой дымкой испарился перед последней точкой так, что оставил едкий запах читательского недоумения.

Удручающее ощущение от прочтения. И это от того, что до концовки ты рисуешь свои предположения, а они не состыкуются с задумками автора в самом конце рассказа. Настолько убого выведена стратегия игры мохнатых иноземцев против землян.

Я уже рисовал себе намёки мохнатиков землянам через игру, чтобы последние поняли, какой тактики им ожидать от третьей стороны (зинтанов), с которой и воюют земляне в действующий момент. Но в итоге всё просто — мохнатики дезинформировали землян, заманив их первой полезной информацией, чтобы потом подсадить на предсказания. Чем иноземцы отличаются от советских гебистов в разведывательной игре с абвером и ЭсЭс в Великой Отечественной?

Иногда чужие авторские старые черновые сюжеты удачно накладываются на свежие конкурсные требования. В данном рассказе видна явная попытка просто залезть в конкурс. И разочарование — явно не лестная оценка для этого рассказа.

Театральное реалити-шоу — это конечно попытка соригинальничать, но вроде уже есть такой сериал на Западе, где люди в качестве необученных актёров, которым достаются обязанности прожить роль по-настоящему: в реальных условиях, но не забывая, что они нанятые актёры. Но это только приманка автора данного рассказа, а весь сок сюжета — это просто вестерн.

По сюжету известно, что нельзя просто так выстрелить в человека, ведь можно сесть в тюрьму, но в том же эпизоде женщина втыкает нож в мужика и она убегает с главным персонажем рассказа. И это всё якобы фиксируется на камеры. И что мешало герою самому пристрелить негодяя, спасая женщину? Автор погряз в собственной задумке так, что кривых швов повествования не замечает. Да и вестерн-то похуже «Горбатой горы».

Автор явно ориентировался на творчество Клиффорда Саймака, у которого много произведений, предполагающих метод захвата Земли или же представлен образ мысли иноземных существ. Это раз.

А два-с, это намеренное вкрапление слова «игра» для оправдания участия в этом конкурсе. Приплетание непонятной игры к сюжету — только раздражает. Думаю, даже постороннему от конкурса читателю все эти «змеи и лестницы» будут невдомёк, когда сама линия поведения заключается в опознавании объектов в виде неких искусственных домов.

И тут совершенно непонятно другое: как может появиться новый дом рядом с другим в мгновенье ока, но его необходимо будет идентифицировать жителям улицы, на котором этот дом появился? Если честно, то сюжет — полная лабуда. Если уж пришельцы укореняются на нашей планете в виде домов, то они сразу видны, так как отсутствие стройки легко обнаруживается или же они должны появляться на таком отшибе, чтобы мало кто мог потом с точностью вспомнить, был ли на этом месте дом раньше или он появился внезапно по воле пришельцев.

Какими бы неправдоподобными догадками не одаривал своих читателей несравненный Клиффорд Саймак, но он подводил к объяснению логику даже в том случае, когда сам же признавал, что инопланетяне не должны думать и вести себя так же, как люди с планеты Земля.

Сюжет нельзя назвать интересным только потому, что он начисто лишён логики со стороны поведения землян по отношению к находкам. Где военные, почему учёные не входили в эти «хаусы», а какие-то посторонние любопытные и самонадеянные жители туда с горелками захаживают, как сталкеры с гайками в Зону»!? Автор намешал в сюжете «сталкеров» с творческими посылами и идеями Клиффорда Саймока.

Только отторжение и ничего более от прочтения данного рассказа.

Боги, которые не знают, зачем они существуют — странный домысел автора рассказа. Бог без амбиций — мёртвый бог. Даже бог мёртвых живёт среди вечно живых душ и одному ему известен резон существования во всё время пополняемом мире человеческих душ. И уж тем более боги могут объяснить самим себе наличие нимба у себя над головами, в отличие от автора, который посмел усомнится в силе их разума. И также слабы те боги, что заточенЫ в каком-то физическом пространстве. Скорее бог мнимый, если он существует в ограниченном пространстве.

Автор в рассказе наводняет внимание читателя всевозможными заумными притчами, но сам мыслит не дальше узких умозаключений простых обывателей древности, которые любили придумывать себе богов, чтобы наделить их тем, что могли сами видеть и предполагать в понимании окружающей среды. Это раз.

А два-с, это ещё почти не раскрывшаяся до конца задумка автора наделить фрукты и овощи формой животной сущности, а также сделать некоторые блюда живыми за счёт каламбурных ассоциаций. «Детёныш арбуза» и «жар-пицца» — это нечто фантастическое, но оно лишь было в качестве изредка появляющегося атрибута неведанного антуража. Но дальше разового вкрапления дело не пошло, как и попытка предать животным форму растительного существования, а жаль. Выхлоп в пустоту.

И это всё в начале рассказа. А дальше... дальше совсем не совместимое с темой конкурса развитие сюжета с походом в не пойми куда. Как и непонятные «бриллиантовые фонтаны» в мире, где ремесло не могло уйти дальше топора и мотыги, чтобы они могли огранить алмазы до статуса бриллианта.

Тема конкурса вплетена в посторонний сюжет, который даже в качестве притчи не раскрыт в конце, а является просто длинным пересказом притчи о самом пути, который важнее самой цели. Ведь и сам путь героя — был заурядным знакомством с девушкой с последующим совместным проживанием в самодельной хижине. Всё это явно не тянет на философское просветление.

Повесть великолепная, хотя она скорее роман. Жизнеутверждающая история, на грани сверхволевых усилий.

Про технические, биологические ляпы уже говорено, но есть и другие ляпы». Мне помнится, как в столовой на Земле главный герой перед инструктажем ел сухарь и выпивал стакан молока. Наивно, конечно, что межпланетников, как и других обычных космонавтов, кормили бы сухарями и простым молоком. Должно быть концентрированное спецпитание.

Но сама история тебя убеждает в силе этого произведения, когда ты вместе с межпланетниками делаешь сто пятьдесят тысяч шагов...

Более чем не согласен с предыдущим автором отзыва.

Рассказ философски продуман, он трогателен в своей понятной жизненности и внутренней силе Воли, даже если персонаж нам видится слабым и обречённым в собственных глазах. Высшие силы несут его к ввысь... постепенно.

Это один из моих любимых рассказов у Александра Рыжкова.

Одна моя знакомая и уважаемая мною женщина, работающая библиотекарем, на сайте «Живая литература» обратила внимание на единственно достойного, как можно судить по её мнению, «положительного героя именно в сегодняшних негероических обстоятельствах». И этот герой – Виктор Служкин, главный персонаж книги пермского писателя Алексея Иванова «Географ глобус пропил».

Я не мог, из уваженья к ней, не прочитать сие творение, и не оставить отзыв.

Итак, приступим к чтенью.

«Будкин точен, как свинья, — сказал он. — Точность – вежливость свиней». Такие нотки мерзости в отношении знакомых возмутили сразу, и на протяжении всей книги не ушло подпорченное ощущение. Но оно потонет и забудется в разжиженной субстанции сюжета этой книги.

И в семье, с дочуркой, не менее мерзко поступает Служкин:

«Меня Андрюша Снегирёв мучит. Щипает, толкает…

- Дай ему в рог, — посоветовал папа…»

И этого «героя-папу» в романе ещё кто-то будет называть романтиком. Он раскуривает сигарету при ребёнке, и учит проявлять агрессии? Куда с таким отцом идти ребёнку?

Отец ведёт дочурку отдохнуть, но так, как это более всего привычно людям его круга:

«Папа, а куда Будкин пошёл?

- На охоту за мамонтом. Он его на шашлык порубит, мама пожарит, и мы

съедим. Мамонт — это слон такой дикий, волосатый.

- А ему больно будет?

- Нет, что ты, — успокоил дочку Служкин. — Он специальной породы —

мясной. Когда его на шашлык рубят, он только смеётся…»

Безбожное враньё не достойно поощрения. Мне видится мерзейшим все потуги главного героя врать напропалую дочери своей, милейшему созданию.

И мнения на Витю Служкина у героинь второго плана не менее категоричны, и не расходятся с моими: «…у тебя кроме шуточек и нет ничего больше!... Пусто за душой! Ты шуточками только пустоту свою прикрываешь!».

Жизнь главного героя Служкина прямо-таки соткана из коротких сентенций и пословиц, да вот только в мудрости ему отказываешь, когда видишь всю неизбывную грязь его прозябания и падение в низы.

И ученики имеют основание утверждать в мою поддержку:

«…- Градусов говорит, что вы пьяный с берега упали, — добавила Люська.

Она пила чай из блюдца, поднимая его к губам и дуя.

- Поклёп это, — отрёкся Служкин. — Просто я ключи дома забыл.

- Ну и что?

- Как что? Дверь заперта, а войти надо. Ну, я вспомнил детство в

Шао-Лине, решил дверь ногой выбить. Разбежался, прыгнул, да силы не

рассчитал. Дверь высадил, пролетел через всю квартиру, проломил стену и

рухнул вниз с четвёртого этажа. Нога пополам.

Люська обожглась чаем.

- Врёте вы всё, — с досадой сказала она, вытирая губы. — Непонятно

даже, как вы, такой, учителем стали...». И меня в очередной уж раз подобная догадка ужаснула. А ведь писатель Алексей Иванов сотворил роман, основываясь на опыте работы педагогом. Надо полагать, он так же заигрывал с молоденькими учителями, а осведомлённость его учеников об этом его не донимала? И сам же им на лестничной площадке разливал спиртное в честь дня его рождения!?

Неотличимо и всё взаимопроникающе: язык детей и их же поведение — аморально, а сам герой лишь тем гордится, что в глазах своих ещё невзрослых подопечных видит уважение к себе. Круг замыкается в воронку рефлексивной жалости к самим себе.

На чём всё вертится у взрослых в романе «Географ глобус пропил»? Да на изменах всех и вся, на эгоизме каждого, а это – пошлость, представленная как банальность, и если бы ещё она писалась с глубиной раскаянья, но такого и незаметно в тексте. Герои советуют друг другу находить любовников, ища в таком решении единственную путь-дорожку на жизненных перипетиях отношений женщин и мужчин. Я с теми заодно, кто не приемлет оного.

О Служкине ещё раз сказано из уст любимой им когда-то женщины: «Конечно, на первый взгляд ты податливый: мягкий, необидчивый, лёгкий на подъём, коммуникабельный... Но ты похож на бетономешалку: крутить её легко, а с места не сдвинешь, и внутри — бетон». И весь сюжет таков: крутится вокруг одной лишь сложности взаимоотношений, дальше не уходит, и внутри – неосознаваемая пошлость, низость и тлетворность смысла существования всех без исключения героев. Мир книги однобок, нет в ней ни одного персонажа, который может вызвать уважение в сердцах и мыслях у меня, как у читателя. Ни один персонаж не отличается от главного героя книги.

Все, у кого внутри борьба за истинную чистоту, а не наивное самолюбование и жалость, и те, кто искренность в себе воспитывает, а не идёт от мысли «врать во благо», отвергнут эту книгу однозначно, лишь малость пожалев расклад совсем уж «негеройских» жизней.

«Декамерон» Боккаччо – шедевр, наполненный интимно во всём объёме текста, а у Алексея Иванова – смрад сексуальных отношений. У Боккаччо – есть красота и в низости времён средневековья и трогательных историй о любви, а у Алексея Иванова – «грязное бельё» будто бы чистых душою людей современности. «Декамерон» я буду перечитывать ещё, «Географ глобус пропил» — в ближайший день верну в библиотеку.

Закономерно, представив себе случай, что книгу эту я не взял в библиотеке, а купил в любимом книжном магазине, то ясно осознал, что крайне был бы раздосадован о зря потраченных деньгах. И сэкономил денег бы, конечно, не порядком, но времени убил бесповоротно много: за день-другой я мог бы вновь прочесть «Декамерон», и был бы счастлив в тот же день, неся в душе успокоенье.

С читателем наедине я задаюсь вопросом: героем Служкиным нам можно восторгаться?

25 июня 2011

Убогий сюжет. :frown: Попал в редакторскую обойму, надо полагать, из-за упоминания о «менеджерах», как о слое общества не производящих ничего, а лишь создающие деньги из денег. :glasses:

Стареющее поколение «редколлегии» альманаха завсегда, как я заметил, принимает к публикации так называемую, если позволите, укоризну нынешней молодёжи и указание на пресловутых «манагерах» — тема любимая в альманахе Стругацкого, хотя тема избита донельзя, согласитесь.

Философия избранности и первостепенности выживания того или иного индивида эгоистична сама по себе, а в рассказе поведана неправдоподобно и не ярко. Выразиться в том же плане, в котором и сделал Алексей Колосов, способен и старшеклассник. Но возвысить сюжет над бытовухой нужно было непременно.

Кстати, Колосов одного года рождения со мной, и как же мне было стыдно за сверстника :insane:

Вялое повествование уже заложено изначально автором, такое моё первое впечатление.

Изобилует посторонними сценами, которые движимы единственной своей целью – охарактеризовать главного героя относительно того, как он реагирует на действия и слова друзей и коллег из своего окружения, а другого, собственно, окружения у героя Макса Фрая — нет. Колкости исходят почти от всех героев книги. А ещё смешные на слух названия существ и мест обитания наводят на мысль, что единственными читателями для подобной литературной серии являются дети от двенадцати до шестнадцати лет.

Книга переполнена излишними диалогами, которые, откровенно говоря, не тянут сюжет и не влияют на его развитие в плане возникновения интригующих ситуаций или, уж тем более, развязки, так как к ней не с чего подойти по ходу слабейшего и невнятного сюжета.

И само отсутствие остросюжетности в книге отнюдь не добавляет положительных эффектов в становлении главного героя (Макса Фрая) как культового персонажа. Герой, сэр Макс, поражает абсолютно неопасных, как выясняется из описания, живых мертвецов в прямом смысле лишь щелчком пальца левой руки. А его друг, сэр Кофа, обычными хлопками ладоней друг о друга уничтожает их массово и без всякого зазрения совести; только сэр Макс самую малость усомнился в гуманности проделанной работы, ведь живые мертвецы и не думали сопротивляться, или же нападать на кого либо, просто их вид пугает обывателей.

На протяжении всей книги Макс Фрай не испытывал страха перед возможной смертельной опасностью, и всё потому, что её не было вовсе. Ради чего читателю верить в избранность сэра Макса? Сами друзья постоянно подкалывают его, а он апатично реагирует на всё это, либо же отвечает с той же желчью.

Основное настроение сэра Макса – пессимизм, грусть и идеализирование действительности, которую он сам не торопится менять, а самое главное, нежелание вообще действовать, пока его не сподвигнут на это его близкие товарищи. Ленивый, неуверенный и ехидный персонаж – вот он сэр Макс Фрай.

И это любимый герой многих молодых и довольно взрослых читателей!? Любой взрослый найдёт здесь, в предложенной книге (как, и в остальных из доступной серии), в чистом виде увлечение данным персонажем для юношей «предвузовского» периода, так как ничего интересного в поведении, соответствующее главному герою, невозможно обнаружить даже при не особо внимательном рассмотрении. Причислить Макса Фрая к герою поколения молодых может только тот же рефлексирующий тинэйджер, коим и является сэр Макс Фрай с его мыслями, далёкими от философии самопожертвования или смирения и отстранении от благ земных, если они не внесут в его жизнь сумятицы в виде активных поползновений и ответственности.

По части юмора всё также скудно. Вялые шутки нисколько не трогают меня, как простого читателя, хоть и не так уж далеко ушедшего от юношества. Тем более что они, эти шутки, не заходят дальше язвительности в отношении всех, кто присутствует в сценах повествования. Сдаётся, что автор видит в иронии персонажей над самими собой во всей атмосфере книги – лучшей составляющей подросткового чтива.

Какого читателя воспитывает данная литература? К чему она ведёт в своей ленивой манере? Ни сам Макс Фрай, ни я, читатель, не смогли прийти к ответу, хотя его искал я, в отличие от Макса Фрая.

Вялое повествование уже заложено изначально, такое моё первое впечатление. Посторонние незначительные сцены, которые движимы единственной своей целью – охарактеризовать главного героя относительно того, как он реагирует на действия и слова друзей и коллег из своего окружения, а другого, собственно, окружения у героя Макса Фрая — нет. Колкости исходят почти от всех героев книги. А ещё смешные на слух названия существ и мест обитания наводят на мысль, что единственным читателям для подобной литературной серии являются дети от двенадцати до шестнадцати лет.

Книга переполнена лишними диалогами, которые, откровенно говоря, не тащат сюжет и не влияют на его развитие в плане возникновения интригующих ситуаций или, уж тем более, развязки, так как ней не с чего подойти по ходу слабейшего и невнятного сюжета.

И само отсутствие остросюжетности в книге отнюдь не добавляет положительных эффектов в становлении главного героя (Макса Фрая) как культового персонажа. Герой, сэр Макс, поражает неопасных, как выясняется из описания, живых мертвецов лишь щелчком пальца левой руки (в прямом смысле), а его друг, сэр Кофа, обычными хлопками ладоней друг о друга уничтожает их массово и без всякого зазрения совести, только сэр Макс чуточку усомнился в гуманности проделанной работы, ведь живые мертвецы и не думали сопротивляться, или же нападать на кого либо, просто их вид пугает обывателей.

На протяжении всей книги Макс Фрай не испытывал страха перед возможной смертельной опасностью, и всё потому, что её не было вовсе. Ради чего читателю верить в избранность сэра Макса? Сами друзья постоянно подкалывают его, а он апатично реагирует на всё это либо же отвечает с той же желчью.

Основное настроение сэра Макса – пессимизм, грусть и идеализирование действительности, которую он сам не торопится менять, а самое главное, нежелание вообще действовать, пока его не сподвигнуть на это его близкие товарищи. Ленивый, неуверенный и ехидный персонаж – вот он сэр Макс Фрай.

И это любимой герой многих молодых читателей!? Любой взрослый найдёт здесь, в предложенной книге (как, и в остальных из доступной серии), в чистом виде увлечение данным персонажем для юношей «предвузовского» периода, так как ничего интересного в поведении, соответствующее главному герою, невозможно обнаружить при даже не особо внимательном рассмотрении. Причислить Макса Фрая к герою поколения молодых может только тот же рефлектирующий тинэйджер, коим и является сэр Макс Фрай с его мыслями, далёкими от философии самопожертвования или смирения и отстранении от благ земных, если они не внесут в его жизнь сумятицы в виде активных поползновений и ответственности. Даже шутки нисколько не трогают меня, как простого читателя, хоть и не так уж далеко ушедшего от юношества. Тем более что они, эти шутки, не заходят дальше язвительности в отношении всех, кто присутствует в сценах повествование. Сдаётся, что автор видит в иронии персонажей над самими собой во всей атмосфере книги – лучшей составляющей подросткового чтива.

Позволю себе сделать выдержки из текста и прокомментировать их.

- «…В России водка – больше чем водка… можно сказать, часть национального самосознания… В общем, одно неотделимо от другого…» (с.97);

Хочется пристыдить за это утверждение. Оно не может браться за аксиому в создании фантастического текста:dont:. Тем более, автору надо было бы задуматься, прежде чем вписывать в уста своих героев эти «бранные» и необоснованно порочащие всю нацию фразы.

Михаил Ахманов – автор книги, написанной в соавторстве с Гарри Гаррисоном («Мир смерти-7» 2001). Его имя должно известно любителям боевой фантастике за рубежом, а значит, и подобные тексты попадут в руки читателей Европы и Северной Америки. А кому привыкли верить западные обыватели? После трудов Толстого, Чехова, Горького они поверят и современным писателям России, и ещё пуще убедятся в своих мнениях о нас, как о народе пьющем: везде, когда угодно, и с кем угодно. Лишь бы тот другой их «уважал»:beer:.

Забегу вперёд, и выделю ещё один отрывок, продолжающий в том же ключе:

- «…Пил, пью и буду пить. – Птурс выплеснул чай, и вакуумный утилизатор с утробным чмоканьем всосал жидкость. – Ничего не поделаешь, дружище… Национальная болезнь…» (с.314);

Позорная фраза в речи героя будущего:abuse:. Ахманову надо изживать подобные тезисы в произведениях, где фигурируют персонажи, олицетворяющие русскую нацию:box:.

- «…Но вероятно, Занту и в самом деле была особенной лоона эо, исключением среди своих сородичей. Была или стала такой, ибо отчаяние, тоска и одиночество способствуют переменам…» (с.225);

Ну, это же – неоднозначно со стороны психологии!:glasses: Мало, что ли загубленных одиночек, отчаявшихся жить в тоске? Хотя, возможно, на Том Свете веселее:lol:, и уход в его пространство – важная перемена в жизни человека. Мне, как буддисту, это понятно. Но персонажи автора живут всё в том же «живом» мире. И, если Ахманов претендует на философскую составляющую трактовки некоторых событий, то должен понимать причины смещения линий поведения людей в общей структуре мироздания. Воля — вот, что заставляет совершать перемены в судьбе личности. Ещё греческий философ Гераклит заявлял, что «характер создаёт судьбу». Потакание своим негативным ощущениям приводит к упадку процесса совершенствования и саморазвития:weep:. Только волевое желание покончить с тоской и однообразием вершит перемены в жизнеустройстве индивида:box:.

- «…Низкая гравитация и стерильные условия в астроидах способствуют продлению жизни…» (с.286);

Хочется поднять на смех такие заверения:lol:. Опыты, проводившиеся на борту международной космической станции, по инициированию процедуры созревания плода в невесомости:biggrin:, привели к выводу, что зародыш не может достичь состояния развития целостного организма. Притяжение планеты способствует формированию полноценного существа. Также, и уже созревшие представители фауны Земли, не могли по-настоящему функционировать как существа, способные к размножению.

По поводу стерильности. На Земле не развивалось ничего в условиях стерильности:gigi:. В одном нашем воздухе не одни лишь Кислород, Углерод и Азот – в нём смесь газов. Стерильными космическими объектами, в большую сторону, чем, допустим, Земля, можно назвать: Меркурий, Марс, Луна. Вот уж, если верить Ахманову, где условия будут способствовать продлению жизни:eek:. А я-то думаю, зачем китайцы стремятся высадить своего космонавта на Марс и Луну!?:lol: По крайней мере, такие планы открыты всей общественности. Ну и пусть… раз уж они поверили Ахманову – нам лучше – не будут больше претендовать на наши земли и… Черкизовский рынок в Москве:super:.

- «…Это Антарктида, материк на Южном полюсе, — молвил Вальдес. – Тут ледники, которые считались вечными, но в двадцать первом веке они начали таять. К счастью, мы справились с этим, иначе нас ждал всемирный потоп…» (с.334-335);

Смешно:haha:, так как неосмотрительно со стороны Ахманова подойти с незнанием сути вопроса:abuse:. Таяние льдов в Антарктиде, это даже не проблема – в чём заверят независимые учёные. Ледяная шапка Антарктиды таяла всегда! А что до потопа, так об этом уже было заявлено в октябрьской передаче на телевидении в 2009-м году, называя все мнения о глобальном потеплении «глобальным надувательством». Углеродные выбросы в атмосферу планеты Земля не превышали тех норм (по природной мерке), что «бушевали» до индустриального бума ХХ века.

Общее повествование схоже с сюжетной линией фильма «Пятый элемент». В нём тоже есть представительница расы, имеющая черты аналогичные человеческим. И она, как и героиня Милы Йовович, влюбляется в героя землянина. Даже зачатие ребёнка в конце фильма имеет свою подобную форму и в завершающей части книги «Бойцы Данвейта».

К тому же, описания инопланетных существ очень близки тем образам, что создал в своей киноленте Люк Бессон.

Единственное, что выйдет в зачёт без упрёков у Ахмановского текста, это – концовка. Не лишена, конечно же, романтического флёра, но в ней есть жизненность. :glasses: Она не совсем универсальна там, где есть любовный треугольник, а скорее близка русской действительности. Она растрогала, надо признать. Ожидалось немного другого. Ахманов не свёл роман к классической манере «космической оперы», внеся колорит любовного сюжета, присущего отечественному читателю. :glasses:

Весь сюжет удручает. У солдата Штефана вместо сильного духа (как в каратэ) для мощнейшего удара по врагу, есть желания отрывать мужские гениталии:lol:. Мир же сам у Николая Басова далёк от реального, он не правдоподобен:dont:. Схожь этот мирок с попыткой придумывания антуража в пространстве «космической оперы»: много вычурности и неопределённости в материале.

До сих пор удивляюсь, как этот опус переиздался после издания его в серии «Армады» в серию «Эксмо»:frown:.

Протестую против такого попустительства со стороны центральных издательств:mad:.

Пусть со мной будет не согласен сам Басов :box:, мне всё равно. Но таких книжонций выпускать нельзя:abuse:.

Неблизкое расстояние до дома и тёмно-сизое нависшие скопление облаков над городом сподвигнула к походу в книжный супермаркет «Литера». Слегка промокнув, с безоблачной улыбкой вошёл в пространство книжных стеллажей. Минуя полчища с фантастикой и фэнтези-миров, остановился я напротив кучки представителей российской прозы. Заметил стопку книг, где мне, знакомая фамилия Липскеров, явила «Мясо снегиря».

Стал зачитывать от первой же страницы текста, как только я вошёл в знакомство с аннотацией. Так и затянулся в книжицу, обнадёжившись полётом рьяной птицы, что сохраняла образ моих мыслей, давая мне понять, что: объём в 192 страницы мне под силу. Что не скажешь по цене. Она здесь превышает фактический порог за двести рубликов. Такие книжки современных обывателей — один лишь повод сморщится со скрипом старёхоньким из кожи кошельку.

Засёк для старта время – восемнадцать сорок на мобильном. «Поехали», — сказал. И приступил.

С первых двух страниц, а это факт, неловко (для стоящих рядом) ты начинаешь жмуриться от содержания. Инициируя с восьмой страницы, обхватывает страстное желание всю оболочку сознательной души, имея цель заставить для собственной нужды дословно зафиксировать прочитанный момент. И радуясь всем дальновидным воспитанием, я извлекаю из карманов два листка, и в довершенье – ручку. Успевая зачитывать фрагменты, удивляюсь всей манере автора. А главное – я делаю в листочках выдержки из текста.

Предлагаю совершить экскурсию по книжечке. Прошу прощения за слово, но я привык иметь дела с объёмной книгой.

Таковы отрывки сборника новелл, рассказанных, со слов Липскерова, в недельный срок:

«…Как это часто бывает в молодости, подружились в одночасье на берегу тёплого Коктебельского залива.

Я и до того бывал в милом сердцу приюте для поэтов, художников и прочей нечисти…» (с.8);

Пометку делаю: ЛИПСКЕРОВ сам председатель совета премии «Дебют», притом соавтор премии. И предстоит ему в 2009 осилить новую волну наплывшей за год нечисти в поэзии. Ну что ж, и я к ним отношусь. Солидное жюри для юных «начинальцев» — возможность, вероятно, очиститься от скверны непознанных стихов.

Читаю дальше.

«…Она подтолкнула его к кровати, он криво в неё опустился, лёг с подогнутой ногой.

Легла рядом, не снимая пальто.

- Спокойной ночи! – сказала.

Он лежал, затекая телом, и думал о том, с чего всё началось?..

Мирились после давешней ссоры, пили шампанское, орали под караоке Пугачёву, потом легли голые, слились, а потом что-то ей не понравилось, и она выдавила его из себя. Он повторил попытку, она пустила, но через несколько движений вновь выкинула его. Села в кровати, обхватив голову руками, и жёстко произнесла:

- Я не могу!

С этого и началось. У него вдруг мозги из ушей потекли от обиды…» (с.14);

Быть может, не поверите, но следующая книга тоже сборник – «Одесские рассказы». И то, что встретил в ней, дало отождествить со стилем современника.

«…Мозг вместе с волосами поднялся у меня дыбом, когда я услышал эту новость…». Таков отрывок из рассказа «Как это делалось в Одессе» известного писателя, отличного от всяких своей привычкой снабжать произведение иносказательным сравнением. Да, Бабель был мастак, но и он вскружился бы в могиле, вчитавшись в наши книги.

Мне показалось, что разочаровался, читая неопрятный способ введения во внутреннее сознание героя. Но сея предрасположенность к утечке мозговых извилин миновала мою наторелую трудами Кастанеды психику ума. После Карлоса, случись хоть яростный потоп мозгов у всех героев книги, не вызовет подобных патологий.

Но, коль задался целью – ей держись. И я продолжу чтенье.

«…Моя страна… Я так же не могу ею овладеть, как и своей матерью. Моя Родина, которую я истово люблю, не любит меня, и не потому, что я как-то персонально не пришёлся, а потому, что она вовсе не может любить, никого и никогда…» (с.28);

Не будем здесь противоречить собственным мироощущениям Дмитрия Липскерова. Он мужчина взрослый, и имеет все права для выраженья в тексте всех душевных напряжений, не вызывая сам протест читающей толпы. Мы ощущаем Родину индивидуальным чувством опыта сожительства в стране, где родились от мамы с папой. Что получили от рожденья, то и отдаём.

И на листках свободных мест достаточно, поэтому дополню.

«…Быстро привыкли пить дорогую водку, закусывая вёдрами чёрной икры, ещё быстрей эту икру перестали потреблять из-за богатства в ней холестерина, в считанные годы научились следить за здоровьем, чтобы подольше пользоваться капиталом…» (с.79-80);

Помните такую песенку: «Деньги. Деньги, дре-бе-деньги, а-а остальное всё дребе-бе-день». Созвучно со смыслом, не правда ли?

«…Писать по ночам изысканные верлибры, от которых роняют слёзы не очень красивые филологини…» (с.84);

Вот, и ему (Липскерову) известно на себе, постигаемая по-своему, несправедливая награда для поэтов. Вот откуда, надо полагать, возникли мысли о всероссийской премии «Дебют».

Раз автор вынес название одной из новелл в общий заголовок, то следует её выделить. Вот, из новеллы «Мясо снегиря»:

«…Мужчина и женщина любили друг друга всю ночь безмозгло и ненасытно…» (с.87);

Дмитрий Липскеров ставит перед необходимостью задуматься над такой картиной. И мне конечно же пришлось влиться в такой режим соощущений.

Но, к сожалению, в безмозглом состоянии я не способен на написании хоть чего-то, а тем более запомнить, чтобы выразить свои чувства, поэтому возвращаюсь к обычной манере вдумчивого читателя. И продолжу из той же обоймы…

«…Он бил её совершенно ужасным образом. Ногами ломал рёбра, вбивал сильные кулаки в её красивый живот, уничтожил все передние зубы, так что она чуть не захлебнулась собственной кровью…

Они не виделись четыре месяца. За это время она поправилась, а отличный дантист вставил ей новые зубы, куда лучше прежних…

Они сошлись, так как их тела не могли существовать друг без друга.

Она ещё не раз попросит у него прощения за друга Громова (С которым имела половую связь. – Примечание А.З.)…» (с.90);

Автор доносит до наших мыслей такую милую и всем известную мысль, что: «Что ни делается – всё к лучшему». Правда, ведь?

Кроме личного переживания автор даёт заметки из жизни, встреченные в общественном транспорте. Как, если не там, лучше наблюдать за развитием литературного наследия всей нации.

«…- Господи, ты бы видела его фигуру! Каждая мышца прописана! Задница такая!.. На неё спокойно можно том Толстого поставить!

- На мою тоже! – встряла блондиночка.

- Тебя же не Стивом зовут!..» (с.100);

Я, конечно, не Стив и дела здесь даже не в блондинках. Я к тому, что проследить отношение людей к произведениям литературы можно на этом предоставленном автором книги примере. Человек современности использует том Толстого для обозначения значимости достоинств другого человека по весу самой книги, а не в сравнении по содержанию. Имею в виду образы героев. Ну и ладно. Приступим к упоминанию прекрасных образов в романе «Мясо снегиря».

«…Тоска по любви сильное чувство, нежели сама любовь…» (с.126);

«…Девки белорусские – самые красивые! За занавесом всегда прячется всё самое лучшее. Ездить мужикам надо в отпуск в Белоруссию, пока оттуда все распутные западные посольства выставили! Пользоваться ситуацией надо. Жениться и пополнять Россию пацанами и пацанками…» (с.137);

«…Кто-то когда-то мне сказал, что расход любовных жидкостей пропорционален расходу мозгового вещества…

Я сижу, вперяясь глазами в текстовый редактор, и понимаю, что кто-то был прав…

Я туп… Я вытуплен!

В моих пальцах теперь живут лишь одни банальности.… Только ночами пальцы становятся музыкальными.

Она лишила меня Дара!.. Я ничего не могу написать…»

Как видно, дар самокритичности во взгляде на себя у автора ещё не исчерпан и не вытуплен. Но осознание источника лишения одарённости не мешает автору описывать свою действительность.

«…Вот о чём я рассказал?.. Что в этом?

Ни-че-го.

Одна требуха и ритм» (с. 189).

Мы живём в одном времени. Но мы прислушиваемся к разным пульсам. Автор данного обзора в собственный мир погрузил пульс человека, обретшего ритм общего пульса элитарного общества, в котором…

...Прочтите об этом:glasses:, если возникнет желание:lol:.

:glasses: Единственные моменты, которые заслуживают положительные отклики — это технические описания и любовная линия главного героя с женщиной из противоборствующей стороны. А так, начало до 100-й страницы читается с «раскачкой». К середине спасает романтические вкрапления, поведанные с милым оттенком.:shuffle: Но дальше них текст не идёт. Он очень неполноценен в своём единстве. По прочтению этого текста можно догадатьсяч, что он получился из серединки-развязки — самой удачной — а потом (для завершения произведения) автор выдумал для него начала. И вот, именно-то начало и подкачало.

Моё виденье — читается увлекательно с 50-й по 150-ю страницу, а всё остальное, как на душу ляжет. Не считаю давать большую оценку такому роману, если для его прочтения нужно себя уговаривать. А именно это я и делал несколько раз.:insane:

:glasses: Прочёл я эту повесть в сборнике «Чёрный столб», обложку которого я не увидел на этом сервере.

Повесть, мне как молодому читателю (23 года), кажется чересчур испещрён терминологией и официальным жаргоном. Хотя авторы и пытались шутить, вставляя иронические нотки в акценты героев, но всё же он не заставляет вчитываться в него залпом. А сам сюжет конечно же ФАНТАСТИЧЕН. Неизвестная масса прямо из земли выходит наружу и опоясывает орбиту планеты, а конца ей — нет. Соглашусь — борьба с этим явлением описана абсолютно правдоподобно. Будто это в самом деле произошло в эпоху советского союза. Одно «НО». Описание работы журналистов, мне считается, не совсем правдоподобное. Какие-то они уж слишком добрые и учтивые, а главное понятливые до личной жизни всемирноизвестных людей. Но надо сделать ссылку, что писали авторы о тех журналистах, что работали в их эпоху, и мне судить о них непростительно. Возможно, сегодняшняя братия журналистов уже не те, о коих поведали в повести Евгений и Исай?

:glasses: Очень понравился рассказ. Даже удивил. Это образец талантливой фэнтези. И соглашусь с «Ank», что это схоже со стилем написания романтических приключений позапрошлых веков. Именно мне оно напомнило романы Рафаэля Сабатини («Морской разбойник» и «Скарамуш») и Эмилио Сальгари («Повелитель морей» и «Чёрный корсар»).

Читается рассказ увлекательно. Очень много можно подчеркнуть при создании собственного произведения в жанре фэнтези.

Фактор для появления продолжения серии «Катарсис» у Василия Головачёва явился соблазнительный. Если я ошибаюсь, то пусть меня поправят. А это, собственно, была премия «Большая книга», в которой и участвовала новая книга Головачёва «Ведич». Она является последней книгой, замыкающей цикл «Катарсис». Купил её только потому, что серия мне полюбилась, как я уже говорил. «Ведич» расстроил все мои ожидания. Автор не стал вписывать приёмы боевых искусств — и правильно — это лишняя информация, которые зрелые жюри восприняли бы как очередную «махачку» супергероя с влиятельными негодяями. Головачёв пытается философствовать, явно надеясь воздействовать на умы «мудрых голов» из числа членов жюри. Философия бед России у Головачёва сентиментальна и напыщена по своей форме. Большой уклон делается на религию, но впечатления у меня, что Головачёв не вырос, не «возмужал» (если хотите) после первых своих четырёх книг, а вернулся на стадию автора, который вносит в первые свои романы много напыщенности и философии для закрепления в умах первых читателей высокий статус своего писательского умения. Если не читать первых книг «Катарсиса», покупать ВСЕ первые кажется опрометчивым.

Будь я в положении того, кто из «Катарсиса» прочитал только «Ведич», отложил бы идею возвращаться к «истокам», а перешёл бы на разрекламированный «Смерш-2».

Всем, кто впервые для себя открывает Головачёва, даю рекомендацию приобрести для книжной полки первые две книги «Катарсиса» — «Человек боя» и «Поле боя».